Оглядев место сражения, гномы увидели, что их усилия пошли прахом: длиннющие камышовые трубки были изломаны в щепки, которые уныло плавали на поверхности воды, ни к чему больше не пригодные. Все надо было начинать сначала. Хорошо хоть мешки, уложенные Ныром под камень, остались на своем месте. Дернув за веревку, гномы дали знать наверх, что они живы и их можно поднимать.
Первой из дыры показалась голова Колпака. Гномы тут же схватили его за плечи и в порыве бурной радости с громкими криками неистового ликования стали подкидывать вверх. Та же участь постигла Мизинчика и Ныра. Эта героическая троица летала до тех пор, пока Вед не прикрикнул на гномов, призвав их к порядку и сдерживанию чувств, как это подобает лесным жителям.
– Наше дело не закончено, – строго сказал он, – придется многое начать сначала, так что расслабляться нечего. – И тут же отправил несколько гномов вниз за новыми камышовыми трубками.
Когда солнце преодолело полуденную высоту на небосклоне, на горе появились гномы, посланные Набом. Они принесли большие корзины со всякой всячиной, чтобы поддержать силы победителей руса. Здесь была не только простая привычная еда, но и специально приготовленная местными знахарями, возбуждающая энергию, придающая силы, лишающая страха, рождающая уверенность в каждом гноме, который ее испробует. Большинство из собравшихся на горе ничего такого ни разу не едало, потому что было нище и босо, к тому же никогда не помышляло о подвигах и славе, а жило обычной жизнью рабочего гнома, перебиваясь тем, что можно бесплатно и без больших трудов добыть в лесу. Все они голодной стаей набросились на корзины, засовывая в рот то, что удалось захватить в сражении с другими.
Ныру его большая голова и маленький рост на этот раз сослужили добрую службу. Он своим абсолютно круглым тараном раздвигал соперников и проскакивал между их ногами, выхватывая самые лакомые кусочки. Насытившись, он приберег кое-что еще и про запас, и теперь, лежа на горячих камнях, тяжело дыша из-за перегруженного желудка, бдительно следил, чтобы у него из-под бока не умыкнули его добычу.
Мизинчик и Колпак с недоумением смотрели на эту свалку тел возле вожделенных корзин. По их понятиям, настоящий гном должен быть сдержан, уметь переносить голод и делиться с другими, не вырывая кусков у них изо рта.
Смоту не позволил участвовать в дележе еды, во-первых, его статус Смотрителя за порядком вещей, требующий необычности поведения, которое бы создавало вокруг его персоны завесу таинственности, а, во-вторых, он и не такое едал.
Ведом руководили его принципы. Он никогда не пригубливал напитков и не пробовал кушаний до захода солнца, так как считал, что лучше всего думается на голодный желудок – сытый ум ленив. А силы, уверенность, бесстрашие он находил не в корзине с едой, а в своем мужественном сердце.
Сидя на пропитанном солнечной энергией камне, Вед молча и с непонятной окружающим грустью смотрел на раскинувшуюся перед его взором даль. Мир вокруг струился и сверкал радостно-карнавальными красками, переливался золотом и серебром, щедро выставляя свои красоты на всеобщее обозрение, как бы призывая: «Пользуйтесь! Владейте! И будьте счастливы!» Но Вед не чувствовал себя счастливым, потому что жил в другом измерении: красота природы не привлекала его. Еще недавно он был всецело поглощен бытием царства гномов, ища гармонию в отношениях между мыслящими существами, но разочаровался в своих поисках, пришел к печальным выводам о тщетности попыток утвердить справедливость и порядок среди них. Теперь его ум углубился в невидимое, в тайну, понять существование которой, а тем более раскрыть ее возможно только усилиями духа.
Смот тоже уселся на камень и устремил свой взгляд к другому берегу озера, завороженно наблюдая за падением воды с его крутого склона. Он молчал, боясь потревожить работу деятельного ума Великого Ученого. Колпак и Мизинчик от нечего делать пристроились рядом, прямо над обрывом, свесив ноги вниз. Мизинчик не мог долго молчать, поэтому, выдержав паузу, насколько позволил ему его нетерпеливый язык, он выпалил вопрос, не дававший ему покоя с самого утра.
