Мы шли по землям захваченного королевства уже несколько часов. Дорога вела через бескрайние степи, а в одном месте даже показалось золотое поле пшеничных колосьев. Я надеялся встретить в деревне более радушный прием, но в который уже раз просчитался.

Наконец, показавшаяся деревня встретила нас золой и пеплом. Порыв ветра стряхнул с обгоревших бревен, что когда-то были избами, черную взвесь, бросая нам в лицо. Деревня не пережила эту войну, и некому больше косить хлебные злаки и делать муку. От мельницы на окраине тоже почти ничего не осталось.

— Пойдем отсюда, Лейла, — сказал я грустно глядевшей в черноту посреди желтых колосьев девушке.

Она подчинилась как всегда молча и безропотно, многое бы отдал, чтобы узнать, какие мысли бродят в ее хорошенькой голове.

Скоро деревня осталась далеко позади, а вместе с ней из вида пропали пшеничные поля. Вместо них по обочинам дороги стали простираться финиковые рощи.

Небольшие плотно стоящие друг от друга деревца привлекли мое внимание. Откуда они здесь? Разве этот край настолько жаркий?

Из рощи не спеша вышло человек пятнадцать разбойников. Я не успел никак среагировать, они окружили нас, предвкушая новое веселье. Одеты в грязные лохмотья, немытые больше месяца лица исторгали злорадство. Я понял, что такие не оставят в покое даже нищего бродягу, и уж тем более пощады от них не дождешься.

— Ну и куда путь держим? — спросил мясистый главарь шайки.

— Мимо, — твердо ответил я.

Совсем не страшно, когда за спиной стоит девушка-оборотень, способная за секунду разорвать всех самих себе кажущимися страшными недавних крестьян.

Поэтому то, что произошло в следующею секунду, было для меня шоком.

Дубина в его руке поднялась и опустилась, метя точно мне в макушку. По счастливой случайности успел уклониться правее, и пришедшийся в плечо удар едва не сломал мне ключицу. Я рухнул словно куль с навозом, скрипя зубами от дикой боли. Послышался вскрик. Лейла бросилась мне на помощь, получила удар кулаком в лицо, и теперь игрушечной куклой валяется вместе со мной.

— А ты, я смотрю, шутник! — гнусно засмеялся он.

— Лейла, превращайся, — зашипел я на девушку, державшуюся за подбитый глаз.

— Не могу, — простонала она.

Я не стал выяснять, наверно, что-то серьезное. Раз мы лишаемся помощи Зверя, шансов спастись почти нет. Бывшие крестьяне, а ныне разбойники, гоготали как стадо гусей. Ожидая продолжения веселья, вовсю подбадривали вожака. Не вовремя пришел запоздалый страх.

— Рыга, дай-ка мне свой топорик. Я укорочу им ноги. Совсем немного, так, чтобы не убежали.

Он залился громовым хохотом, в тон ему смеялась и толпа. Взяв в руки протянутый топор, он замахнулся, примериваясь для удара. Но не на меня, как я ожидал, а босой Лейле. Она заскулила, поджала ноги. Это только раззадорило толпу.

— Ну-кась, держите ей ноги, — приказал он.

Тут же пяток сильно воняющих людей бросились исполнять приказ. Он поднял топор над головой. Еще секунда и беззащитные голени девушки, разбрызгивая повсюду кровь, отлетят в сторону, Лейла закричит не своим голосом….

Во мне что-то вскипело, я вскочил с неожиданной для самого себя резвостью, за секунду до удара перехватил у жирных рук топорище, дернул к себе, одновременно бросая его к морде борова. Удар топора пришелся в глазницу. Не тратя время на добивание, стал махать топором, сокрушая по-прежнему удерживающих Лейлу тварей.

Прежде, чем опомнились остальные разбойники, у моих ног валялись пятеро с размозженными головами.

Человек десять с диким криком, одновременно со всех сторон бросились на меня.

Я кинулся навстречу самому расторопному, оказавшемуся чуть ближе остальных безусому парню. Удар топором в висок отбросил его в сторону, плечом сбив с ног замешкавшегося разбойника, я проделал себе выход из кольца. Едва успел зарубить в спину двух неудачников, как пришлось уклоняться от града ударов, засыпавшихся на меня с трех сторон. Я поднимал и опускал топор. По мне попадали тоже, но боли, я, одержимый яростью, не ощущал.

