Все эти обстоятельства, скорее всего, и стали причиной горьких слов юноши. См. также п. 237.

Что касается отца, то, независимо от всевозможных разногласий с ним (особенно частых в 1912–1913 гг. — см. пп. 14, 19, 26), Есенин постоянно говорил о нем немало хорошего. По свидетельству Н. А. Сардановского, «даже в периоды полного разлада с отцом <…> приходилось слышать о нем от Сергея восторженные отзывы. По его словам выходило, что папаша его и красавцем был в молодости, и очень умен, и необычайно интересен как собеседник (я бы сказал, что Александр Никитич действительно даром хорошей разговорной речи обладал). Свой первый гонорар <…> Есенин целиком отдал отцу…» (цит. по: Есенин 6 (1980), с. 238).

…я уезжаю и адреса точного не могу тебе дать. — Отсюда следует, что комментируемое письмо написано перед отъездом Есенина из Константинова. В то же время в п. 6 (с. 13 наст. тома) есть такие слова: «Перед моим отъездом недели за две — за три у нас <т. е. в Константинове> был праздник престольний…» (который, как уже упоминалось, приходился на 8 июля). Из сопоставления этих фактов явствует, что данное письмо, бесспорно, написано в третьей декаде июля 1912 г. (скорее всего, ближе к концу месяца).

6. Г. А. Панфилову. До 18 августа 1912 г. (с. 12). — ВЛ, 1960, № 3, март, с. 130–131 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями и с датой: «Конец июля — начало августа 1912 г.»).

Печатается по автографу (РГБ), имеющему помету адресата: № 6.

Датируется, исходя из следующих соображений: здесь Есенин указывает не свой, а отцовский почтовый адрес («Москва. Щипок. Магаз. Крылова. Ал. Никит. Ясен., и для меня»), потому что в тот момент он еще не имел собственной московской прописки, полученной им 18 авг. 1912 г. (факсимиле хранящегося в ГАРФ документа с указанием этой даты — Прокушев-63, с. 144). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 12.

Письмо твое я получил. ~ Я вижу, тебе живется не лучше моего ~ не с кем разделить наплывшие чувства души…— Судя по этим словам, письмо, о котором идет речь, было ответом на не известное ныне письмо Есенина (по нумерации адресата — пятое). См. ниже, кроме того, коммент. к словам: «Здоровье мое после 20 лучше».

Г. Панфилов, в отличие от Есенина, жил с родителями, но, как в любой семье, и здесь не обходилось без размолвок. Отец Гриши А. Ф. Панфилов так написал Есенину после кончины сына об отношениях с ним: «Правда, у меня с ним иногда выходила неприятность и разногласие по религии, может быть, этим я его сильно оскорблял, но любил я его чистою и святою отцовскою любовью» (Письма, 194).

Я тоже не читаю, не пишу пока, но думаю. — Ср. с одной из рекомендаций Л. Н. Толстого: «Меньше читайте, меньше учитесь, больше думайте. Учитесь и у учителей и в книгах только тому, что вам нужно и хочется знать» (Круг чтения, 1, 30).

(Я сейчас в Москве). Перед моим отъездом недели за две — за три у нас был праздник престольний…— т. е. празднование явлению иконы Казанской Божией Матери, приходившееся на 8 июля. Приведенные здесь фактические данные позволили установить время написания двух предыдущих писем Есенина (пп. 4 и 5: см. коммент. к ним).

…к священнику съехалось много гостей на вечер. — О праздничных вечерах в доме константиновского священника о. Ивана (И. Я. Смирнова) Н. А. Сардановский вспоминал так: «Описание нашей деревенской жизни было бы неполным, если умолчать о том, как мы проводили престольный праздник — Казанскую. В дом дедушки <т. е. о. Ивана> приходили и приезжали многочисленные гости из окрестных селений. Преимущественно это были семьи духовенства, учительства и разных сельских служащих. Всего набиралось человек пятьдесят-шестьдесят. Молодежь еще днем затевала игры, ходила купаться. А вечером, после торжественного ужина, пела, танцевала. В ту пору мне казалось, что у нас бывало много интересных и талантливых людей» (Панфилов, 2, 98).

Был приглашен и я. — Это было далеко не первое посещение Есениным дома Поповых (деревенское прозвище семьи о. Ивана): он постоянно бывал там с десяти-одиннадцатилетнего возраста, о чем рассказывают Н. А. Сардановский (Восп., 1, 129), Е. А. Воробьева (Панфилов, 2, 95), упоминает Е. А. Есенина (Восп., 1, 36).

