Он резво развернулся, и ржавый серп, почти коса, срезал наконечник копья одного из неудачников. Воины отпрянули, а монстр, нещадно пользуясь растерянностью людей, подошел ближе на пару шагов. Под гигантской ступней треснула нога одного из воинов поверженных им прежде. Какой-то полоумный воин стремительно прыгнул, вонзая копье в ржавый доспех. Под гнилой броней что-то хрустнуло, видимо, у монстра треснуло ребро, но вряд ли почувствовал даже след боли, он развернулся, отмахнувшись от назойливого человека, словно от насекомого. Древко в руках обреченного переломилось пополам, он замешкался, и последовавший удар серпа отшвырнул метров на пять разорванное тело.

На ногах осталось только трое обезумевших от страха воинов. Доспехи из кожи и короткие мечи, а скорее длинные ножи на поясах говорят об их неподготовленности и неопытности. Вооруженные крестьяне?

Поняв, что шансов победить в этом бою у горе-воинов нет, собирался уже развернуться и бежать от ожившего великана куда-нибудь на северный полюс. Но тут один из несчастных увидел меня. Наши с ним взгляды встретились лишь на секунду.

Полубезумные глаза человека, понимающего, что обречен, загорелись надеждой.

В голове пронеслись сотни хаотичных мыслей. Откуда-то пришла уверенность, что не смогу жить, если оставлю человека с нависшей над ним смертью. Я сжал пальцы на прохладной рукояти меча, показалось, что закаленная сталь вливает мне силы. И с решимостью, которой в себе не подозревал, бросился на чудовище. Голова опустела, мысли о безрассудстве и скорой смерти остались где-то далеко.

Перед глазами неслась стремительно приближающаяся спина чудовища. Не помня себя, я выбросил над головой меч и прыгнул, стремясь скорее вонзить его в спину.

Чудовище, по-видимому, что-то почувствовало, скелет стал разворачиваться со скоростью, невозможной для таких габаритов. Но я успел.

Доспех на спине поддался на удивление легко, длинный клинок вошел в ребра и вышел из груди как из масла. Чудище дернулось и с силой встряхнуло меня. Рукоять выскользнула из рук, я отлетел невероятно далеко, ударясь о твердую как скала землю. Дикая боль в позвоночнике прошла по нервам секундой позже. Превозмогая удушающую боль в груди и спине, я пытался отползти от приближающегося монстра.

Под огромным, как большой горшок, шлемом злобой загорелись огоньки — глаза.

Чудовище, будто забыв о трех оставшихся за спиной воинах, решил поквитаться с обидчиком, скорее добить беспомощную букашку, осмелившуюся…

Меня вновь охватил страх близкой смерти, дернувшись всем телом, понял, что встать не могу, кажется, повредил позвоночник. Мысль, что останусь инвалидом, еще не успела засесть в голове, прямая угроза быть раздавленным исполинским ботинком отодвигала все остальное на задний план.

Вопящие воины бросились на монстра, копья одновременно ударили ему в затылок.

Звон раздался словно по колоколу, шлем сорвался с головы чудовища, несколько раз кувыркнувшись в воздухе, упал, едва меня не прибив. И без того страшный монстр превратился в воплотившийся кошмар. И даже больше, этот ужас не мог существовать даже в страшных снах.

Под шлемом оказался вытянутый, как у коровы, череп, хотя коровий череп был бы меньше. В черных глазницах горят красные искры, и видно, что в них сосредоточена злая воля и власть духа нежити.

Скелет в доспехах развернулся с грохотом гусениц ржавого танка, сделал резкий замах серпом. Я не увидел, что произошло, но раздавшийся сухой треск возвестил о том, что в руке нежити вместо серпа оказалась лишь короткая рукоять. Прямо передо мной возвышалась спина с торчащей из нее рукоятью моего меча, я так и не вынул его.

Забыв о параличе, сковавшем мою спину, я ухватился за последний шанс.

Вздернул свое тело, бросаясь вперед. На секунду от шока отрубило память, кажется, я бил его руками, крушил ему череп кулаком, выдернул меч и пытался раздробить конечности. Он, наконец, зашатался, медленно осел словно в замедленной съемке фильма ужасов. От грохота гнилых доспехов дрогнула земля.

