Через несколько кварталов, в штаб-квартире Нации Ислама, Илайджа Мухаммад вёл собственный поиск знания и истины об африканском или «азиатском» человеке, как средстве освобождения американских негров. Мухаммад был сыном проповедника; подавшись на север, он сначала вступил в Американский Храм Мавританской Науки в Детройте — в этой группе христианство Нового Века сочеталось с элементами масонства и исламскими догматами группы мавров, которые, как считалось, жили в Америке ещё с колониальных времён. Но вскоре Мухаммад встретился с Уоллесом Д. Фардом, детройтским торговцем шёлком, в котором распознал воплощение Аллаха и стал его главным учеником. После таинственного исчезновения Фарда Мухаммад перебрался в Чикаго, где и основал Нацию Ислама.

На первый взгляд у Сонни и Илайджи Мухаммада было много общего. Оба были воспитаны в баптистской вере, оба во время Второй мировой войны сидели в тюрьме за уклонение от призыва. Многие их убеждения были весьма похожи. Они оба воспринимали историю лишь как одну историю из многих, «белую историю», которая отняла у чёрных их прошлое и их истинные индивидуальные и коллективные имена. Им обоим была по душе идея, что негры духовно мертвы и их нужно пробудить сильным потрясением (правда, Чёрные Мусульмане видели ответ в том, чтобы освободить «негров» от материализма белого мира и возвратиться к откровениям их собственного варианта Корана и Библии). Мухаммад, как и Сонни, считал, что Библия («отравленная книга») была злонамеренно испорчена, и что необходимо пересмотреть многие её символы и смыслы. Они оба верили в мощь тайны и эзотерического знания и считали, что в раскрытии истины крайне важны определённые книги (в плане Фарда были перечислены 104 сочинения, в том числе Анакалипсис Хиггинса, Знаки и символы первобытного человека Черчуорда и Египет — свет мира Мэсси). И тот, и другой идентифицировали себя с Эфиопией, Египтом и Суданом, а не с Африкой южнее Сахары; оба считали, что именно негр совершил Грехопадение, что существование чёрных в Соединённых Штатах было разрывом в истории великого народа, что чёрные должны суметь восстановить свою былую славу и шествовать как короли и королевы, и что концом всех народов на Земле будет апокалипсис.

Сонни и его друзья слышали разговоры Мусульман в парке, спорили с ними и считали, что им удалось повлиять на Нацию Ислама такими идеями, как сомнение в названии, данном африканским народам в Соединённых Штатах («так называемые негры»). Идея Мухаммада, что слово «негр» равняется слову «смерть», казалась Сонни своей собственной. Он выяснил, что книга Роджера Бэкона о церемониальной магии называлась De Nigromancia; в книгах по этимологии он нашёл, что среднеанглийское слово "nigromancie" было образовано при помощи народной этимологии из латинского "nigro", а уже в средневековой латыни оно было заменено на "necro" (т.е. смерть). Он также заметил, что идея создать свою собственную газету — Говорит Мухаммад — появилась у Мусульман после того, как он начал распространять свои листовки (Мусульмане их читали).

Однако в общем, Сонни со своей исследовательской группой были противниками учения Нации Ислама: они не могли согласиться с тем, что белые люди — это дьяволы («чёрные тоже могут быть дьяволами»), и в сепаратизм они тоже не верили. Они считали, что у Создателя есть некий план относительно нашей планеты, и в этом плане участвуют и чёрные, и белые. Действительно, одна раса нуждается в другой, и обе являются частью уравнения жизни. Кроме того, им казалось неверным отрицать многочисленные достижения чёрной американской культуры, как делал Илайджа Мухаммад, потому что в этой культуре можно было найти истины и сформировать определённые модели — даже в блюзе, танце и джазе. В то время как Илайджа одобрял контролируемый, осмотрительный подход к вере, отбрасывая всякое чувство христианского экстаза, Сонни наслаждался дионисийскими проявлениями радости. И хотя Сонни разделял мусульманские взгляды относительно отказа от алкоголя и минимизации плотских соблазнов, приверженность Нации к скромной консервативной одежде не могла ему нравиться — он ведь был выступающим исполнителем.

