Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Номер 14. Жорж Сименон. Голубая комната (1964)

Должен сделать одно признание: я не испытывал ни малейшего желания читать Сименона. Меня как-то не слишком привлекал писатель, утверждавший, что «персонажем романа может стать первый встречный прохожий». И потом, мне все уши прожужжали насчет того, что он пишет невыразительно, урбанистично, серо и плоско. В голову все время лезли слова Полана, назвавшего его «Бальзаком для нищих духом». К тому же меня преследовало обрюзгшее лицо Жана Ришара с черно-белого телевизионного экрана в доме деда с бабкой. Должно быть, этот Жан Ришар со своей слюнявой трубкой оттолкнул от Сименона кучу народу. Наконец, я категорически не согласен с Сименоном в том, что «жизнь каждого человека — это роман». Ну нет на нашей земле шести миллиардов захватывающих романов. Большинство людей живет жизнью, про которую не напишешь книгу. Разумеется, описать в романе можно любую жизнь, но ведь ее надо сделать интересной. И если каждый достоин романа, то хороших писателей очень мало. Мало настоящих алхимиков. Моя ошибка заключалась в том, что Сименон — один из величайших алхимиков.

Подростком я отдавал предпочтение потешному Сименону, то есть Фредерику Дару. Подлинного Сименона я избегал еще и потому, что в голове у меня царил кавардак: Мегрэ, Лео Мале, Нестор Бурма, Эктор Мало, инспектор Деррик… Все они, снабженные черно-белыми иллюстрациями Жака Тарди, оказались свалены в одну зловещую корзину. Я был неверующим, но теперь меня осенила благодать. Уезжая в отпуск, я взял с собой 12-й том Полного собрания сочинений Жоржа Сименона, выпущенного издательством «Omnibus». Толстенький такой том, в котором нашлось изрядное количество Мегрэ, но также и несколько самостоятельных романов, написанных с 1963 по 1965 год, иначе говоря, непосредственно перед моим появлением на свет. А посреди этой полноводной реки обнаружился ручеек под названием «Голубая комната» (1964). Сименон сляпал этот текст за пару-тройку недель (по своему обыкновению), когда ему стукнуло 61 год и он уже был невероятно богат и всемирно знаменит. С первых же строк мне стало очевидно, что каким-каким, но серым и невыразительным его стиль уж никак не назовешь: черное пятно в низу живота девушки, «из которого стекала струйка спермы», розовое полотенце, голубые стены гостиничного номера. Куда подевался противный любитель трубки? После «Мадам Бовари» мы, пожалуй, и не видывали столь многоцветного адюльтера.

Стояло лето. 2 августа — идеальный день, чтобы изменить мужу. Очень скоро настоящее время начинает перемежаться будущим: занятия любовью в голубом номере отеля прерывают вопросы судебного следователя. Сименон описывает не только день 2 августа, но и его последствия (полицейское расследование, суд присяжных). Мы еще не знаем, что именно случится с Тони и Андре, а события 2 августа уже служат предметом тщательного разбирательства со стороны сил правопорядка. Настоящее превращается в будущее совершенного вида. Будущее — в место, где все закончится. То, чего вы сегодня еще не пережили, скоро произойдет вчера. Кто-то умрет, но мы пока не знаем кто. Манера письма построена на простых ощущениях, напоминая стиль Колетт (в 1924 году, когда Сименон работал под ее началом в «Le Matin», она постоянно его одергивала: «Пишите проще! Никакой литературщины!»). Развитие интриги подпитывается конкретной любовью к жизни. Расследование преступления — не более чем предлог для передачи красок, запахов, шумов, света. Капоте упрекал Керуака: «Он не пишет, он печатает на машинке». Сименон тоже печатает на машинке, но время от времени он поднимает голову, чтобы глотнуть красного вина (литр в день), пожевать камамбера и заглянуть себе в память или в сердце. Подлинное чудо в этом — его спокойствие и воля. Его уверенность в себе, служащая доказательством ненасытного любопытства и постоянной работы ума. А что до стиля, сюжета и авторских наблюдений, то мне они напоминают Хемингуэя. «Дождь идет». Вот это айсберг!

В сущности, я правильно сделал, что не спешил читать Сименона. 200 книг! Сколько счастья! Мне теперь до смерти хватит. И теперь я наконец-то понял, почему в 1939 году Жид сказал о нем, что он, «возможно, величайший прозаик и самый подлинный писатель во всей сегодняшней французской литературе». Его секрет называется трезвость.

