Сэцуко чуть не заплакала, снова и снова перечитывая письмо, написанное с большим старанием японской азбукой.

Слава богу! Слава богу! Торбэк нашел в себе мужество отказать брату. Значит, ее доводы возымели свое действие, значит, не зря она старалась.

«Милый Бэк! — мысленно обратилась она к любимому. — Спасибо тебе! Спасибо за то, что нашел в себе силы внять голосу разума. Мой мужественный, смелый человек! Это бог направляет нас, чтобы мы не свернули с истинного пути!»

Она оживилась. Все представлялось ей теперь в розовом свете. День был сумрачный, холодный, но ей казалось, что небо голубое и солнце шлет на землю яркие лучи.

«Надо будет обязательно отблагодарить как-то этого двоюродного брата, — подумала она, — хорошо, что он перестал настаивать». Раньше такое желание даже не могло прийти ей в голову. Но сейчас это стало просто необходимостью. Надо обязательно встретиться с этим человеком!

Да и Торбэк об этом пишет. Брат все прекрасно понял и сам хочет с ней познакомиться. И дело тут не в одном Торбэке. Ведь этот человек устроил ее в авиакомпанию, а это было, по-видимому, нелегко.

«Он заинтересовался тобой». Сэцуко невольно улыбнулась.

Наверно, Торбэк расписал ее, как мог. И какая она красивая, и какая добрая, и какая хорошая! Ну, ничего, она постарается предстать перед его братом в своем самом лучшем виде.

Сэцуко взглянула на часы. Шел четвертый час.

Она занялась туалетом. Нужно, конечно, подкраситься, но в меру, чуть-чуть. И ресницы, и брови, и губы… И она со всей тщательностью принялась за дело.

Осмотрев себя в зеркале, Сэцуко осталась довольна.

Потом она надела свой синий костюм. Этот костюм ей больше всего идет. Итак, все в порядке. Выглядит она недурно.

Удивительно, как приятно становится на душе, когда проходит тревога. Сегодня даже приводить себя в порядок было как-то особенно легко и радостно.

И Бэк, должно быть, тоже спокоен. Он так мучился в последние дни. Она с трудом выносила его страдания. Ведь он иностранец и совсем не умеет скрывать своих чувств.

Но, слава богу, сейчас все позади.

К ее Торбэку опять, наверно, вернулась безмятежная ласковая улыбка. Как она любит его улыбку! Когда он улыбается, обнажая красивые, ровные зубы, на щеках у него образуются милые ямочки, а голубые глаза ласково щурятся…

Сэцуко попыталась представить себе его двоюродного брата, с которым ей предстояло познакомиться. Наверное, она ему понравится, и Торбэк будет рад.

Однако ей, кажется, пора! Она заглянула в сумку — все необходимое лежало на месте. Она уже со-биралась выйти из комнаты, когда ее взгляд упал на письмо Торбэка, лежавшее на столе. Она положила письмо в сумку. Теперь, кажется, все.

Сэцуко спустилась по лестнице.

В это время, услышав ее шаги, проснулась хозяйка. Ребенок еще спал, и молодая мать встала почти бесшумно. Она вышла в переднюю и там столкнулась с Сэцуко.

— Уходите?

Как и любая молодая женщина, она с интересом разглядывала нарядно одетую квартирантку.

— Да, хочу немного пройтись.

— Какая вы красивая! — невольно вырвалось у хозяйки, но в ее голосе прозвучали ревнивые нотки. Она немного завидовала Сэцуко.

— Спасибо за добрые слова, — просто поблагодарила Сэцуко и опять улыбнулась.

— Далеко собрались?

Сэцуко на мгновение замялась.

— К… двоюродному брату. Иду на свидание с двоюродным братом.

Сэцуко переехала сюда совсем недавно, и хозяй-ка еще не знала ничего о ее жизни и о родных. Поэтому свидание с двоюродным братом не вызвало у нее недоумения.

— Ну и хорошо! Отдохните, повеселитесь, — сказала хозяйка и вышла в коридор, чтобы проводить девушку.

Сэцуко казалась сегодня веселее обычного. А много ли надо молодой девушке для хорошего настроения! Одеться получше, навести красоту да погулять…

Хозяйка провожала Сэцуко глазами, пока за девушкой не захлопнулась дверь.

В последнюю минуту она, словно вспомнив что-то, спросила:

— А ночевать придете?