Менее, чем через минуту под ногами оказались еще семь трупов. Один самый умный пытался убежать, но догнав его в два прыжка, я обрушил ему на голову ставший тяжелым топор. Быстро выдернул топор назад, мерзость из-под черепа густо вырвалась наружу. Бешено озираясь, ища попрятавшихся врагов, не мог поверить, что все они уже мертвы.

Я один положил больше десяти человек. Утер кровавой ладонью заливающий глаза пот, бросил топор у трупа главаря.

— Это твое, — зачем-то сказал я. Из глазницы все еще сочится белая слизь.

Возможно, он еще жив, но мне было наплевать…

Увидел жавшуюся в комок Лейлу. Она смотрит испуганно, словно маленькая девочка, наяву увидевшая чудовище.

— Все в порядке, Лейла? — спросил я срывающимся голосом.

— Да, мой повелитель, — чуть слышно сказала она. Я пригляделся, опухоль от удара расплылась на пол-лица. Видать, сильно он ее… — А как ты сам? У тебя глубокие раны.

Лучше бы она этого не говорила. Все тело отдало страшной болью, я скрутился пополам. Боялся смотреть на раны, потому что уже увидел, что случилось с левой ладонью. Закрываясь от удара, я рефлекторно подставил под секиру ребро ладони.

Лезвие прошло почти до середины, разрубило обе лучевые кости так, что мизинец и безымянный палец теперь дергаются сами по себе.

Сейчас я или потеряю сознание, либо умру от болевого шока.

Чувствую, как утекает, забирая остатки сил, кровь. Откуда-то издалека доносятся рыдания Лейлы. Кажется, она трясет что-то до боли знакомое, наверное, мое тело. Еще немного и я умру. Невозвратимо. Но мне все равно, никакого сожаления нет. Герой хренов, тебя хватило лишь на кучку крестьян с вилами.

Интересно, стоила ли моя жизнь, жизни того старосты у которого осталась такая прелестная дочь?

Вот и Лейла рыдает навзрыд. Ее соленые слезы падают мне на лицо. Почему я чувствую падение мягких капель отчетливее, чем скручивающую все тело боль?

Кап…кап…кап…я не успевал сосчитать слезы, но проваливаясь в черноту, я знал, что меня кто-то в этой жизни любил…

Неужели жив? Как такое возможно? Был уверен что умираю…

Поднес к лицу разрубленную руку — цела. Значит спутал. Другая рука цела тоже!

Ни следа ужасной раны, не шрама ни красноты, только засохшая корочка крови утверждала что тот бой мне не приснился.

Я встал, лениво подтягиваясь. Черт, уже рассвет, проспал почти сутки. Рядом крутится Лейла, увидев меня живым, улыбнулась обрадовано, в глазах светится счастье. То есть в одном глазе…Ставший черным синяк от удара у нее расплылся на весь правый глаз. Главарь оказался не из хилых. Я огляделся по сторонам: трупов поблизости нет. Мы где-то в березовой роще, и это явно совершенно другое место.

— Где мы? — спросил я у Лейлы.

— Прости, мой повелитель, я осмелилась перетащить тебя чуть в сторону от трупов и дороги. Я ведь правильно сделала?

— Да… Лейла, я хотел тебя спросить.

— О чем, мой повелитель?

— Почему ты не превратилась в оборотня и не разорвала их всех?

— Мой повелитель, я не оборотень. Я миракл….

— Ну, так почему?

Она опустила голову:

— Мой повелитель, для превращения требуется много энергии. Она восполняется только одним способом. В ночь, когда на небе полная луна, меня захлестывает поток силы…. Мой повелитель, я исчерпала запас этой энергии. Больше я не смогу превращаться. До следующего полнолуния, — добавила она.

— Понятно, — протянул я. Вот блин. А я уж было обрадовался такому супертелохранителю. Обрадовался и полностью положился на его силу. Вот тебе и еще один жизненный урок, Вардес: полагайся только на себя.

— Мой лорд, я… я должна признаться.

— В чем? — не понял я.

— За мгновенье до того, как на меня должен был обрушиться топор, я уже собралась превращаться.

— Что?! Ты же сказала….

— Да, мой повелитель, говорила. Но если б ты тогда не вмешался и не перебил бы их, как щенков, я бы стала мираклом во всей красе и мощи.