- Любимая, - продолжал он, - мы шли из бара с моим дру… дру… другом, - Андрей рыгнул и уронил сигару. - И попали на демонстрацию. Я сказал омоновцам: “Вы поганые борзые Ельцина, который растоптал Россию… Ик!!”
Он возмущенно икнул.
- Ну так что? - спросила Лена, пытаясь прийти в себя после первого шока.
- Л-л-любимая, ик… Я геройски сражался с омоном, друг ударил с правого фланга, а с левого пошел в наступление весь народ, все поднялись на защиту отечества, партизаны схватили серпы и рогатки и ударили со стороны Бородина! Да, было время удалое, да говорят еще какое, недаром помнит вся Россия, как нежный друг врагов косил, богатыри не вы, а мы с Мишей Лермонтовым, потому как мы с ним ящик “Распутина” оглушили, а Распутин Гришка подставил Николая и всю его царскую семейку под вышку, и мы с бодуна провернули революцию, ик… За это надо выпить! Давай, наливай и пей с нами, любимая, пей, говорю тебе, кто не с нами тот против нас…
Он опять попытался подняться и поймать жену.
- Придурок, пошел ты к черту! - взвизгнула она. - Убирайся вон отсюда вместе со своим придурошным дружком!
- Не смей оскорблять моих друзей! - встал в позу Андрей. - Мои друзья гусары победили фашистов, а я, ты знаешь кто я? С кем ты имеешь честь р-р-разговаривать?! Я Спартак! Я топором рубил врагов и утопил всех в Чудском озере, всех до единого! Как свиней! И Гитлера вместе с ними!
- Плохо ты их топил, Гитлер-то живой, сидит себе на островах и пьет джин-тоник, - язвительно произнесла Лена.
- Зато Ельцин помер, - с хмельной доверительностью парировал Нежный. - Вместо него работает двойник с американской улыбкой, и мировая мафия дергает его за ниточки словно марионетку.
- Когда это Ельцин помер? - изумилась она, - ты что, охренел?
- Ну он не сейчас откинул копыта, а потом, в будущем, ему неудачно операцию забацали. Ты этого еще не знаешь, а я знаю, потому как я пророк…
- Нежный, ты совсем сбрендил! - взорвалась она. - Катись отсюда к своей мамочке, и чтоб больше я тебя здесь не видела!
- Сама катись к своему папочке, - заявил Андрей. - Мы с другом будем тут работать и отдыхать, а тебя сейчас в окно вышвырнем, чтобы не мешалась.
Ему удалось вылезти из-за стола и поймать жену. Она закричала и принялась отбиваться, пытаясь вырваться. Но супруг стиснул ее слишком сильно.
- Пусти, гад, кости переломаешь! - задыхаясь от боли и ярости, орала она.
Лестница меж этажами растянула гигантской гармошкой злые ребра ступеней, по которым кубарем катилась Лена, проклиная всех алкашей Вселенной и в первую очередь того, кто изобрел сей зловредный напиток. Потом она, словно помятая курица, давясь рыданьями, мчалась в опорный пункт милиции…
- Черт возьми, с чего ты взяла моду кидаться под колеса моей тачки! - вскричал Туркин, поднимая ее.
- Я даже ничего заметить не успела, - пробормотала Лена и заплакала навзрыд.
Федор вытер ей лицо носовым платком, стряхнул грязь с одежды.
- Ну, вот что, - ласково произнес он. - Прекрати лить слезы. - Он легонько подтолкнул ее к машине. - Сейчас заедем ко мне, выпьем чего-нибудь, ты отдохнешь, успокоишься и все мне расскажешь.
Через несколько минут Лена сидела рядом с ним в удобном кресле “джиппера». Все еще всхлипывая и утирая ладошкой слезы, она поглядывала на бегущую за ветровым стеклом ленту шоссе, пестреющую многоцветным потоком машин и рекламными щитами, на пешеходов, и на душе у нее светлело. Ей ни о чем не хотелось рассказывать.
- А давай заедем в бар, или в казино, - вдруг предложила она. - Нет, лучше остановись вон там. Возле дома киношников. Хочу сюда.
- Это закрытый клуб для актеров, - сказал Туркин, притормаживая у края тротуара. - Вряд ли нас пустят.
Он покорно распахнул дверцу машины.
Как ни странно, они спокойно прошли мимо вахтеров в фойе, и затем по лестнице, миновав узкий длинный коридор с фотографиями на стенах, прошествовали прямо в бильярдную. Охранники с мобильниками и оружием, оттягивающим карманы, пристально взглянули на вошедших.
