Цитируя эту телеграмму со ссылкой на воспоминания В. И. Вольпина (ИМЛИ), Н. К. Вержбицкий произвольно датировал ее «январем 1925 года» (Вержбицкий, с. 86). Этой даты у Вольпина нет. Более того, в использованном Вержбицким источнике (авторизованной машинописи очерка В. Вольпина «О Сергее Есенине», хранящейся в ИМЛИ), о есенинской телеграмме сказано буквально следующее: «…№ 954-3, за 1925 г. Точной даты пока установить не удалось…».

…уезжаю Персию…— Это намерение не осуществилось по причинам, изложенным в следующей телеграмме (п. 204).

204. Г. А. Бениславской. 21 февраля 1925 г. (с. 202). — Вержбицкий, с. 86 (начало: «Персия прогорела» — и конец: «Везу много поэм»). Полный текст — Белоусов, с. 74.

Печатается по Хронике, 2, 171, с расстановкой знаков препинания. Об источнике текста см. коммент. к п. 200.

Датируется по помете в источнике текста, сообщенной публикатором: «Из Тифлиса от 21/II — 1925 г.» (Хроника, 2, 335).

Персия прогорела. — Речь идет о неудавшейся поездке в Персию (см. о ней пп. 197 и 198 и коммент. к ним).

Все Москве: Лившиц, Чагин. — И тот, и другой находились тогда в служебной командировке в Москве.

Я Тифлисе…— По воспоминаниям Вержбицкого, в Тифлисе Есенин пробыл одни сутки. «В конце февраля 1925 г., проездом из Батума в Москву, Есенин остановился у меня <…> он уезжал из Тифлиса, побыв здесь около суток…» (Вержбицкий, с. 91, 95). По-видимому, это ошибка памяти мемуариста, ибо Есенин должен был ждать в Тифлисе денег из Москвы до среды (Хроника, 2, 335).

…нужно к среде. — Ближайшая после 21 февр. среда приходилась на 25 февр.

205. Г. А. Бениславской. 26 февраля 1925 г. (с. 202). — Хроника, 2, 172.

Печатается по первой публикации. Об источнике текста см. коммент. к п. 200.

Датируется по первой публикации (обоснование датировки — Хроника, 2, 336) и по содержанию, особенно по началу фразы: «Выходите воскресенье встречать…», ибо Есенин действительно прибыл в Москву из Баку «в воскресенье» (п. 206), т. е. 1 марта 1925 г.

206. П. И. Чагину. Между 3 и 7 марта 1925 г. (с. 202). — НС, 1962, № 4, с. 188–189 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями).

Печатается по автографу (ГМЗЕ).

Датируется по содержанию в сопоставлении с п. 207 (см. реальный коммент.).

…давал тебе телеграмму…— Телеграмма неизвестна.

Приехал я в воскр<есенье>… — Т. е. 1 марта 1925 г. Встреча его с близкими людьми у поезда описана В. Ф. Наседкиным (Восп., 2, 303; более подробно — Материалы, с. 210).

…а ты уехал в понедельн<ик>. — Об отъезде адресата из Москвы в понедельник, т. е. 2 марта, здесь говорится в прошедшем времени, так что данное письмо, очевидно, было написано не ранее 3 марта.

Сочти с книгой. Если ничего не причитается — не надо…— Скорее всего, речь идет об окончательном денежном расчете с Есениным издательства газеты Бак. раб., где в конце дек. 1924 г. вышел его сборник Р. сов.

…вышли деньги мне за поэму, которую тебе посылаю — «Анна Онегина», и за дваст<ихотворения> «Персидские мотивы». — «Анна Снегина» была напечатана в Бак. раб. 1 и 3 мая 1925 г. Два стихотворения — это, вероятно, «В Хороссане есть такие двери…» и «Голубая родина Фирдуси..» (они были опубликованы в Бак. раб. 3 апр. 1925 г. с авторской пометой: «Март 25 года»).

«Анна Снегина» через два месяца выйдет в 3 № «Кр<асной> нови» ~ через два-три месяца ты увидишь ее на рынке отдельной книгой. — «Анна Снегина» была напечатана в четвертом номере Кр. нови за 1925 г. Отдельной книгой при жизни Есенина не выходила. Ср. со словами из письма от 6 марта: «Воронский в „Кр<асной> нови“. Поэма моя идет там» (с. 204 наст. тома). Из них явствует, что Есенин договорился с редактором Кр. нови о публикации поэмы не позднее этого дня, что и определяет верхнюю границу датировки комментируемого письма.