— Право, не знаю. — Сэцуко задумалась, склонив голову набок. Потом добавила: — Наверно, приду. Правда, может быть, очень поздно, но приду. Ну уж, если очень задержусь, тогда, пожалуй, останусь у тети.

— Ну и хорошо, — одобрила хозяйка. — А то знаете, в нашем районе поздно ходить страшновато, лучше уж подальше от греха, оставайтесь у тети.

— Наверно, так и сделаю, — весело ответила Сэцуко. — До свидания.

Ее изящная фигурка скрылась за дверью.

— Всего хорошего.

Больше хозяйка свою квартирантку живой не видела.

Сэцуко шла по улице, провожаемая восхищенными взглядами соседей. Тем, кто ее уже знал в лицо, было известно лишь одно — эта девушка работает стюардессой.

Вот и старушка, что сидит в табачной лавке на углу, тоже знает, что Сэцуко работает стюардессой.

В табачной лавке было пусто. Старушка, как всегда, сидела на своем обычном месте у входа и не отрываясь смотрела на Сэцуко. Вдруг Сэцуко, словно о чем-то вспомнив, подошла к лавке.

У входа в лавку находился телефон-автомат. Старушка видела, как девушка опустила в аппарат монету. К счастью, в лавке покупателей не было, и старушка слышала весь разговор.

— Тетя, — сказала Сэцуко в трубку. — Сегодня ведь юбилей дяди, а я совсем забыла. Когда начнется банкет?

Потом она помолчала, слушая ответ.

— Да-а? — По ее лицу пробежала легкая тень. — В таком случае я, может, немного опоздаю. Но к восьми обязательно буду… Да, у меня срочное дело, и я, видно, опоздаю. Очень прошу меня извинить. Ну, всего хорошего!

Сэцуко повесила трубку.

Старушка посмотрела на девушку. Их взгляды встретились. Сэцуко поздоровалась. Старушка совсем растерялась и низко поклонилась.

Ветер был холодный, небо хмурое, но вот из-за туч выглянуло солнце. Старушка с восхищением смотрела на удаляющуюся девушку. В солнечных лучах ее стройная фигурка казалась воплощением красоты и молодости.

В электричке народу было немного — состав шел не к центру. Сэцуко села в середине вагона. Вскоре за окном потянулись поля, вдали медленно проплывали богатые особняки. Деревья под теплым весенним солнцем уже раскрывали почки. Скоро зацветет сакура. Вот из-за ограды дома, стоявшего у железнодорожного полотна, вынырнуло персиковое дерево, осыпанное розоватыми цветами.

Сэцуко раскрыла книгу, но читать не хотелось. Она положила книгу на колени и посмотрела в окно. За окном мелькали уже зазеленевшие поля. Все чаще, наплывали перелески и рощи. Между ними то тут, то там пестрели крестьянские домики и новые жилые дома.

Вот среди полей сверкнула вода.

Рядом с Сэцуко сидела девочка. Она прижалась лбом к стеклу и не отрываясь смотрела в окно. Увидев реку, девочка крикнула:

— Мама, речка!

Молодая женщина, занятая вязанием, бросила быстрый взгляд в окно.

— Да, — сказала она и опять занялась вязанием.

— А как называется эта речка?

— Генпакудзи, — равнодушно ответила мать.

Сэцуко взглянула на часы. Было чуть больше четырех.

Через двадцать минут Сэцуко сошла на маленькой станции.

У станции начиналось широкое шоссе. Дорога эта существует со времен Эдо[9]. Сейчас по ней сплошным потоком двигались машины. Сэцуко быстро перешла на другую сторону и свернула на боковую дорогу.

Вот наконец и семинария ордена святого Василия. Над деревьями возвышалась остроконечная башня, на ней в лучах заходящего солнца сиял крест.

У семинарии толпились люди. Торбэк говорил ей, что сегодня тут состоится церемония посвящения в сан нового священника. Очевидно, ради этого торжества и собрался народ. Ведь это тоже своего рода праздник.

Сэцуко прошла мимо семинарии. Торбэк назначил встречу в полукилометре от нее.

У развилки Сэцуко вошла в рощу и стала поджидать Торбэка в условленном месте. Вдруг ударил колокол, за ним другой, третий… Благовест! Мелодичные звуки полились по округе. Сэцуко перекрестилась.