Едва только проснулся князь, как Григорий Наумович все подробно рассказал, что удалось ему услыхать и узнать из разговора сторожей.

Князь Платон Алексеевич немало был удивлен этому открытию и обрадован.

— Я нисколько не сомневался, что утонувший был не Серебряков… Я не понимаю, зачем бригадир Рылеев просил, чтобы я признал утопленника за Серебрякова, неужели только затем, что ему хотелось прикончить дело о его розыске, — выслушав своего камердинера, проговорил князь.

— Смею доложить вашему сиятельству, что у бригадира на то другая была причина, — робко промолвил старик камердинер.

— Ты думаешь?

— Так что, ваше сиятельство…

— Какая же?

— Смею доложить вашему сиятельству, не бригадиру Рылееву помешал Сергей Дмитриевич Серебряков…

— А кому же?

— Его превосходительству Григорию Александровичу Потемкину…

— Что ты говоришь, старик! — воскликнул князь Платон Алексеевич, удивленный словами своего камердинера.

— Сущую правду докладываю…

— Чем же может Серебряков помешать Потемкину?.. Серебряков офицер, а Потемкин — теперь всесильный вельможа… Я думаю, тебе ведомо, Григорий Наумович, про то?

— Так точно-с… А все-таки офицер Серебряков был большой помехою генералу Потемкину.

— Вот как… Да в чем, в чем?

— Не смею о том доложить вашему сиятельству.

— Нет, уж зачем… если ты начал говорить, то договаривай…

— Наша княжна Наталья Платоновна почти объявлена с согласия вашего сиятельства невестой Сергея Дмитриевича…

— Ну, ну, далее?

— А его превосходительство Григорий Александрович этого не желает.

— Что такое? Да ты с ума сошел, старик! Что за дело Потемкину до моей дочери?

— Видно, есть дело, ваше сиятельство…

— Ты, старик, говоришь, что-то загадочно… Я, знаешь, этого недолюбливаю и никаких обиняков не допускаю… Прямо говори! Ну! Подозреваешь ты в чем Потемкина, так?

— Так точно, ваше сиятельство.

— В чем же?

— В любовных чувствах к нашей княжне-голубушке, — как-то быстро, не переводя дух, выговорил старый камердинер, наклонив виновато свою голову; он испугался своих слов и стоял ни жив ни мертв.

— Вот как, старик, и ты догадался, что Потемкин неспроста к нам ездил, — спокойно промолвил князь Полянский, к удивлению Григория Наумовича. Старик камердинер ждал вспышку страшного гнева, ждал, что князь набросится на него, станет расспрашивать…

— Так точно, ваше сиятельство.

— Неужели Потемкин осмелился явно выказывать свои чувства к моей дочери? Какая дерзость, и какая оплошность с моей стороны, что я принимал у себя этого наглеца!.. При мне, впрочем, Потемкин и виду не подавал… А то бы я давно вышвырнул его из моего дома, как гадину какую… Я догадывался и сомневался в своей догадке… Да, да, теперь понятно, почему Потемкин и меня уверить старался, что утопленник не кто иной, как Серебряков… Разговор двух мужиков, подслушанный тобой, старик, поможет нам вычеркнуть Серебрякова из списка мертвых. Я постараюсь отыскать его и назло Потемкину женю на своей дочери…

С появлением рассвета стала начинаться и жизнь в усадьбе помещика Егора Пустошкина.

Дворовые лениво принимались всякий за свои обычные работы и дела.

Проснулся и сам Пустошкин.

Первым его делом было спуститься вниз к своим «гостям».

Он извинился перед князем Платоном Алексеевичем о вчерашнем своем поступке.

— Пожалуйста, князь, простите моему сумасбродству… Что поделаешь, уж таким я человеком уродился на Божий свет, такой у меня нрав… Самому совестно своего нрава…

— Надеюсь, теперь вы держать нас у себя не будете и отпустите с миром? — с улыбкою спросил князь Полянский у Пустошкина.

— Сердечно желал бы, князь, чтобы вы у меня погостили, но если вам не угодно…

— Прежде чем уехать, я хотел бы, господин Пустошкин, переговорить с вами об одном для меня важном деле…

— Я вас слушаю, князь.

