Привет Сене и всем, кто не продал шпаги наших клятв и обещаний. — Речь идет о С. А. Полоцком и других членах ленинградского «Воинствующего ордена имажинистов». Здесь реминисцированы строки стихотворения М. Ю. Лермонтова «Воздушный корабль» (1840): Другие ему изменили И продали шпагу свою. (Лермонтов М. Ю. Сочинения. Изд. 5-е. М.: А. С. Панафидина, 1912, стб. 138).

211. Н. Н. Накорякову. 27 марта 1925 г. (с. 207). — НС, 1962, № 4, с. 189 (публ. Е. А. Динерштейна).

Печатается по подлиннику (ИМЛИ), исполненному рукой В. Ф. Наседкина; подпись и дата — рукой Есенина.

Адресат письма, член правления Государственного издательства РСФСР, в 1925 г. заведовал отделом художественной литературы издательства.

Я уезжаю на Кавказ…— Дата под текстом комментируемого письма совпадает с днем отъезда Есенина из Москвы в Баку.

Дело с альманахом «Поляне» представляю себе ~ Наседкиным. — Последний вспоминал: «В первой половине марта Есенин заговорил об издании своего альманаха. Вместе составляли план. Часами придумывали название и наконец придумали:

— Новая пашня?

— Суриковщина.

— Загорье?

— Почему не Заречье?

— Стремнины?

— Не годится.

— Поляне.

— По-ля-не… Это, кажется, хорошо. Только… вспоминаются древляне, кривичи…

Остановились на „Полянах“. На другой день о плане сообщили Вс. Иванову. Поговорили еще. Редакция: С. Есенин, Вс. Иванов, Ив. Касаткин и я — с дополнительными обязанностями секретаря.

Альманах выходит два-три раза в год с отделами прозы, стихов и критики. Сотрудники — избранные коммунисты-одиночки и „попутчики“.

Прозаиков собирали долго. По замыслу Есенина, альманах должен стать вехой современной литературы, с некоторой ориентацией на деревню. Поэтов наметили скорей: П. Орешин, П. Радимов, В. Казин, В. Александровский и крестьянское крыло „Перевала“.

Пошли в Госиздат к Накорякову. „Основной докладчик“ — Есенин. Я знал, что Есенин говорить не умеет, поэтому дорогой и даже в дверях Госиздата напоминал ему главные пункты доклада.

Но… ничего не помогло. Вместо доклада вышла путаница. Накоряков деликатно, как будто понимая все сказанное, задал Есенину несколько вопросов. Но с альманахом ничего не вышло. Есенин через две недели опять уехал на Кавказ, поручив Вс. Иванову и мне хлопотать об издании» (Восп., 2, 304–305).

…надеюсь, что вы окажете всемерное содействие ~ делу. — Резолюция Н. Н. Накорякова на письме: «В июле, с оплатой в июле и августе, можно принять один сборник без обязательств продолжать и в зависимости от конкретного представленного материала. Предложение интересно, и можно и нужно держать в орбите внимания. 18. V-25. Н. Накоряков» (Есенин 5 (1962), с. 377, с исправлением по подлиннику). Судя по дате этого заключения, комментируемое письмо поступило в Госиздат РСФСР почти через два месяца после того, как его подписал Есенин. Почему оно было передано по назначению не сразу, — неизвестно.

Осенью 1925 г. Есенин возвратился к мысли о выпуске периодического издания. На этот раз речь шла о журнале с широкой программой. Как вспоминал И. Грузинов, «для первого номера журнала предполагалось собрать следующий материал: статья Д. Кончаловского о современной живописи; репродукции с картин П. Кончаловского, А. Куприна, В. Новожилова; стихи Есенина, Грузинова, Наседкина» (Восп., 1, 379).

Всем этим издательским начинаниям Есенина не было суждено реализоваться.

212. Г. А. Бениславской. До 8 апреля 1925 г. (с. 208). — Хроника, 2, 181–182.

Печатается и датируется по первой публикации (с расстановкой знаков препинания). По свидетельству В. Г. Белоусова, ее источником был список, сделанный В. И. Вольпиным (Хроника, 2, 342). Местонахождение этого списка неизвестно.

Позвоните Бабелю, чтоб он заехал в Баку. — Весной и летом 1925 г. Бабель в Баку не приезжал.

213. Г. А. Бениславской. 8 апреля 1925 г. (с. 209). — Есенин 5 (1962), с. 204–205 (с неточностями и купюрой).

Печатается по фотокопии автографа (ИМЛИ). Письмо написано на служебных бланках «Редактор газеты „Бакинский рабочий“».

