В глубине души Якоб был глубоко возмущен предложением служить приманкой для цирюльника. Но не следовало ли ему терпеливо снести это оскорбление? Он совершенно спокойно сказал цирюльнику, что не располагает временем для такой службы, и пошел дальше.

Обезобразив его внешность, злая старуха не причинила, однако, никакого вреда его уму, это он явственно ощущал. Ведь думал и чувствовал он уже не так, как семь лет назад. Нет, за это время он стал, казалось ему, мудрее, разумнее. Он горевал не о своей утраченной красоте, не о том, что у него такой уродливый облик, а только о том, что его, как собаку, прогнали от двери его отца. Он решил поэтому еще раз попытать счастья у своей матери.

Он пошел к ней на рынок и попросил ее выслушать его спокойно. Он напомнил ей тот день, когда он ушел со старухой, напомнил всякие мелкие случаи из своего детства, затем рассказал ей, как семь лет служил в виде белки у феи и как та превратила его в уродца за то, что он тогда обругал ее. Жена сапожника не знала, что ей и думать. Все, что он рассказывал о своем детстве, было правдой. Но когда он рассказал, что в течение семи лет был белкой, она сказала: "Это невозможно, и фей не бывает на свете". И, глядя на него, она испытывала отвращение к безобразному карлику и не верила, что он может быть ее сыном. Наконец она решила, что самое лучшее - поговорить об этом с мужем. Она собрала поэтому свои корзины и велела ему идти с ней. Так пришли они к хибарке сапожника.

- Представь себе, - сказала она ему, - этот человек говорит, что он наш пропавший сын Якоб. Он рассказал мне, как его украли у нас семь лет назад и как его околдовала какая-то фея.

- Вот как? - прервал ее со злостью сапожник. - Он рассказал тебе это? Ну, погоди, гаденыш! Все это я рассказал ему не далее как час назад, и он, значит, пошел морочить тебя! Тебя, говоришь, околдовали, сыночек? Ну, погоди, я тебя расколдую!

С этими словами он схватил связку ремней, которые только что нарезал, и давай стегать ими по горбатой спине и по длинным рукам, да так, что тот закричал от боли и с плачем убежал прочь.

В том городе, как везде, мало сердобольных душ, которые помогли бы человеку несчастному, а вдобавок еще и чем-то смешному. Вот почему несчастному карлику так и не удалось за весь день ни поесть, ни попить, а вечером пришлось избрать для ночлега ступени церкви, хотя они были и жесткие и холодные.

Когда на следующее утро его разбудили первые лучи солнца, он серьезно задумался о том, чем ему жить, коль скоро отец и мать от него отказываются. Он был слишком горд, чтобы служить рекламой цирюльнику, он не хотел наниматься в шуты и выставлять себя напоказ ради денег. Что было ему делать? Тут вдруг ему подумалось, что, будучи белкой, он сильно преуспел в поварском искусстве. У него были все основания надеяться, что он может потягаться со многими поварами. Он решил использовать свое искусство.

Как только улицы оживились и утро совсем вступило в свои права, он первым делом вошел в церковь и сотворил молитву. Затем пустился в путь. Герцог, правивший этой страной, был известный обжора и лакомка, он любил хороший стол и выискивал себе поваров во всех частях света. К его дворцу и направился Якоб. Когда он пришел к наружным воротам, привратники спросили, что ему надо, и стали издеваться над ним. А он потребовал главного повара. Они засмеялись и повели его через передние дворы, и, где он ни показывался, слуги останавливались, глазели на него, заливались смехом и присоединялись к нему, так что постепенно слуги всякого рода образовали огромную процессию, которая и поднималась по лестнице дворца. Конюхи бросили свои скребницы, скороходы побежали во всю прыть, уборщики ковров забыли, что надо выколачивать ковры, все протискивались вперед, сутолока была страшная, и крики: "Карлик, карлик! Видали карлика?" - оглашали воздух.

Тут появился в дверях смотритель дворца - со злым лицом и с огромной плеткой в руке:

- Господи, боже мой, что это вы все так расшумелись, собаки? Разве вы не знаете, что герцог еще спит? - И, замахнувшись бичом, он стеганул по спинам нескольких конюхов и привратников.

- Ах, господин! - воскликнули они. - Разве вы не видите? Мы привели карлика, карлика, какого вы в жизни не видели.

