Теперь он и группа более непосредственно (а иногда даже грозно) взаимодействовали с публикой: гораздо большее число зрителей стало подвергаться индивидуальному космическому лечению, и словесные заявления произносились прямо в лицо. В финале концерта стала звучать пьеса "Face The Music" — расхаживая по сцене, Аркестр вновь и вновь распевал её:

Это была первая пьеса в серии «песен-посланий», в каждой из которых расширялось значение выражений-поговорок, относящихся к музыке (как, например, «здоровая музыка для здоровых тел и умов» или «нужно платить дудочнику».

Во время выступления в Хантер-Колледже 16 июня Аркестр записал пластинку Out Beyond The Kingdom Of, в которой Сонни вернулся к пианино ради пьесы "Discipline 99", которая по сути была концертом, начинавшимся тихо, а потом извергавшимся беглыми взрывами в свободном темпе. В этот период Сан Ра начал исполнять тщательно выверенные вокальные декламации, которые обычно повторялись Джун Тайсон и другими певцами (обычно на афишах их именовали Space Ethnic Voices) или всей группой. Хотя они были удивительно формальны, тем не менее хорошо укладывались в рамки приемлемого среди баптистских проповедников, но всё же были далеки от того, что джазисты называли «вокалом».

К 1975 году список музыкантов Аркестра включал людей из всех частей страны, и где бы группа ни играла, она всегда могла привлечь сочувствующих исполнителей, без того, чтобы перевозить с места на место весь оркестр. Однако без регулярных репетиций новый материал не всегда хорошо исполнялся — особенно же страдали свинговые воссоздания. Тем не менее поскольку практически вся саксофонная секция — Элоу Омоу, Джеймс Джаксон, Джон Гилмор, Маршалл Аллен и Дэнни Томпсон (Пэт Патрик теперь преподавал в Государственном Университете штата Нью-Йорк в Олд-Уэстбери) — жила в одном доме в Филадельфии, саксофонисты во всяком случае были хорошо знакомы с материалом. К группе присоединились два новых трубача, Ахмед Абдулла и Майкл Рэй: Абдулла работал с многими более молодыми музыкантами фри-джаза, а Рэй был очень театрализованным солистом, способным представлять широкую гамму звуковых фокусов, юмора и пластических номеров (в 80-е годы он одно время играл с Kool & The Gang).

Теперь они могли выступать почти в любом крупном университете или колледже — Питтсбургском университете, Антиох-Колледже, Кентском Государственном Университете, университете Йорка в Торонто, Университете Вирджинии — а также получать ангажементы в таких далёких местах, как Keystone Corner в Сан-Франциско, Smiling Dog Saloon в Кливленде, Bottom Line в Нью-Йорке, Jazz Showcase в Чикаго, Stables в Ист-Лэнсинге, Мичиган или Художественном Институте Миннесоты. Аудитории не всегда были столь велики, как репутация Сан Ра (на концерте в La Salle College в Филадельфии собралось семь человек), но он начинал получать признание, необычное для простого исполнителя: его, например, избрали членом Почётного Комитета Консультантов Центра Чёрной Музыки в Университете Индианы, а кроме того, он опять получил призы критиков журнала Down Beat — в категориях «орган» и «синтезатор», и вновь получил приз как Талант, Заслуживающий Более Широкого Признания.

Летом 1976 г. Аркестр поехал в свой четвёртый тур по Европе (начав в составе 28-ми человек, а закончив с четырнадцатью); они сыграли на всех крупных фестивалях, в Париже, Монтрё (где был записан альбом Live At Montreux), Пескара, Немсе, Нортси, Хуан-ле-Пене и Арле — везде их встречали как знаменитостей. Однако вернувшись домой в Филадельфию, группа опять ушла в полунеизвестность, играя в соседнем клубе Red Carpet Lounge перед двадцатью соседями или на бесплатных концертах в парках Северной Филадельфии, на которые, бывало, не приходил вообще никто.

В конце 1976 г. Аркестр в последнюю минуту был приглашён участвовать в FASTEC 77 (Мировой Фестиваль Чёрных и Африканских Культуры и Искусства); этот проходивший в январе 1977 г. в Лагосе масштабный четырёхнедельный праздник диаспоры был устроен разбогатевшим на нефти правительством Нигерии. Имея всего несколько дней срока и никакого аванса, группа считала, что было бы смешно даже рассматривать это приглашение, но Сонни был непреклонен: «Ваши предки приехали в Америку без цента. А сколько денег у вас?» Когда один из музыкантов сказал, что у него 50 центов, Сонни ответил: «Это на пятьдесят центов больше, чем у твоих предков.» Они поехали.