Подсознание, запретив вмешиваться разуму, устремилось унять горящую пламенем боль. Я отключился прежде, чем мое деревянное тело упало на землю.

Какое, оказывается, это блаженство — лежать с закрытыми глазами. Хорошо, если бы незнакомцы говорили чуть громче, чтобы не приходилось напрягать слух…

— На скольких мы поделим награду, на четверых?

— Нет, Арамон, на шесть частей.

— Что?! Почему?! — повысил собеседник голос до своего максимально возможного предела. У него что-то было со связками, сильно сипящие слова трудно было разобрать.

— Две части нужно разделить между семьями погибших.

— А-а, не подумал.

Рядом был еще третий человек, в разговор вмешиваться не спешил, но неопределенное хмыканье отчетливо донеслось с другой стороны от них.

Я вынырнул из забытья минут пять назад, но по по-прежнему не открывал глаза и не шевелился. Разговор спасшихся воинов мог быть интересным. Да и на обязательные в таких случаях расспросы я отвечать не хотел: сначала нужно понять, что эти люди собой представляют.

— Интересно, кто он? — после паузы произнес воин, которого, кажется, назвали Арамон.

— Хороший вопрос, но главное, почему он один?

— В смысле? Ты что, не видишь, он визарий, ты же видел сам, как он сокрушил ту страшную нежить.

— Он не похож на визария, — наконец, подал голос третий человек. — Я несколько раз видел элитных стражей и с уверенностью могу сказать, что каждый из них вдвое превосходит его в размерах мышц. На нем нет их брони и одеяний, нет излюбленного двуглавого топора. Вдобавок к этому, у него нет черношерстного капюшона и, вообще, волчьего шлема. О чем мы говорим? Он пришел со стороны равнины, а, как известно, там нет селений вплоть до самых границ с Империей…

— Не понимаю тебя, — прервал его умозаключения Арамон, — ты хочешь сказать, он не визарий? Ты видел, как он расправился с морхом? Чтобы вытащить его меч, пришлось рубить гнилые доспехи почти час.

— Да, сила в ударе была немереная. Но откуда в человеке, у которого нет косой сажени в плечах, взялась сила, способная погрузить в доспехи морха клинок по самую рукоять?

— На что ты намекаешь? — спросил сиплый.

— Взгляни на него, он вовсе не похож на уроженца Ануминаса. И сила… я знаю только одних воинов, которые повелевают ей без помощи мускул.

— Неужели квизарианец?

— Думаю, да…

С квизарианцами я уже встречался в деревне павшего королевства, тот рыцарь с доспехами, казалось, состоящими из одних шипов, обладал нечеловеческой силой.

Надеть такие доспехи, да еще умудряться при этом бегать и размахивать секирой, дано не каждому… вообще, никому. Так в чем же их секрет, в магии?

Уже видев жестокость, с которой тот рыцарь в составе карателей расправлялся с беззащитными людьми, понял, что не стоит ждать от людей добра к человеку, считавшимся квизарианцем.

Пауза затянулась надолго. Не зная, что в моем положении лучше, я занервничал.

Вполне возможно, что эта тишина скрывает подкрадывающегося ко мне человека с кинжалом в руке…

Боль еще чувствовалась в спине, но совсем немного, если постараться, ее можно и вовсе не ощущать. Я решил открыть глаза, и это не осталось незамеченным:

— Он очнулся, — сказал кто-то предупреждающе.

— Где мы? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Неподалеку от места сражения, — ответил Арамон после того, как посмотрел на товарищей, — не волнуйся, мы его сожгли, как полагается.

— Кого? — не понял я.

— Морха, которого ты сокрушил, — бросил он легко, но в его голосе почудилась недоговоренность.

Не зная, как реагировать, я решил смолчать и, пользуясь паузой, украдкой стал рассматривать трех сидящих в свете костра воинов. Два человека совсем просты: одеты в грязные рубахи, рядом с каждым короткие, неважной ковки клинки. А третий, что сделал вывод, что я переодетый квизарианец, в кольчужной рубашке, а вместо шлема скалится волчий капюшон. Он выразительно переглянулся с воином, что я звал сиплым.