Оба бильярдных стола, обтянутые зеленым сукном, были заняты. На одном из них седовласый красавец Борис Хмельницкий играл с Николаем Караченцевым, другой оккупировал какой-то мрачный тип, гоняющий кием шары в сосредоточенном одиночестве.
Хмельницкий вдруг оторвался от игры и окинул Лену взглядом ценителя женщин.
- Пойдем в другое место, - ревниво сказал Федор.
Обняв ее за шею и едва не придушив, он увлек спутницу из бильярдной - по коридору - в актерское кафе. Там было довольно свободно. Они сели в углу напротив барной стойки. Федор принес кофе с коньяком и бутерброды с икрой.
- Итак, сейчас ты мне расскажешь, что случилось. - Он выжидающе вскинул правую бровь.
- А ты мне расскажешь, что означает билебирда на дискете, - сказала Лена. - Старуха, птица, что там еще?
Федор нахмурился.
- Нет, ты объясни, - настаивала Лена. - Давай, давай, рассказывай.
Туркин закурил, и, тут же притушив сигарету, начал:
- Кровавая птица, это знак того, что Россия утонет в крови. Так и случилось. Если помнишь, птица хотела взлететь, но крылья завязли в плесе. Плес, это традиционная русская инертность, лень, алкоголизм, равнодушие к судьбе. Затем, клюв принял форму серпа. Серп есть символ Совдепии.
- Это ужасно. А при чем здесь старуха под желтым зонтом? - перебила его Лена.
Федор помрачнел.
- Старуха, вроде, прессу продавала, а? - припомнила Лена. - Это что, означает продажную желтую прессу, а? Ха-ха-ха! - расхохоталась она.
Федор улыбнулся.
- Я рад, что развлек тебя. Все еще хочешь в казино?
- Нет, хочу к тебе домой! - воскликнула Лена и капризно надула губки. - Хочу в гости!
На сей раз ей показалось, что “джиппер” едет бесконечно долго, тащится как черепаха. Она прижималась к широкому плечу Туркина, мешая вести машину. Она любовалась его резко очерченным профилем, его прекрасными иссиня черными, блестевшими подобно шелку, волосами, его длинными пушистыми ресницами. И чувствовала, как в ней самой поднимается и растет волна огромной неуправляемой страсти.
Федор припарковался возле подъезда.
- Вот здесь я живу, - тихо, с хрипотцой произнес он. Перегнулся и распахнул перед Леной дверцу машины. Она оробела. Ей стало страшно, захотелось выскочить и убежать, но удержало любопытство. Она растерянно вылезла из «Джиппера». Федор закрыл дверцы, и вдруг подхватил свою спутницу на руки и внес в подъезд. Не стал дожидаться лифта. Вверх по лестнице он почти бежал, прижимая ее к себе. Она зажмурилась, и открыла глаза уже у него дома. Она вздрагивала от его поцелуев, когда он внес ее в комнату и опустил на огромный пушистый ковер, целиком покрывающий пол. Она вздрагивала, когда он касался ее шеи, расстегивая платье. Ковер раскачивался словно облака под порывами ветра. Смутившись, она робко подняла глаза. И увидела ответный взгляд раскаленных, словно черные пески пустыни, зрачков. Он настойчиво и требовательно целовал ее… Все поплыло перед ее глазами, кровь гулко билась в висках. Федор покрывал поцелуями ее шею, неловкими пальцами расстегивал застежку бюстгалтера, с нетерпеливым стоном ласкал ее грудь, живот. Она постанывала от его неистовых ласк.
- Останови меня, - прорычал Федор. - Я не владею собой, останови меня…
В этот миг Лена поняла: вот она, настоящая, безумная любовь! Впервые в жизни она испытывает это чувство! Это и есть счастье!
Внезапно Федор отстранился и сдавленно сказал:
- Ты никогда его не бросишь!
В его голосе сквозила невыразимая мука.
- О чем ты? - изумилась Лена. - Неужто об Андрее? И поэтому ты был так холоден со мною в доме па?
- Да, - жестко сказал Туркин. - Я люблю тебя.
Она приподнялась на локте, тряхнула головой, разбросав по плечам каскады солнечных волос.
- Глупенький ты мой! - воскликнула она. - Неужели ты так ничего и не понял? Ну, дитя, даром что такой мощный. Ведь я ушла от мужа! Ушла! Он меня обидел!
Первое, что произнесла, когда вернулась в свою квартиру, были слова, с особой тщательностью приготовленные для Андрея:
