Перед концертом Джон С. Уилсон дал Сан Ра самое большое освещение в прессе, которое тот когда-либо получал — двухстраничный разворот в New York Times. Но после концерта Уилсон опять разочаровался — на этот раз ему не понравилась постановка. Было так темно, — писал он, — что Аркестр был невидим, и казалось, что он аккомпанирует световому шоу, фильмам и танцорам. Супер-действо, — хмыкнул обозреватель New Yorker, но «это не был хороший фильм, это не был хороший концерт, это не был хороший дадаизм. Даже для знатоков это выглядело издевательством.»

Аркестр продолжал браться за всевозможную работу — отчасти это было потому, что они могли сыграть всё, что угодно, но ещё и потому, что иногда им приходилось работать практически бесплатно. Между прочим они сделали музыку для получасовой экспериментальной радиопостановки по пьесе Максин Халлер «Незнакомец» для нью-йоркской радиостанции WBAI — эта постановка, в свою очередь, шла в рамках серии «Театр воображения» на радиостанции Pacifica. Аркестр стал регулярным участником программ в The East, центре чёрной культуры в Бруклине, имевшем глубокое влияние на развитие афроцентрических мышления и политики в Нью-Йорке (хотя немногие белые, которые знали о его существовании, знали этот центр только как место, куда на джазовые концерты не пускают белых). Однажды Сан Ра целый день чествовался там как ключевая фигура в чёрной культурной революции.

В июне-июле Аркестр играл перед небольшими аудиториями («мы их просто распугивали») в 300-местном Театре Гаррика на Бликер-стрит — годом раньше там два вечера в неделю отрывали головы куклам Mothers Of Invention Фрэнка Заппы. Каждое представление начиналось в темноте, с проекции на стену съёмки крупных планов рук, игравших на флейтах и дудках — после этого начиналось живое выступление. На сцене находились 14 музыкантов, а слайды показывались из проектора, который кто-то держал на руках.

Они сыграли даже на паре свадеб — одна была латинским бракосочетанием в даунтауне, а вторая — квакерской церемонией для пары, познакомившейся в Slug's. При этом присутствовал Майкл Зверин из Voice; он писал, что вначале группа сыграла тихий вебернообразный свадебный марш:

В августе они впервые отправились в Вашингтон, чтобы сыграть в серии чёрных культурных мероприятий, проводимых в приделе Художественной Галереи Коркоран — их организовал Гастон Нил из вашингтонской Новой Школы Афроамериканской Мысли. Сан Ра привёз с собой весь свой музей без стен — фильмы, слайды, картины, двадцать музыкантов в балахонах, гетрах и леопардовых шкурах, разнообразные экзотические барабаны, гонги, колокола, арфы, усиленную виолончель, шесть танцовщиц и троих певцов. Рецензент Washington Post Пол Ричард писал, что это был первый раз, когда в Коркоране собралась чёрная публика — правда, у неё не было ни малейшего понятия, что там происходит. «Сан Ра был чем-то вроде чёрного Джона Кейджа», но его «хэппенинги» — в отличие от большинства других — не были «жалкими и глупыми». Распеваемые слова «звучали пресно и похоже на лозунги», но они приобретали вес в контексте ритуальной атмосферы. А в конце представления Сан Ра начал давать музыкантам имена на оставшийся вечер — он касался их плеч и говорил: «Сатурн», «Нептун», «Вчера и ещё раньше».

В структурном отношении выступления Аркестра представляли собой то, что Сан Ра называл «космо-драмой» или «мифо-ритуалом» — программу, выражавшую его убеждения, которая виделась ему как модель перемены для населения Земли. Он говорил, что это как бы мистерия; мифология была задействована потому, что правда была злой, безобразной и слишком грозной, чтобы быть открыто выраженной в словах. Первоначально эта музыкальная драматургия задумывалась только для чёрных, потому что он считал, что чёрные — это в буквальном смысле доисторические люди, они не имеют отношения к истории и их нельзя воспринимать как реальность внутри того общества, в котором они живут. «Если ты не имеешь отношения к реальности, то из какого ты мифа?» Поначалу основной идеей была Астро-Чёрная мифология:

Астро-Чёрная мифология была способом выражения единства Египта и космоса, попыткой связать толкования Библии с элементами древней истории и науки для модернизации чёрного священного космоса.