– А почему Наб выпустил вас из скалы, а вдруг вы убежите?
– Он знает, что мне незачем бежать, – коротко ответил Вед.
– А почему он знает? – вопросы в голове Мизинчика возникали молниеносно и так же молниеносно из нее вылетали.
– Потому что для меня не существует запоров. Все, которые есть у народа Малой Луны, придумал я. И мне ничего не стоит их отпереть. Если я до сих пор не ушел, значит, и не хочу уходить.
– А почему народ называется Малой Луны и почему вы не хотите отпирать замки, если можете? – любопытству Мизинчика нет предела. Но Смот, почувствовав, что Вед не расположен к беседе, приструнил этого бестактного чужака:
– Много будешь знать – скоро состаришься, – насмешливо сказал он. Но Мизинчика не так уж просто было остановить:
– Так значит, вы такой старый, потому что много знаете? – теперь его интерес был обращен к Смоту. Конечно, если бы рядом не было Веда, Смот бы наверняка расправил плечи, выпятил грудь, сделал многозначительное выражение на лице и заявил, что знает все на свете. Однако присутствие Ученого смущало его, и он, неопределенно пожав плечами, пробормотал, что кое в чем он, конечно, осведомлен, но должен держать это в тайне.
– А почему… – попробовал Мизинчик продолжить беседу, но Колпак вскочил на ноги, дернул приятеля за рукав и увлек его к толпе других гномов, бурно обсуждающих какое-то событие.
– Ты что, забыл о проклятии? – шепотом произнес он Мизинчику на ухо. – Хочешь, чтобы Вед нас сглазил.
– А что я такого сделал? – возмутился Мизинчик, не чувствуя за собой никакой вины.
– Ты задавал вопросы, на которые Вед не хотел отвечать, – объяснил Колпак. – И он вполне от досады мог лишить тебя, например, языка.
– Ну да…– Мизинчик живо представил себе, что больше никого ни о чем не спросит, и ему стало скучно. Он погрустнел, и, как это ни странно, в голове его сделалось пусто. – Качан какой-то, – пробормотал он и пошел послушать, о чем это спорят местные гномы, которые, отталкивая друг друга, собрались вокруг отверстия в скале.
– Ставлю один против одного, что рус не пролезет в эту дыру, – энергично жестикулируя, горячо утверждал краснощекий крепыш. – Вы помните, каким он у нас появился? В нем целиком и трех гномов не было. А теперь… Эй, Смот, насколько подросла шея нашего руса за последнюю неделю? – крикнул он, повернув голову в ту сторону, где сидели Вед со Смотом. Смот встал и подошел к спорящим гномам.
– А в чем дело? – спросил он. – Что это вас интересует?
– Да ты ответь сначала, – смиренно попросил крепыш.
– На целого гнома, – ответил Смот, ожидая объяснений.
– Вот я и говорю, – повернулся спорщик к остальным гномам, – теперь-то рус великан, разве он пролезет в такое отверстие.
– Два против двух, пролезет. Мы же не знаем, какое отверстие внизу, – возразил ему совершенно лысый гном, между зубами которого торчал корешок какого-то растения.
– Что это он жует? – громко поинтересовался Мизинчик, но на него никто не обратил внимания.
– Зато мы знаем, какой величины камень перекрыл русло! – Крепыш терял терпение и готов был защищать свою правоту кулаками. Лысому против него было бы не устоять, но он все равно не сдавался:
– Там, может быть, не один такой камень, а три… – Гномы разбились на две партии, лидерами которых были крепыш и лысый. Они громко кричали друг на друга, размахивали руками, толкались, пинались, и все бы закончилось изрядной потасовкой, если бы не вмешался Смот. Он развел враждебные силы по разным сторонам горы, и гномам оставалось только бросать на противников гневные взгляды.
На некоторое время на горе восстановилась тишина и покой. Но не на долго. Внутри каждого лагеря стала созревать сплоченная группировка, критикующая не точку зрения лидера, а способы ее утверждения. Некоторым казалось, что крепыш и лысый то ли недостаточно убедительны, то ли не слишком энергичны, то ли не очень умны. Каждая партия распалась на несколько групп, выражающих разные претензии к лидерам и их приверженцам, и дело чуть снова не дошло да драки.