Там я встретился с Сардановской Анной (которой я посвятилстих<отворение> «Зачем зовешь т<ы> р<ебенком> м<еня>»). — Об А. Сардановской (Анюте) и ее взаимоотношениях с Есениным не раз говорится в его письмах к М. Бальзамовой (пп. 4, 11, 24); более подробно об этом см. пп. 61 и 70 и коммент. к ним. Указанное стихотворение неизвестно; в 1916 г. было опубликовано другое есенинское стихотворение «За горами, за желтыми долами…» (Еж. ж., 1916, № 4, апр., стб. 8) с посвящением: «Анне Сардановской» (текст — наст. изд., т. 1, с. 22–23). Впоследствии выходило без посвящения.

Она <А. Сардановская> познакомила меня с ~ Марией Бальзамовой ~ после трех дней она уехала и в последний вечер в саду просила меня быть ее другом. — Ср. п. 4 (первое письмо Есенина М. Бальзамовой после знакомства) и написанное после встречи стихотворение «Ты плакала в вечерней тишине…» (в составе п. 18 — наст. том, с. 31).

Эта девушка тургеневская Лиза («Двор<янское> гн<ездо>»)по своей душе. И по всем качествам, за исключениемрелигиозных воззрений. — В романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» (1859) дана такая характеристика его героини Лизы Калитиной: «Она была очень мила, сама того не зная. В каждом ее движении высказывалась невольная, несколько неловкая грация; голос ее звучал серебром нетронутой юности, малейшее ощущение удовольствия вызывало привлекательную улыбку на ее губы, придавало глубокий блеск и какую-то тайную ласковость ее засветившимся глазам. Вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного Бога восторженно, робко, нежно» (Тургенев И. С. Дворянское гнездо. СПб., 1909, с. 119).

Здоровье мое после 20 лучше. — Поскольку письмо написано до 18 авг. (см. об этом выше), то здесь имеется в виду 20 июля. Эта фраза, скорее всего, является ответом на вопрос Г. Панфилова о здоровье друга. По-видимому, этот вопрос был задан в связи с содержанием неизвестного ныне письма Есенина, на которое отвечал Г. Панфилов: может быть, Есенин поведал в нем другу о попытке самоубийства, описанной им также в п. 11 (см. с. 19 наст. тома).

Я недавно написал «Капли». Клеменов воскрес, но скоро умрет опять. <Далее следует текст стихотворения>. — В этих словах отчетливо ощутим оттенок иронии. Его смысл (без сомнения, понятный адресату письма) остается недопроясненным. Фамилия Клеменова со слов Есенина попала в печать еще при его жизни, когда Д. Бурлюк обнародовал изложение своей беседы с поэтом, состоявшейся в 1922 г. в Нью-Йорке. В этой публикации, в частности, есть слова: «…в школе преподаватель Клеменов — по образному выражению С. А. Есенина — „произвел установку души“. Клеменов первый давал наставления юному поэту идти колеями здравого влечения к бодрым темам: любить деревню, избы, коров; писать об эпосе земли и вечной поэме весеннего труда в полях» (газ. «Новое русское слово», Нью-Йорк, 1922, 7 окт., № 3542; цит. по: ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 238–239). Между тем среди известных в настоящее время школьных учителей Есенина (как в Константинове, так и в Спас-Клепиках) человека с такой фамилией нет. В автобиографии 1924 г., не назвав «должности» Клеменова, Есенин отметил другой аспект его наставничества: «Период учебы не оставил на мне никаких следов, кроме крепкого знания церковнославянского языка. <…> Остальным занимался сам под руководством некоего Клеменова. Он познакомил меня с новой литературой и объяснил, почему нужно кое в чем бояться классиков» (наст. изд., т. 7, кн. 1).

Не указывая на источник информации, Е. А. Динерштейн (ВЛ, 1960, № 3, март, с. 131–132) и вслед за ним В. А. Вдовин называют имя Клеменова (Иван), место его рождения (соседнее с Константиновом село Кузьминское) и утверждают, что тот, «приезжая на короткое время в деревню, вел революционную агитацию среди окрестных крестьян, <…> распространял народнические взгляды среди молодежи» (Есенин 6 (1980), с. 240), то есть был лицом политически неблагонадежным. Попытка обнаружить сведения о Клеменове в архивах Департамента полиции Российской Империи и Московского охранного отделения, располагающих обширными картотеками (ГАРФ) на указанных лиц, успехом не увенчалась — человек с таким именем и биографическими данными в этих картотеках не числится (сообщено Л. М. Шалагиновой).