Князь Платон Алексеевич рассказал в кратких словах о злой участи Серебрякова, о тех больших несчастиях, которые принесла Серебрякову любовь к княжне Наташе, о том, как князь решил было выдать за него княжну…

— Вдруг несчастный Серебряков исчезает неизвестно куда; меня уверяют, что он утонул. Кажут мне какого-то утопленника и говорят, что это Серебряков; я не верю, не признаю, мне доказывают… и знаете ли, государь мой, нынешнею ночью мой старик камердинер случайно подслушал разговор двух ваших сторожей, и из их разговора видно, что тот утопленник, в котором признали офицера гвардии Серебрякова, не кто иной, как из ваших крепостных солдат Захарыч, — такими словами закончил князь Полянский свой рассказ.

— Да, да, князь, совершенно верно, утонул в Неве отставной солдат, бывший мой крепостной… И я немало тому удивился, когда мой же крепостной дворовый Илья, находившийся вместе с Захарычем в Питере, свидетель смерти Захарыча, пришел и рассказал мне, что солдата хоронили с почестями, приличными офицерскому званию… Я, признаться, не поверил Илье, думал спьяну брешет, поругал его. Но, оказывается, говорил он правду… Захарыча приняли за другого…

— И сделано это с умыслом, государь мой…

— Если, князь, с умыслом… то какая же это подлость!.. Я не знаю Серебрякова, но мне его жаль… и я охотно бы помог ему, если бы было возможно!

— Что же, помогите, — с милой улыбкой проговорила находившаяся при разговоре отца с Пустошкиным княжна Наташа; ей понравились слова Пустошкина, сказанные от чистого сердца.

Княжна немало обрадовалась, когда узнала про разговор двух сторожей об утопленнике; она была теперь уверена, что Серебряков и не думал тонуть и что схоронили совсем другого.

— Повторяю, княжна, я готов… только научите меня, как помочь вашему жениху, что я должен делать?!

— Надо разыскать его, напасть на след…

— Да, да, я пущусь на розыски, я сделаю доброе дело… Клянусь, княжна, я отыщу вашего жениха живым или мертвым.

— Спасибо, спасибо вам! — проговорила княжна, тронутая словами Егора Пустошкина, и протянула ему руку.

Пустошкин с чувством ее поцеловал.

— Ну, стало быть, мир заключен, — с улыбкою промолвил князь Платон Алексеевич.

— Заключен, князь, заключен, — весело ему ответил Пустошкин.

— Теперь вам остается только примириться с моей сестрой, а то она вас чуть не за разбойничьего атамана почитает.

— Что же, пожалуй, княжна и права, вчерашний мой поступок с вами, князь…

— Не станем поминать вчерашнее, государь мой… «Кто старое помянет, тому глаз вон».

— Как вы добры, князь, и за это я постараюсь напасть на след вашего нареченного зятя… Я отыщу его и выведу наружу подпольные козни его врагов, кто бы они ни были, я сниму с них маску лжи и притворства… Только прошу вас, князь, все, с малейшими подробностями, рассказать мне об офицере Серебрякове, это необходимо для его розыска.

— Охотно, государь мой, охотно…

— Пойдемте, князь, ко мне наверх, там нам никто не помешает, — проговорил Пустошкин и повел князя Полянского к себе.

Князь Полянский и княжны остались еще на некоторое время в богатой усадьбе помещика Егора Пустошкина.

Дорога утомляла не совсем еще оправившуюся от болезни старую кцяжну Ирину Алексеевну, да и княжна Наташа нуждалась тоже в отдыхе; немало она выстрадала, когда услыхала, что Серебряков утонул в Неве.

Хозяин-помещик был вежлив и предупредителен со своими сиятельными гостями; особенно же Егор Захарыч был внимателен и предупредителен к княжнам.

— Натали, я принуждена раскаяться в своих словах, я… я просто их стыжусь… Я называла нашего милейшего хозяина атаманом разбойников… Представь мое заблуждение и ошибку, — говорила племяннице княжна Ирина Алексеевна. — Мне просто совестно смотреть в глаза Егору Захаровичу… Положим, я извинялась.

— Полноте, тетя, Пустошкин не злопамятен, он нисколько на вас не сердится.

— А ты почем знаешь… Разве ты с ним говорила относительно меня?..