На встречах с Олтоном Абрахамом и прочими друзьями он продолжал открывать новые тексты и часами в них разбираться. Благодаря египетским манускриптам он узнал о Гермесе Трисмегисте, чьи сочинения впервые появились на свет в XV в. — какой-то греческий монах привёз их во Флоренцию. Этот Гермес не был греческим богом, имеющим в себе черты египетского бога Тота — это был человек, живший, как считалось, ещё до Платона. Его идеи выглядели смесью пифагорейских, платоновых и даже христианских постулатов; казалось, они были недостающим звеном западной мысли, в них связывались воедино «свободные нити», соединявшие Грецию и Египет, магию, науку и религию. Но, как выяснилось, Гермес не был ни древним, ни египтянином: он был греком, жившим во втором или третьем веке н. э., и последователем некого гностического культа. Однако многие — как, например, масоны, розенкрейцеры и основатели Америки — продолжали верить в древность его идей, поскольку он (в их понимании) воплощал природу герметического знания: утерянную тайную мудрость Египта в качестве мистической традиции. Современная наука сделала так, что подобное знание выглядело странным и бесполезным, возможно, даже намеренно пагубным. Однако его цели не были ни добрыми, ни злыми — это была просто попытка узнать истину. И хотя знание казалось утерянным и мёртвым, его клочки, фрагменты до сих пор хранились за семью печатями в книгах и в мудрости немногих избранных, в ожидании своего часа.

Благодаря изучению науки, Египта и духовных знаний Сонни услышал о провидцах и культурных революционерах конца XIX века, известных под общим названием теософов. Первой была мадам Елена П. Блаватская — рождённая в России мистическая проповедница, распространившая свою собственную версию египетских, индийских и гностических оккультных идей по всему Западу; она продвигала в массы понятие о более высокой реальности и с течением времени меняла собственный духовный облик. Как считалось, она была посвящена в тайны друзитов, изучала шаманские ритуалы в Новом Орлеане, наблюдала ритуалы дервишей, пробиралась по развалинам Юкатана, спала в пирамиде Хеопса, исследовала японские верования ямабуси, совещалась с коптскими магами и, наконец, провела семь лет в обществе группы махатм в тибетской долине — они стали её духовными проводниками в мир тайн вселенной. Блаватская оказала невероятное влияние на настроение рубежа столетий — она вдохновила Эдисона на исследование теософского применения фонографа; направила русского композитора-мистика Скрябина в сторону экспериментов с синтетической композицией и световыми органами. Теософия лежала в основе Прометея, «Поэмы экстаза», пятой симфонии Скрябина (в которой хор и публика были облачены в белые одежды, а орган играл светом и цветами), а также была источником планируемого окончательного произведения композитора — Мистерии, сочинения длиной в неделю, которое своим финалом должно было в буквальном смысле разрушить мир и поднять человечество на высший уровень бытия.

Из сочинений Блаватской Сонни узнал о всех тайных обществах (реальных и воображаемых), которые были предшественниками теософии — розенкрейцерах, гимнософах, Жрецах Изиды, пифагорейцах, Халдейском Братстве, Хранителях Орфических Тайн, Великом Белом Братстве Мастеров в Луксоре. В Тайной Доктрине он читал комментарии Блаватской к Дарвину — она заявляла, что «корневые расы» образовались на земле от жителей Луны, как одна из ступенек движения духов от планеты к планете на разных стадиях космической эволюции.

В работах одного из последователей Блаватской, Рудольфа Штайнера, он увидел немца, пытавшегося при помощи научных методов соединить повседневность с духовными мирами. Несмотря на то, что Штайнер был учёным, он больше всех прочих теософов разбирался в искусстве и считал его центром своего духовного проекта. Он глубоко изучил архитектуру, продолжил теорию цвета Гёте и, на основе вагнеровского представления о Gesamtkunstwerk — произведении искусства, в котором все искусства объединятся в драме — разработал Пьесы-Мистерии, в которых духовное развитие персонажей прослеживалось с помощью музыки, цвета, речи, движения и декораций. При помощи эвритмии — «видимой речи и песни» — он понял, что танцевальные ритмы были задействованы в создании космоса и увидел необходимость восстановления ритма в современной жизни, как средства общения с миром духов.