//- Биография Жоржа Сименона — //

Бельгиец, скончавшийся в Швейцарии, — прежде всего человек, добившийся огромного успеха. Жорж Сименон родился в 1903 году в Льеже, а умер в 1989-м в Лозанне. В промежутке он собрал недурную коллекцию: 25 тысяч страниц и 10 тысяч женщин. Трудяга каких поискать (192 романа — по главе каждый день — и 155 рассказов), Сименон, помимо всего прочего, еще и виртуоз пера: «Лунный удар» («Le Coup de lune», 1933), «Помолвка месье Гира» («Les Fiançailles de M. Hire», 1933), «Негритянский квартал» («Quartier nègre», 1935), «Правда о Бэби Донж» («La Vérité sur Bébé Donge», 1942), «Дело Фершо» («L’Aîné des Ferchaux»; 1945), «Три комнаты на Манхэттене» («Trois chambres à Manhattan», 1946), «Письмо следователю» («Lettre à mon juge», 1947), «Грязь на снегу» («La neige était sale», 1948), «Маленький портной и шляпник» («Les Fantômes du chapelier», 1949), «В случае беды» («En cas de malheur», 1956), «Голубая комната» («La Chambre bleue», 1964), «Кот» («Le Chat», 1957)… В 1920-х годах он всего за десять лет из нищего журналиста превратился в писателя-миллиардера и спал с Жозефиной Бейкер (тогдашней Бейонсе). Все подающие надежды литераторы мечтают повторить его судьбу, забывая одну маленькую деталь: никто в ХХ веке не вкалывал так, как Жорж Сименон. И остановило его только самоубийство дочери (как случилось и с Марлоном Брандо).

Номер 13. Гийом Дюстан. Николя Паж (1999)

Неужели Гийом Дюстан — последний ниспровергатель из числа французских писателей? Он намеренно шокировал публику, нащупывая, где проходят границы свободы. Он экспериментировал с непристойностью, чтобы потом было о чем рассказывать. Для нашего поколения он стал подопытным кроликом. Роль писателя заключается в том, чтобы делать то, что запрещено, особенно если разрешено все. Дюстан был не опасен, хотя страдал паранойей почти в той же степени, что и Соллерс: ему повсюду мерещились заговоры, со стороны стариков, родителей, гетеросексуалов, издателей. «Я описал невроз Запада»; «Осторожно. Я не Рено Камю. Я хуже».

Что нужно, чтобы иметь право именоваться гением? Достаточно ли быть больным, обдолбанным, склонным к провокациям и мании величия? Нет, недостаточно. Дюстан паясничал очень расчетливо. Выпускник ЭНА [101 —  ЭНА (ENA) — Национальная школа управления; один из самых престижных французских вузов, готовит высшие административные кадры.], он хорошо знал, что лучшим оружием в нашем утомленном обществе служит провокация, а скандал — просто рабочий инструмент в руках того, кто желает изменить мир. А при чем тут литература? Ну как же, это двигатель, топливо, источник энергии.

В системе, приемлющей любую критику, необходимо довести уровень шума до максимума, иначе не пробиться к сознанию людей. Надо вывернуть наизнанку синтаксис, перемешать вместе английский (доминирующий язык) и французский (язык сопротивления), привести список своих друзей, переписать свое интервью с Бретом-Истоном-Эллисом-самым-великим-писателем-планеты, возмечтать о том, чтобы переспать с Биллом Клинтоном в гавайской рубашке, рискнуть сказать гадость о «евреях-леваках», оправдывая себя тем, что ты и сам еврей. Надо быть грязным. Надо быть двусмысленным. Надо быть неудобным.

«Николя Паж» — это пэчворк. Толстая книга о гомосексуальной любви, хроника заявленного краха, собрание отвергнутых статей, коллаж из неоконченных романов; куча-мала, в которой находится место для записной книжки покойной бабушки (чтобы показать, насколько изменились нравы на протяжении жизни всего двух поколений), сценария ситкома, договора с издательством, а также собственного самоубийства. Это книга прямого сообщения, книга, которая создается на наших глазах, «в реальном времени»; пазл, собранный на «отлично», не хуже плана диссертации для ЭНА, — сначала практика, потом теория. Сначала — как я страдаю, потом — почему.

58
{"b":"182407","o":1}