Не столько он ехал по своему делу, сколько ради поручения Серебрякова; не хотелось старому Даниле, чтобы из его дома «чужим» уехал Серебряков; Данило полюбил своего гостя, имел большое желание с ним породниться — дочку свою красавицу выдать за него, хоть о своем желании он никому не говорил.

О разговоре, происшедшем между Ольгою и Серебряковым, старый Данило ничего не знал; ни жена, ни дочь про то ему не сказали ничего.

— Ну, прощайте, жена и дочка милые. Ждите меня с гостинцами. Не пройдет и шести недель, как я назад вернусь, — проговорил Данило, обнимая Марью Ивановну и Ольгу.

— А ты, Сергей Дмитриевич, не считай себя в моем дому за гостя, а будь полным хозяином. Под твою охрану отдаю жену свою и дочку. Блюди их и на время будь вместо меня. О том прошу и кланяюсь тебе усердно, — обратился Данило к Серебрякову и низко, чуть не до земли, ему поклонился.

— Будь покоен, Данило. Твоя жена и дочь найдут во мне защитника, — обнимая радушного хозяина, промолвил Серебряков.

— Я на тебя надеюсь. И ты, жена, и ты, дочка милая, сердечная, смотрите на Сергея Дмитриевича не как на гостя, а как на близкого родича и полного здесь хозяина.

— Мы на него и то смотрим, как на близкого своего родича, — за себя и за мать ответила отцу Ольга.

— В Москве я буду, отыскать, мне дом князя Полянского или не надо? — спросил Данило у Серебрякова, подчеркивая нарочно свои слова.

Прежде, чем на это ответить, Серебряков как-то невольно посмотрел на Ольгу.

Глаза красавицы горели пылкой любовью.

— Как хочешь, Данило. Пожалуй, и не надо, — тихо ответил он.

— Ладно, так и знать будем. И молодчина ты у меня-, дочка, право, молодчина! — Данило погладил ло голове улыбавшуюся милой улыбкой Ольгу и съехал со двора.

Старик Данило без особых приключений прибыл в Москву и остановился на постоялом дворе, на Тверской-Ямской улице. Он первый раз в Москве и, отдохнув с дороги., принялся за обозревание этого векового города.

Москва своим красивым местоположением привела в восторг Данилу.

Особенно же произвел на него сильное впечатление священный Кремль, эта колыбель всей земли Русской.

Данило побывал во всех кремлевских соборах, видел все достопримечательности Кремля.

Несколько раз принимался он бродить по большим улицам и площадям; ему хотелось увидать всю Москву.

Данило узнал, где находится дом князя Полянского и отправился по указанию к этому дому-двору.

У ворот на скамье сидел один из княжеских дворовых и грыз от нечего делать семечки.

Данило подошел к дворовому и попросил дозволения с ним сесть «отдохнуть».

— Садись, места хватит.

Одет Данило был по-дорожному, просто, и дворовый принял его за крестьянина или за посадского.

— Чей это дом будет? — спросил Данило.

— Князя Платона Алексеевича Полянского, — ответил ему дворовый.

— А сам князь-то дома?

— Ни князя, ни княжен нет; весь дом пустой.

— А где же князья?

— В Питере… А тебе зачем?

— Так я спросил…

— То-то так больно любопытен, — сердито промолвил княжеский дворовый.

— А ты, любезный, винцо пьешь? — спросил у него с улыбкой Данило и полез в карман.

— Ну, пью…

— И табак покуриваешь?

— Курю, да отстань, надоел!

— Так вот тебе на винцо и на табак…

Данило дал дворовому тривну серебра; гривна развязала дворовому язык; он стал много словоохотливее и ласковее.

От него старик Данило узнал; что князь Полянский с обеими княжнами, то есть с сестрой и с дочерью, уж пошел второй месяц, как выбыл в Петербург, и в Москву вернутся еще не скоро.

— А дочка-то княжеская замужем или нет?

— Нет, еще в девицах. А уж ей давным-давно перевалило за двадцать лет, — тихо ответил Даниле дворовый.

— Что же она не выходит, неужели женихов нет? — дознавался Данило.

— Как не быть… Свахи все пороги отбили… Княжна невеста, почитай, первая во всей Москве, по богатству приданого, по знатности, ну, и по красоте тоже…

— Так отчего же она не выходит?