Но по мере того, как музыка Сан Ра стала нравиться больше белым, чем чёрным, он поменял курс. Он начал говорить о создании мифов будущего. Мифы всегда относились к прошлому, они объясняли, что произошло. Он предложил мифы, способные сказать нам, что нужно делать. В будущем, о котором говорят люди, нет ничего хорошего; нам нужно совершить невозможное, потому что всё возможное уже было испробовано и не дало результатов. Истина (возможное) равняется смерти; но миф (невозможное) равняется бессмертию.

Мостом в возможное, в будущее может быть музыка; при помощи музыки можно нарисовать образ бесконечности. «Мост» был метафорой другой реальности — тем самым разрывался циклический порядок рождения-смерти. Музыку можно использовать для координации умов. Она может прикоснуться к неизвестной части человека, пробудить ту его часть, с которой мы не можем общаться — дух.

Порядок космо-драмы описать достаточно просто: сценические представления могли открываться одним барабанным громом, к которому потом присоединялся какой-нибудь духовой инструмент — например, бас-кларнет или фагот; могла первой вступать и кора (африканская арфа), или тромбон, движок которого при яростном исполнении угрожал слушателям, сидящим рядом со сценой. Остальные музыканты выходили на сцену, играя на разнообразной перкуссии, потом брали свои инструменты и начинали вместе импровизировать (Сан Ра говорил, что когда ты выходишь на сцену, сама твоя походка должна восприниматься публикой как музыка). Хотя вступление казалось уникальным, это была всего лишь очередная версия «эшелонированного» выхода — один инструмент добавлялся к другому, часто в разных ритмах или размерах, до тех пор, пока уже весь состав не играл вместе — формула, старая, как Африка и новая, как ритм-энд-блюз. Затем все внезапно останавливались и на сцене появлялась Джун Тайсон, поющая "Along Came Ra" — под этот напев танцовщицы выводили на сцену Сан Ра; затем следовала пьеса "Discipline 27", затем — серия сложных групповых импровизаций, которыми Сан Ра дирижировал сигналами рук; далее могли следовать имитации «битв» между дуэтами или квартетами духовых. К этому присоединялась вся группа и музыка прибавляла громкости и интенсивности, доходя до хаоса; в промежутках Сан Ра разбрасывал вариации популярных максим или проповедей, типа: «Быть или не быть — вот в чём вопрос». Он мог попросить публику взяться за руки, чтобы помочь победить смерть. Он мог начать напевать или проповедовать, при этом Аркестр дублировал каждую его сентенцию: «Этот мир — не мой дом. Мой дом — где-то там» или «Правда о человечестве — плохая правда». Затем он мог представить солиста словами: «Вот Маршалл Аллен. Он сейчас расскажет вам о Сатурне» или попросить Джун поплакать о жителях Земли — сначала начинала плакать она, потом группа, а потом уже публика. Далее могло последовать клавишное соло, поднимающееся от нескольких странных звуков до бури, издаваемой клавишами под нажатиями и ударами. Барабанщик мог выходить из себя, бить и кричать в свои тарелки. Затем следовала более спокойная серия старых поп-песен или свинг-аранжировок, может быть, с одной-двумя вокальными партиями — всё это кончалось несколькими космическими гимнами вроде "Love In Outer Space" или "The Satellites Are Spinning". Всё это время происходили разнообразные танцы, действовали световые шоу, показывались слайды, картины, фильмы — иногда были даже жонглирование, акробатика и пожирание огня. Наконец Аркестр становился в круг на сцене, его участники смотрели публике в глаза, говорили с ней, возможно, даже окружали какого-нибудь несчастного, и под вой духовых Сан Ра кричал ему в лицо: «Если ты не против отдать жизнь за свою страну, не отдашь ли мне свою смерть?»