…ласкаво встрели…— Первое из этих слов — украинское (т. е. «ласково», «милостиво»), а второе — из рязанского диалекта (ср. со строкой из стихотворения Есенина «Сукин сын»: «Меня встрел молодой ее сын» — наст. изд., т. 1, с. 208). Возможно, это (или аналогичное) выражение употреблялось в общем для Есенина и Чагина дружеском кругу.

Данилову передай ~ я намереваюсь передать его рукописи в Госиздат. — Речь идет о рукописи сборника стихотворений М. Х. Данилова «Стезя» (см. п. 189 и коммент. к нему, а также Письма, 252 и 254). В Госиздате книга Данилова не выходила.

…Вардин ссыпался…— И. Вардин был отстранен от работы в Кр. нови по решению т. н. литературной комиссии при ЦК РКП(б) от 3 марта 1925 г. Подробности о создании этой комиссии и о ее работе см. в коммент. к п. 207.

207. Н. К. Вержбицкому. 6 марта 1925 г. (с. 203). — Есенин 5 (1962), с. 199–201.

Печатается по автографу (письмо — ГЛМ; конверт — РГАЛИ, ф. Г. В. Бебутова). На конверте три почтовых штемпеля: «Москва. 13.3.25. IX почтовое отд.». На его ретушированной фотографии (Вержбицкий, об. вкл. л. между с. 48 и 49) месяц в дате («13.7.25») ошибочен. Таким образом, письмо ушло в Тифлис спустя неделю после того, как было написано.

Дорогая дадя Коля! — Есенин пародирует орфографию адресованного ему письма Г. С. Назарова от 19 янв. 1925 г.: «Дорагая дадя Сирёж <…> дадя Коля» (Письма, 267).

Вот я и в Москве. — Есенин приехал с Кавказа в Москву 1 марта 1925 г.

Федя…— Возможно, Ф. Зорин. Адресат пишет об этом человеке как о «старом приятеле» Есенина, который «когда-то работал» с ним «в московской типографии Сытина» (Вержбицкий, с. 95).

Я буду здесь недолго ~ приеду на Кавказ. — 21 марта Вержбицкий отвечал: «Твоя идея вернуться на Кавказ хороша, только надо сейчас устремляться к Сухуму, Гаграм и т. п. Приезжай, вместе катнем» (Письма, 274). Есенин выехал из Москвы в Баку 27 марта.

О твоих делах вот что: всех поднял на ноги. Для библ<иотеки> у Кольцова не подойдет по коммерч<еским> соображ<ениям>, а в самом журнале пойдет. — Выполняя просьбу Вержбицкого, Есенин пытался устроить публикацию его произведений в центральных изданиях. Речь, в частности, идет о библиотечке журнала «Огонек», который вел тогда М. Кольцов. 21 марта Вержбицкий писал Есенину: «… спасибо тебе за хлопоты и память. Я знаю, как тяжело и неприятно заниматься чужими делами, тем более на расстоянии 3 тысяч верст. Я тебе этого никогда не забуду. Меня не огорчают первые неудачи. Это так естественно. В каждой редакции есть свои хорошо притершиеся люди, и они обеспечивают материалом больше, чем нужно. Кому какое дело до Вержбицкого, сидящего в Тифлисе. Надо дать что-нибудь исключительное, чтобы обратили внимание и зачесали в затылках. А меня на исключительное не хватает, тем более сейчас я ради хлеба пишу только в газету, хочу настукать денег, чтобы в конце мая поехать на два месяца отдыхать к морю» (Письма, 273–274). В следующем письме от 27 марта 1925 г. Вержбицкий продолжал: «Сую в конверт еще одну, только что состряпанную, еще тепленькую вещичку „Лед на голову“. Она очень трогательна, смешна и современна. Мой жанр. Я думаю, что от этого пустячка даже по коммерческим соображениям не откажется Кольцов. Пусть тиснет в „Огоньке“. А те три, что я послал для библиотечки, пусть считаются за мной» (Письма, 276; о каких трех рассказах идет речь, неизвестно; рассказ «Лед на голову» — З. Вост., 1925, 29 марта, № 839 — в центральной печати не появился, и позднее автор включил его в свою кн. «Тифлисские рассказы», [Тифлис, 1926], с. 60–65). Далее в этом же письме Вержбицкий просит: «Сереженька, помоги мне. Не забывай меня. Напиши мне: кому, что и как посылать. Смерть хочу печататься!» (Письма, 276).

С «Прожектором» тоже говорил. — Отвечая Есенину 21 марта 1925 г., Вержбицкий заметил: «В „Прожекторе“ поднажми, потому что рассказ я им послал неплохой и с пролетарской идеологией» (Письма, 274; о каком рассказе идет речь, неясно).