— Слышь, у княжны жених был, сердечный дружок, офицер молодой, гвардейский, бравый, собой красота писаная…

— Ну, ну…

— Да родом, слышь, не вышел и по богатству не под стать нашей княжне… Княжна говорит «хочу за офицера замуж», а князь-то как притопнет на нее «не сметь, — говорит, — выходи за того, кого я подыщу». И подыскал дочке старого, некрасивого графа… Наша княжна в слезы… тут и началась история, братец ты мой. Офицерика-то князь возьми да припрячь под замок, значит, посадил… Слушай, прохожий, зачем это все тебе я рассказываю, и к чему все-то знать тебе? — спохватившись, с досадою проговорил княжеский дворовый, вставая.

— Проходи своей дорогой, чего расселся, — добавил он, повернувшись спиной к Даниле.

А тому знать больше нечего; он встал и, обращаясь к дворовому, с улыбкою проговорил:

— Прощай, паренек, спасибо за рассказ, — и пошел прочь от княжеского дома.

Дворовый не преминул послать ему вслед ругань.

Данило пробыл в Москве с неделю и отправился на своих же лошадях, отдохнувших вдосталь, в Петербург.

Добравшись до северной столицы, Данило несколько дней отдыхал и никуда не выходил; продолжительная дорога утомила старика.

Потом принялся он хлопотать по делу своего брата; хлопот было немало, но все же они увенчались успехом благодаря деньгам. Даниле пришлось «тряхнуть мошной».

Устроив свое дело, Данило отправился в полк, в котором служил Сергей Серебряков, чтобы выполнить возложенное на него Серебряковым поручение, то есть узнать, как в полку говорят об его отсутствии.

Данило пришел в казармы, его направили в полковую канцелярию.

Там он застал одного только писаря, который, сидя за простым столом, «строчил» какие-то бумаги; большое гусиное перо быстро бегало у писаря по синей бумаге.

Писарь не обратил никакого внимания на вошедшего Данилу и продолжал писать.

Старик и кашлял, и слегка постукивал ногою об пол, чтобы обратить на себя внимание писаря; наконец решился с ним заговорить и подошел к столу.

— Дозволь спросить, господин писарь!

— О чем? — с досадою проговорил писарь, отрываясь от своего дела и поднимая сердитые глаза на Данилу.

— О гвардейском офицере Сергее Дмитриевиче Серебрякове, служившем в вашем полку.

— Не знаю, — отрывисто ответил писарь и принялся опять «строчить» по бумаге.

— Как не знаешь, господин писарь?

— Да так и не знаю… между господами офицерами такого у нас нет.

Данило понял, что писарю надо развязать язык, для чего он полез в карман и, кладя на стол полтину серебра, — по тому времени монета была не малая, — проговорил:

— Сделай милость, господин писарь, наведи справку об офицере Серебрякове.

Со стола серебряная монета моментально исчезла и нашла себе пристанище в кармане писаря, который вдруг стал внимателен и предупредителен с Данилою и усадил его на стул.

— Сейчас, сейчас я наведу справочку, а пока присядь, почтеннейший. Говоришь, офицер нашего полка Серебряков, так? — суетливо спросил у Данилы писарь. Он достал из шкафа толстую шнуровую книгу и стал быстро перебирать ее листы.

— Так, так, почтеннейший, офицер Серебряков точно служил в нашем полку; вот его графа, тут весь послужной список офицера Серебрякова вписан, вот, — писарь в подтверждение своих слов ткнул свой жирный палец на одну из страниц книги.

— А теперь разве не служит у вас Серебряков? — спросил у писаря Данило, притворяясь, будто ничего про него не знает.

— Может, и теперь служит, только не у нас, почтеннейший, — с глупою улыбкой ответил писарь.

— А где же?

— Там, на небе, где нет ни печали, ни воздыхания.

— Как, разве офицер Серебряков?..

— Помре…

— Как, не может быть, не может быть!

— Если грамотен, то читай, — писарь опять ткнул пальцем в раскрытую книгу.

— Читай ты, господин писарь, читай…

— Ну, слушай, почтеннейший, написано так: такого-то года, такого-то месяца и числа. Из реки Невы вытащено тело утопшего некоего человека… после тщательного осмотра медиками утопшего и на основании свидетельских показаний было признано и удостоверено, что утопший офицер гвардии Сергей Серебряков…