— По сведениям, которые я получил, — сказал Ланкастер, — полиция собирается в ближайшее время вызвать его на допрос. Видно, у них есть кое-какой материал.

— Быть не может!

— Я зря говорить не стану. Вот что, святой отец, я с ним больше не увижусь, так что поговорите с ним сами. Надо научить его уму-разуму, не то дело может обернуться плохо. Тогда он ушел на свидание как раз в тот момент, когда в семинарии делали этот дурацкий снимок. На этом его хотят поймать. Пусть скажет, что эту группу он сфотографировал сам и, естественно, не мог оказаться на снимке.

— Конечно, конечно, я так и передам. Ваш совет, как всегда, прост и гениален.

Департамент полиции потребовал, чтобы священ ник церкви святого Гильома отец Торбэк явился в первый отдел департамента для дачи показаний.

С этого момента и началась борьба между следственными органами и орденом в Японии.

Сначала руководители миссии отказались прислать Торбэка в полицию, заявив, что если японским властям необходимо снять с него показания, то пусть делают это в церкви.

Конечно, полиция могла арестовать Торбэка — косвенные улики против него были достаточно веские. Однако арест иностранца, да еще служителя культа, мог вызвать дипломатические осложнения. Поэтому департамент привлекал Торбэка по делу как «важного свидетеля».

После продолжительных препирательств церковь уступила, она дала согласие на явку Торбэка в полицию. И только после допроса в департаменте поняли, почему церковь так тянула с этим. Она в эти дни не теряла времени даром.

Следствие не располагало никакими вещественными доказательствами, поэтому надо было добиться от Торбэка чистосердечного признания в совершенном преступлении, причем главным своим козырем полиция считала отсутствие у Торбэка точного алиби. Но подозреваемый перехитрил своих обвинителен. Пока тянулся спор между церковью и полицией, где будут снимать показания, святые отцы приняли все необходимые меры.

Торбэк предстал перед следователем в сопровождении адвоката-японца, исповедовавшего ту же веру, что и священник.

Протоколы допроса сохранялись в тайне. Даже газетчикам не удалось узнать в эти дни ничего конкретного.

Торбэка вызывали в департамент полиции три дня подряд.

Сначала его попросили рассказать свою биографию со дня рождения и до прибытия в Японию. Это была обычная процедура при допросе, но Торбэк сразу занял оборонительную позицию.

Когда, наконец, разговор зашел о его местопребывании в ночь убийства, Торбэк перетрусил. На большинство вопросов он отвечал, что не понимает их, и каждое слово смотрел в словаре, потом совещался с адвокатом и только тогда отвечал.

Допрос вели два представителя полиции: начальник первого отдела Ниита и руководитель оперативной группы Сайто. Вопросы задавал в основном Сайто.

Когда упомянули об алиби, Торбэк насторожился. Сайто особенно детально хотел знать, где был Торбэк с трех часов второго апреля и до утра четвертого апреля.

Против ожидания на эти вопросы Торбэк отвечал без колебаний. Он без запинки называл людей, которые в определенное время были вместе с ним. Однако Сайто смущало, что все названные им свидетели были членами ордена святого Василия, или священники, или прихожане. Казалось, что это вполне естественно, поскольку сам Торбэк был священником. Да, но ни одного свидетеля, который не был бы связан с церковью!

Когда же следователь начал спрашивать о взаимоотношениях Торбэка с убитой, бойкость у Торбэка пропала. Он стал сбивчиво объяснять, что эти отношения не выходили за рамки того, что положено между верующей и священником.

Ему задали вопрос, бывал ли он с убитой в гостинице «Кикуцуру». И тут Торбэк после долгих проволочек, наконец, сказал, что действительно он бывал там с убитой, но все это были религиозные свидания и ничего порочащего девушку он сказать не может.

Допрос затянулся.

Торбэку несколько раз предлагали кофе, но он не выпил пи глотка, хотя у него явно пересохло в горле.