Полностью публикуется впервые.

Не писал, потому что болен ~ легкие в порядке, но горло с жабой…— Ответное письмо Бениславская написала только 4 мая, т. к. на Пасху была в Константинове: «Сергей дорогой, поберегите же Вы себя. У Вас плеврит, кровь, а Вы лечитесь?

И, вероятно, больным собираетесь в Персию.

С кем и как?

Узнайте сначала, не вредно ли Вам туда. Не делайте глупостей. Я тоже далеко от Вас, и мне Вас убедить еще труднее.

Но все же: если есть в этом мире что-нибудь дорогое Вам — ради этого поберегите, не мучайте себя. <…> Что у Вас? Мне Вы писали — жаба, а теперь я узнала — плеврит» (Письма, 279–280).

…присылайте немедленно 200. — В письме от 4 мая Бениславская сообщала: «Ну, а деньги Вам выслали сразу, как получили» (Письма, 280).

…я должен лететь в Тегеран. — Поездка в Персию не состоялась (см. пп. 179 и 180). Бениславская в ответ писала: «На днях Флеровский едет в Персию (через 2–3 дня), подождите его. Сергунь, родной, если решите ехать — подождите, поедете вместе с ним, ведь он к Вам очень хорошо <относится> и с ним интереснее будет» (Письма, 280).

Прошу Вас не относиться ко мне, как это было в Батуме…— Есенин имеет в виду свои безответные просьбы о высылке денег (см. пп. 200–204). Бениславская вспоминала, что в это время деньги за книгу ОРиР получали «по 20–30 руб. <…> и с долгами расплатиться <…> не удалось. А тут С. А., писавший сначала, что он на Кавказе обеспечен и что ему присылка не требуется, телеграмму за телеграммой: „Высылайте денег“» (Материалы, с. 39; подробнее о трудностях Есенина с деньгами в 1924–1925 гг. — Материалы, с. 36–40).

Я хочу проехать даже в Шираз ~ Там ведь родились все лучшие персидские лирики. — Н. К. Вержбицкий вспоминал, что в Тифлисе у Есенина оказался в руках томик «Персидские лирики X–XV веков» в переводе академика Ф. Е. Корша и он «не хотел расставаться с ним. Что-то глубоко очаровало поэта в этих стихах. Он ходил по комнате и декламировал Омара Хайяма», читал и перечитывал Саади и Руми (Восп., 2, 221).

Позвоните Толстой, что я ее помню. — Судя по помете О. К. Толстой на листке перекидного календаря ее дочери 23 апр. 1925 г. («Звонили: <…> Галина Артур<овна>» — ГМТ), Бениславская попыталась выполнить эту просьбу Есенина. Однако С. А. Толстую она тогда в Москве не застала — та была в Ясной Поляне.

У меня ведь была сестра (умершая) Ольга…— Речь идет о сестре Есенина Ольге, которая умерла в возрасте трех лет (сведения С. П. Есениной по воспоминаниям А. А. Есениной).

…лучше их в 1000 раз…— Эти слова Есенина продиктованы «кровным» чувством, большой любовью и заботой прежде всего о старшей из сестер. Г. А. Бениславская вспоминала по этому поводу: «В марте 1925 г. С. А. приехал с Кавказа и, заметив, что Катя небрежно учится, испугался, что ничего из нее не выйдет. Стал резко и грубо ей говорить: „Ты как думаешь, не пора ли на свои хлеба? А? Я тебе больше денег не стану давать. До осени живи, а там, пожалуйста, сами заботьтесь. Шурку я шесть лет буду учить и кормить, а тебе пора уж самой думать“.

К Кате у С. А. была какая-то болезненная, тревожная любовь. Он знал, что они во многом похожи друг на друга, как близнецы, что воспринимают и чувствуют почти одинаково. Знал свои ошибки и страшно боялся повторения их Катей. Кроме того, он не раз говорил, что он имел право на многое, потому что знал себе цену, а ей этого нельзя. На мои утверждения (я тогда очень верила „в Катю“, в ее одаренность и ум), что Катя умная, не раз говорил: „Нет, хитрая она. Всё в ней — хитрость, а не ум. Я не такой — я все-таки хороший, а она всё хитрит, хитрит“. Разговорами о деньгах он хотел заставить ее задуматься о будущем и испытать ее гордость. Однажды после такого разговора с Катей, повторявшегося последние месяцы изо дня в день, он сказал мне: „Нет, нет, она не такая, как я, как вы, как Шурка. Она — паразит“» (Материалы, с. 78–79).