— Папа, милый папа! Не невольте меня, я не хочу замуж, — умоляющим голосом, со слезами на глазах проговорила княжна-красавица.

— Что это такое? Слезы?.. Оставь Наташа, ты знаешь, я этого не терплю; будь благоразумна, дитя мое, и верь, что я забочусь о твоем счастии. Графа Аполлона Ивановича я нахожу для тебя блестящей партией; я уже изъявил ему свое согласие, тебе остается подтвердить его. Ни слез, ни возражений, чтоб я не видал и не слыхал! Завтра приедет граф, ты его примешь; он тебе сделает формальное предложение. Ты, как благоразумная девушка, предложение это примешь, это мое непременное желание. Слышишь ли, Наташа, — непременное!

— Хорошо, папа, я… я… исполню ваше желание.

— Я знал это, Наташа, ты послушная дочь. Ты будешь счастлива с графом Аполлоном.

— Папа, об одном я вас только прошу и умоляю, не торопитесь свадьбой. Дайте мне еще пожить с вами, не отталкивайте меня от себя.

— Бог с тобой, Наташа, кто тебя отталкивает? Повторяю, я забочусь о твоем счастьи. Относительно свадьбы: ее можно отложить на полгода и более.

На другой день приехал граф Баратынский и сделал официальное предложение княжне Наталье Платоновне.

Княжна, бледная, как смерть, дрожащим голосом ответила, что принимает предложение, и протянула старому графу руку, которую тот страстно поцеловал.

И таким родом граф Аполлон Баратынский и княжна Наталья Платоновна стали жених и невеста.

Князь Полянский хотел было отложить свадьбу на несколько месяцев, но жених-граф на это не соглашался и просил ускорить свадьбу.

— Не томите меня так долго, князь, нареченный мой тестюшка! К чему откладывать счастье, когда оно так близко?

Я покорнейше бы вас просил сыграть свадьбу в этом мясоеде, — промолвил граф Баратынский.

— Едва ли, граф, успеем: ведь мясоеда осталось только пять недель.

— Что же? Времени довольно. Через три-четыре недели назначаем свадьбу, а благословение хоть на днях.

— Ох, тороплив же ты, граф Аполлон Иванович!

— Повторяю, ваше сиятельство, зачем же откладывать счастье? Я так полюбил княжну, что ни сказать, ни описать своей любви я не в состоянии.

— И не надо, граф. Хорошо. Благословение мы назначим на этой неделе, ну а свадьбу, как ты хочешь, придется отложить.

— Зачем откладывать, ваше сиятельство?

— Не успеем. Да и княжна меня просила отложить свадьбу.

— Что делать? Придется немножко потерпеть.

Назначен был день обручения.

Богатый и родовитый граф Аполлон Иванович Баратынский проживал, как уже сказано, в своей роскошной подмосковной усадьбе «Райки».

Усадьба эта находилась верстах в пятнадцати от Москвы и по-своему местоположению, весьма красивому и живописному, вполне оправдывала свое название.

Огромный каменный дом-дворец с колоннами, с портиками служил немалым украшением усадьбы.

Прямо от дома шла густая аллея до самых ворот графской усадьбы.

Ворота каменные со львами, которые в своих лапах держали герб князей Баратынских.

Чугунная решетка красивой работы отделяла огромный сад графа от парка, разбитого по-английски.

В саду было очень много мраморных статуй итальянской работы, много затейливых мостиков, перекинутых через рвы и ручейки, всевозможных архитектурных стилей беседок.

В саду же находился очень красивый и поместительный каменный театр, в котором графские крепостные, под руководством немецких и итальянских балетмейстеров и капельмейстеров, разыгрывали различные балеты и пантомимы.

Граф Аполлон Иванович был страстный балетоман. В корифейки обыкновенно выбирались самые красивые девушки из окрестных сел и деревень, принадлежащих графу.

Бедных Акулек, Машек и Сашек отрывали от семьи, увозили в графскую усадьбу и отдавали «в переделку» балетмейстерам.

И эти Акульки, Сашки и Машки по прошествии трех мучительных для них лет появлялись перед графскими гостями в позах различных воздушных фей, сильфид, пастушек и так далее.