Следствию необходимо было получить слюну этого «важного свидетеля», чтобы установить его группу крови. В лаборатории все было наготове. Только бы он пригубил кофе. Результаты анализа могли стать решающими для следствия, так как оно уже располагало данными, устанавливающими, какую группу крови имел преступник, владевший женщиной незадолго до убийства. В лаборатории с нетерпением ждали слюну Торбэка, чтобы сравнить данные анализов.

Однако Торбэк не притрагивался к чашке, хотя было видно, что его мучает жажда. И напрасно его уговаривали выпить кофе, он решительно отказывался.

Вскоре выяснилось, что Торбэк воздерживается и от хождения в туалет. За все время допросов — а они длились долго — ом ни разу не вышел в уборную.

Сайто удивлялся. Неужели этот молодой патер знает, что и по моче можно определить группу крови?

Каждое показание Торбэка тщательно проверялось. Все названные им свидетели подтверждали сказанное им.

Следователь попробовал поймать его, спросив, почему его пет на фотографии, снятой во время торжества в семинарии.

— Ничего удивительного, — спокойно ответил Торбэк, — ведь группу фотографировал я сам.

В пользу Торбэка показывали все, кто присутствовал на торжестве в семинарии. Все заявляли, что Торбэк ни на минуту не отлучался с того вечера. Итак, этот козырь полиции тоже был бит.

На последнем допросе, когда Ниита объявил Торбэку, что он свободен, вмешался адвокат. Он спросил, означает ли это, что у полиции больше никаких претензий к священнику Торбэку пет.

Ниита ответил утвердительно.

Торбэка больше в полицию не вызывали, однако и Ниита и Сайто были убеждены, что убийца стюардессы Торбэк. Все косвенные улики подтверждали это. На допросах тянул с ответами, часто менялся в лице. А когда вопросы были особенно каверзными, он буквально дрожал от страха и машинально крестился. А посещение гостиницы вместе с убитой? Странное место для душеспасительных бесед! Более того, полиции были уже известны связи святых отцов с загадочным коммерсантом Ланкастером, судя по всему, занимавшимся контрабандой наркотиками. Таким образом, по-видимому, тут дело не в любовной трагедии. Пути церковнослужителей, Ланкастера и убитой скорее всего перекрещивались в сфере контрабандной торговли. Возможно, тут будет вскрыта целая организация, втянувшая в это дело служащих авиакомпании, группу агентов и все миссионерские учреждения ордена святого Василия, а не только церковь святого Гильома.

Не внушали доверия и свидетельские показания, которые давали священнослужители и прихожане церкви святого Гильома. Эти люди были связаны между собой одной веревочкой, именуемой уставом ордена святого Василия.

Однако тут ничего нельзя было поделать. По японским законам только родственники обвиняемого не могут выступать в качестве свидетелей. Свидетели же Торбэка не приходились ему родственниками, и их показания имели юридическую силу.

Как только кончились допросы, Торбэк сразу же лег в больницу, принадлежавшую тоже ордену. Обслуживающий персонал больницы сплошь был из иностранцев.

Этот ход Торбэка только укрепил полицию в убеждении, что убийца стюардессы не кто иной, как молодой патер.

Журналисты моментально пронюхали, что Торбэк лег в больницу. Однако врачи строго-настрого запретили всякие свидания с ним, ссылаясь на тяжелое состояние больного. На вопрос, чем же болен молодой священник, им ответили, что у него нервное истощение и ему необходим полный покой.

Тем временем руководители церкви святого Гильома не сидели сложа руки. Отец Билье неоднократно посещал свою старую знакомую, которая в свое время приняла такое горячее участие в истории с сахаром и муж которой пользовался большим влиянием в правительственных кругах. Эта супружеская чета имела много высокопоставленных друзей. Отец Билье очень рассчитывал на их помощь, и его расчеты оправдались. Церковь получила мощную поддержку. Да и как могло быть иначе. Ведь речь шла о спасении не одного какого-то беспутного патера, а всего ордена. Окажись патер на скамье подсудимых и попади он в тюрьму, ордену святого Василия грозил бы полный крах. А этого она допустить не могла. Ведь они тоже были приверженцами этого ордена.