Господин Ланкастер часто покидает Токио. Он много разъезжает по торговым делам, и поездки его длятся довольно долго. Ездит он то в Гонконг, то на Манилу, то в Каир, то в Корею. Видно, его торговая деятельность очень обширна.

Перед каждой поездкой и сразу же по возвращении в квартире господина Ланкастера появляются священники ордена святого Василия. По-видимому, господин Ланкастер горячий приверженец этого ордена.

Но почему господин Ланкастер запирает дверь на ключ, когда у него бывают святые отцы? И разговаривают они в самом укромном уголке квартиры, придвинувшись друг к другу вплотную, да и то шепотом.

И странно, во время этих бесед господин Ланкастер ведет себя со святыми отцами как хозяин, а ведь святые отцы сами привыкли держаться со своей паствой — какое бы высокое положение ни занимала она в миру — как наставники. Но здесь почему-то роли меняются.

Встречаются они чаще всего поздно вечером.

Святые отцы украдкой ставят машину у бокового крыла фешенебельного здания, где живет господин Ланкастер, озираются по сторонам и осторожно толкают толстую стеклянную дверь подъезда. Затем они поднимаются по широкой мраморной лестнице на третий этаж, стараясь пройти незамеченными, и тихо стучат в дверь двадцать шестой квартиры.

В двери сбоку устроен «глазок». Взглянув в него, хозяин квартиры устанавливает личность посетителя и только после этого открывает дверь. Здесь и днем бывает тихо, а уж ночью тут, словно в вакууме, стоит звенящая тишина.

Господин Ланкастер.

Это имя надо запомнить. Вот уже в течение нескольких лет он руководит деятельностью церкви святого Гильома, но, разумеется, не церковной.

После войны американский фонд LARA присылал в Японию много товаров, в том числе и одежду, предназначавшуюся для пострадавших детей. Эту одежду распределяли среди населения различные религиозные организации. Но вряд ли кто догадывался, что ношеная детская одежда, поступавшая в адрес ордена святого Василия, предварительно вспарывалась в специальном помещении церкви святого Гильома и из нее извлекали некий, более выгодный «товар». И только после этого ее отдавали для распределения.

Что же скрывалось в одежде? Что можно было и имело смысл зашивать под подкладку, чтобы не привлечь внимания? Во-первых, конечно, то, что легко укрыть, а во-вторых, то, что стоит дороже одежды.

Господин Ланкастер был опытным коммерсантом, он знал, что больше всего приносит прибыль. И не случайно священнослужители церкви святого Гильома посещали господина Ланкастера в его роскошной квартире тайком и лишь глубокой ночью.

Торбэк тоже часто посещал господина Ланкастера.

Он являлся сюда в мирской одежде, оставляя сутану в доме Ясуко.

Казначейские дела отнимали у Торбэка массу времени, но он продолжал встречаться с Сэцуко.

Иногда это бывало в лесу, ночью, иногда в той самой гостинице, где они провели свой первый вечер.

Прислуга гостиницы принимала Торбэка за американца. Держался он с горничными приветливо, иногда угощая их жевательной резинкой или шоколадом.

Сэцуко же считали здесь женщиной определенной профессии. Еще бы, кто же придет в гостиницу с иностранцем? И все же она была как-то не похожа на тех женщин. Уж очень у нее было нежное и невинное лицо. Да и держалась она не нагло, как те, а удивительно робко и застенчиво. Все это в сочетании с непринужденностью Торбэка производило приятное впечатление на гостиничную прислугу.

Сэцуко просто молилась на Торбэка. она была готова посвятить ему всю жизнь, хотя, разумеется, знала, что на брак со своим возлюбленным рассчитывать не может.

Иногда они устраивали своп встречи в доме Ясуко.

Как-то Сэцуко пришла туда, условившись с Торбэком, что он будет там ее ждать, но, к удивлению, застала там одного отца Билье. Он сидел за столом и что-то писал.

— Здравствуйте, отец Билье! — краснея, поздоровалась Сэцуко. Ей было неприятно, что этот священник является свидетелем их встреч, и она решила тотчас же уйти.

— Добрый вечер, присаживайтесь, пожалуйста. — На лице священника появилась приветливая улыбка. — Ясуко скоро придет.