Смотритель дворца с трудом удержался от хохота, когда увидел маленького человечка. Ведь он боялся уронить свое достоинство смехом. Прогнав поэтому остальных плеткой, он отвел пришельца в глубь дома и спросил его, что ему угодно. Услыхав, что тому нужен главный начальник кухни, он ответил:

- Ты ошибаешься, сынок. Тебе нужен я, смотритель дворца. Ты ведь хочешь стать лейб-карликом герцога, не так ли?

- Нет, господин! - отвечал карлик. - Я умелый повар и мастер на всякие редкие кушанья. Отведите меня, пожалуйста, к главному начальнику кухни. Может быть, ему пригодится мое искусство.

- Воля твоя, человечек. Но вообще-то ты малый нерассудительный. В кухню! Стань ты лейб-карликом, ты мог бы не работать, есть и пить сколько душе угодно и носить прекрасное платье. Но поглядим. Твое искусство вряд ли достигает такой высоты, какая необходима личному повару герцога, а для поваренка ты слишком хорош.

С этими словами смотритель дворца взял его за руку и отвел в покои главного начальника кухни.

- Ваша милость, - сказал там карлик, поклонившись так низко, что коснулся носом ковра, - не нужен ли вам искусный повар?

Главный начальник кухни осмотрел его с головы до ног, затем разразился громким хохотом.

- Что?! - воскликнул он. - Это ты-то повар? Ты думаешь, у нас такие низкие очаги? Да чтобы только взглянуть на плиту, тебе пришлось бы стать на цыпочки и хорошенько вытянуть шею! О, дорогой карлик! Тот, кто послал тебя ко мне, чтобы наняться в повара, над тобой поглумился.

Так сказал главный начальник кухни и от души засмеялся, и с ним засмеялись смотритель дворца и все слуги, которые были в комнате.

Карлик, однако, не смутился.

- Разве жаль яичка-другого, некоторой толики сиропа и вина, муки и пряностей, если в доме всего этого вдоволь? - сказал он. - Позвольте мне приготовить какое-нибудь вкусное блюдо, предоставьте мне то, что для этого нужно, и оно будет тотчас же приготовлено у вас на глазах, и вы должны будете признать: он повар хоть куда.

Такие и подобные речи повел карлик, и удивительно было видеть, как сверкали при этом его маленькие глазки, как поворачивался туда и сюда длинный нос и как сопровождали его речь тонкие паучьи пальцы.

- Ну что ж! - воскликнул главный начальник кухни и взял под руку смотрителя дворца. - Ну что ж, пойдемте для забавы в кухню.

Они прошли через множество залов и коридоров и наконец пришли в кухню. Это было большое, просторное помещение, великолепно оборудованное. В двадцати плитах постоянно пылал огонь, между ними текла прозрачная вода, где, кстати, содержалась живая рыба, в шкафах из мрамора и драгоценного дерева были разложены припасы, которые надо всегда иметь под рукой, а слева и справа находилось десять залов, где было собрано все, что изобрели по части лакомств и чревоугодия во всех странах Запада и даже Востока. Кухонная челядь бегала взад-вперед, пошевеливала, громыхала котлами и сковородками, вилками и шумовками. Но когда в кухню вошел главный начальник кухни, все замерли, и слышно было только, как трещит огонь и журчит ручеек.

- Что заказал сегодня герцог на завтрак? - спросил главный начальник кухни первого приготовителя завтраков, старого повара.

- Сударь, он соизволил заказать датский суп и красные гамбургские фрикадельки.

- Отлично, - продолжал главный начальник кухни. - Ты слышал, что хочет откушать герцог? Возьмешься ли ты приготовить эти трудные блюда? С фрикадельками тебе, во всяком случае, не справиться, это наш секрет.

- Нет ничего легче! - отвечал, ко всеобщему изумлению, карлик, ибо в бытность белкой он часто готовил эти кушанья, - ничего легче! Для супа пусть мне дадут такие-то травы и такие-то пряности, кабаньего сала, кореньев и яиц. А для фрикаделек, - сказал он тише, чтобы его могли слышать только главный начальник кухни и приготовитель завтраков, - для фрикаделек мне нужны разные виды мяса, немного вина, утиный жир, имбирь и определенная трава, которую называют "радость желудка".