Сан Ра заметил, что на фестиваль было приглашено очень мало музыкантов (ему это казалось ошибкой) — он посчитал, что то, что его пригласили в последнюю минуту, говорит о том, что музыка пришла на ум организаторам слишком поздно, и о том, что «попасть туда могут только те, кто ничем не связан с белым человеком.» Тем не менее он говорил, что для них очень важно помочь разрушить сложившийся у африканцев стереотип американского чёрного. С момента прибытия он находился в воинственном расположении духа. Когда в аэропорту какой-то нигериец выкрикнул: «Добро пожаловать домой, Сан Ра», Сонни ответил: «Домой? Ваши люди продали моих. Это уже не мой дом!» На каждом выступлении артисты демонстрировали флаги своих стран; но когда на сцену поднялся Сан Ра, он поднял пурпурно-чёрное знамя, которое назвал «флагом смерти». Ему не нравилось то, что группе разрешили сыграть на фестивале лишь дважды; ещё хуже было то, что поскольку Аркестр, как всегда, играл дольше, чем полагалось, многие люди начали уходить, чтобы попасть на последний автобус. Приняв такое поведение за неприятие, Сонни отметил, что для чёрных типично не уважать друг друга. Но на их втором выступлении осветитель был так впечатлён музыкой Аркестра, что после их ухода со сцены выключил свет и отказался включать его опять, хотя уже начиналась программа Мириам Макебы: «Хозяин всё сказал!» — объявил он. Сан Ра вступился за Мириам и настоял на том, чтобы ей, как артисту, тоже было оказано должное уважение.

В четыре фестивальные недели у группы было достаточно времени, чтобы походить по окрестностям города, послушать местную музыку, поиграть для африканцев и посмотреть, как они танцуют под музыку Аркестра на неформальных выступлениях. Группа была приглашена посетить яркого и политически буйного исполнителя Фела Аникулапо-Кути у него дома и в ночном клубе, где он устраивал контр-FASTEC, но Сонни показалось, что это будет неразумный поступок, и он не разрешил никому туда ходить — по его словам, справедливость этого решения подтвердилась позже, когда дом Фела был атакован и сожжён дотла отрядом нигерийской армии. Поездка закончилась на горькой ноте — Аркестру не позволили пройти в финальном большом параде, потому что Сан Ра не согласился поднимать кулак в честь Чёрной Власти. Ещё через некоторое время, в репортаже Национального Общественного Радио о фестивале, одна женщина сказала репортёру, что музыка Сан Ра никак не представляет чёрное население Соединённых Штатов.

После завершения фестиваля группа вернулась домой через Египет, и на этот раз им удалось побольше поездить по стране, а под конец они выступили для многонациональных войск на Синайском полуострове.

Как раз тогда, когда репутация Сан Ра как исполнителя на синтезаторе начала расти, он опять стал больше играть на пианино — причём в стиле, шедшем в глубь джазовой традиции сильнее, чем ожидало большинство слушателей. Но те, кто знал его многие годы, понимали, что корни его музыки — в блюзе, и вполне принимали эту сторону его игры: «Сан Ра мог играть блюз 24 часа подряд, не повторив ни одной фразы», — утверждали они. Хотя многие признавали, что он способен играть мощно и извлекать из пианино яркие краски, мало кто считал его крупным исполнителем. Однако Пол Блей, один из двух-трёх ведущих фри-джазовых пианистов, считал Сонни прекрасным пианистом — настолько прекрасным, что ему даже не нужна группа. Во всяком случае, Блей считал, что группа была прикрытием его неуверенности в собственных силах. В начале 1977 г. Блей убедил Сонни сыграть с ним серию фортепьянных дуэтов в Нью-Йорке и Европе и записаться для своей новой аудио-видео-компании — Improvising Artists. В Европе Блей с удивлением обнаружил, что как только Сан Ра оставался один на сцене, «он превращался в актёра, которому нравится дурачить и дразнить публику — как, например, на озере Комо, где он шокировал всех, сыграв кекуок!» 20 мая Сан Ра отправился в студию на запись альбома Solo Piano и сыграл смесь из собственных композиций и нескольких необычно реализованных стандартов, как, например, сыгранная в очень свободном ключе "Sometimes I Feel Like A Motherless Child" или исполненная в живом страйде "Yesterdays". 3 июля его сольное выступление в Эксис-ин-Сохо на Ньюпортском джазовом фестивале было записано для пластинки St. Louis Blues, и тут тоже не обошлось без сюрпризов: его версия "St. Louis Blues" напоминала знаменитый буги-вуги-вариант Эрла Хайнса, а такая радостная песенка о любви, как "Three Little Words", приобрела черты мелодрамы. Правда, были и скромные эксперименты в исследовании возможностей клавиатуры — как, например, "Sky And Sun", которая была практически полностью сыграна в маленьком диапазоне её верхней части.