Сэцуко заколебалась. Если она уйдет, они с Торбэком могут разминуться. Да и неудобно как-то сразу бежать.

Отец Билье говорил по-японски очень хорошо. Он начал рассказывать что-то смешное, и Сэцуко осталась.

Время, назначенное Торбэком для встречи, прошло, а его все не было. Не появлялась и Ясуко.

Сэцуко забеспокоилась.

— Вы кого-нибудь ждете? — спросил отец Билье и, прищурившись, посмотрел на Сэцуко.

— Да, — Сэцуко опустила глаза.

— Торбэка?

Сэцуко покраснела.

— О, Торбэк способный молодой священник. Вы, наверно, его очень уважаете.

— Да, очень!

— Что ж, он прекрасный молодой человек, мы возлагаем на него большие надежды. Церкви нужны такие люди. — И отец Билье стал подробно перечислять достоинства Торбэка.

Сэцуко было приятно, что этот почтенный патер так расхваливает ее возлюбленного. У нее даже увлажнились глаза. А отец Билье, забыв о своей работе, продолжал расхваливать молодого собрата.

— Пить даже захотелось, — вдруг сказал он. — Кажется, я слишком увлекся.

— Я принесу воды, — предложила Сэцуко.

— А вы знаете, где ее здесь найти?

Сэцуко развела руками.

— Я вам покажу, где кухня. — Отец Билье поднялся.

Странный дом. Днем он заперт. Сейчас свет горит только в одной комнате, где они сидят. Все раздвижные двери между комнатами плотно сдвинуты.

Отец Билье показал Сэцуко кухню, но, когда она попыталась туда пройти, на нее зарычала овчарка.

От страха Сэцуко приросла к месту.

— Ой! — невольно вырвалось у нее.

— Не бойтесь, — сказал Билье и прикрикнул на собаку.

Но Сэцуко боялась сдвинуться с места. И вдруг она почувствовала, что Билье обхватил ее сзади. Не успела она охнуть, как он запрокинул ей голову и впился поцелуем в ее губы.

Наступила осень.

В церкви святого Гильома особых перемен не произошло, только вот отца Городи внезапно по указанию главы миссии епископа Мартини перевели в Осака.

Вскоре после этого Мартини вызвал к себе Торбэка.

— Ну как, брат Торбэк, — обратился к нему Мартини, — все ли у тебя в порядке?

— Да, ваше преосвященство, все в порядке, — почтительно ответил Торбэк.

— А как связь с господином коммерсантом?

— В порядке.

— Ты еще молод, — сказал епископ наставительно. — Будь осторожен. И еще раз осторожен! Осторожность никогда не бывает излишней. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, ваше преосвященство.

— Брата Городи нет больше в Токио. Это повышает твою ответственность. Это тебе тоже понятно?

— Да.

— В случае каких-либо затруднений советуйся с отцом Билье.

— Я всегда так поступаю.

Торбэк стоял перед главой миссии в почтительной позе, чуть-чуть склонившись.

— Одну церковь — на Синбаси — полиция уже привлекла к ответу за спекуляцию долларами.

Епископ поднялся из-за стола и заходил по ком, — нате. Он был явно не в духе.

— Это большой промах, — сказал он таким тоном, словно в этом виноват был и Торбэк. — В той церкви старшего священника понизили в сане, а отца казначея освободили от обязанностей и назначили на черные работы. Но разве этим делу поможешь? Попались они из-за пустяков. Еще раз повторяю, брат Торбэк, надо быть очень осторожным.

Мартини подошел к нему, встал рядом и остановил на нем строгий взгляд.

— Твоя ответственность очень велика. Ты не имеешь права делать промахов, иначе повторится то же самое, что в церкви на Синбаси. Малейшая ошибка грозит непоправимой бедой. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Да.

— Ну и прекрасно, — заключил епископ. — Все это я говорю тебе с одной лишь целью: чтобы в дальнейшем ты был еще осторожнее и внимательнее. А связь с господином коммерсантом прошу осуществлять по-прежнему.

Когда Торбэк вышел из кабинета епископа, возле него как из-под земли вырос отец Билье.