Графские гости награждали их громкими аплодисментами, дарили им конфеты и прочие сласти. Но как горько становилось от этих сластей бедным отторгнутым от семей девушкам.

Из своих корифеек и балерин граф составлял себе гарем и угощал своих гостей различными вакханалиями и афинскими вечерами.

Грубый, требовательный в отношении к своим крепостным, он подчас даже бывал жесток.

Присутствуя на репетициях, он собственноручно хлестал длинным хлыстом своих корифеек и балерин за дурное исполнение какого-нибудь мудреного па, и нередко на репетиции звуки оркестра заглушались рыданием и горьким плачем.

Доставалось от графа и крепостным музыкантам за какое-нибудь малейшее отступление.

Вообще, граф Аполлон Иванович не любил баловать своих крепостных, и барская расправа на конюшне происходила чуть не всякий день. Граф Баратынский в царствование Елизаветы Петровны занимал довольно видное положение при дворе, и продолжалось это в течение многих лет.

В конце своего царствования Елизавета Петровна невзлюбила графа Баратынского.

Всесильные недруги графа воспользовались этим и стали наговаривать на него, находя во всем его недостатки, так что графу Аполлону Ивановичу пришлось проститься с Петербургом и с двором и, подобно князю Полянскому, уехать в Москву.

Старый холостяк, увидя юную красавицу, княжну Наталью Платоновну, «воспылал» к ней чуть не юношескою любовью.

Корифейки и балерины ему, как видно, прискучили, и вот граф Баратынский решил жениться на княжне-красавице.

Получив согласие князя Полянского, он сделал формальное предложение и самой княжне.

Вот какими словами ответила княжна Наталья Платоновна на выспреннюю, чуть не ораторскую речь своего жениха.

— Граф, я должна принять ваше предложение: этого хочет мой папа.

— А вы? Вы сами, княжна?

— Вы хотите, граф, чтобы я вам ответила откровенно?

— Ну, разумеется.

— Так знайте, что я становлюсь вашею невестою против своего желания. Я не могу вас любить, граф, простите. Вы желали услыхать от меня откровенность, вы узнали ее.

— Как ни тяжело отозвались ваши слова на моем сердце, но надежда на будущее укрепляет меня, ободряет! — меняясь в лице, проговорил старый холостяк.

Он никак не ожидал услышать от княжны такие откровенные слова.

— Вы надеетесь на будущее, граф? На какое? — после некоторой задумчивости спросила у него княжна.

— Я надеюсь заслужить вашу любовь, княжна Наталья Платоновна!

— Не надейтесь, граф.

— Как? — широко раскрывая от удивления глаза, воскликнул Баратынский.

— Я вас никогда не полюблю.

— Послушайте, княжна…

— Не сердитесь, граф. Вы сами вызвали меня на откровенность.

— Однако эта откровенность, княжна, заходит за пределы.

— Что делать? Я должна была вам это сказать.

— Но я все же надеюсь, княжна, заслужить вашу взаимность. Я сознаю, что стар для вас, но это нисколько не помешает любить вас и угождать вам. Я окружу вас своим вниманием, вы будете моею повелительницею. Малейшее ваше желание будет моим законом. И этим, княжна, я надеюсь заслужить хоть маленькое ваше расположение, а за расположением придет и любовь.

— Вы слишком самонадеянны, граф. Пока еще можно, граф, откажитесь от меня. Разве мало в Москве красивых, знатных девушек? Выберите себе другую.

— Вы жестоки, княжна! Я люблю вас, одну вас, а вы говорите о другой.

— Полноте, граф! В ваши лета серьезной любви я не допускаю. Вы любите меня как красивую вещь, как игрушку.

— Что вы говорите, княжна?

— То, что подсказывает мне мое сердце. Так вы не хотите, граф, от меня отказаться?

— Разве от блаженства отказываются?

— Повторяю вам: я не люблю вас.

— А я также повторяю вам, княжна, что я заслужу вашу любовь.

— Но что ж мне делать, что делать! — как-то беспомощно, со слезами на глазах воскликнула княжна.

— Покориться судьбе, княжна.