Поджидая Хэмпсона, Антон неторопливо шагал по дорожке. Он еще издали заметил, что с другой стороны парка навстречу ему движется женщина. Ее освещенная солнцем хрупкая и стройная фигура, легкая походка были столь знакомы, что Антон невольно ускорил шаг. Женщина шла не спеша, играя свернутым зонтиком и посматривая по сторонам. Антон узнал Елену и бросился к ней. Она же, увидев его, остановилась, улыбаясь, поправила рукой в перчатке выбившиеся из-под шляпки волосы.

— Я знал, конечно, что встречу вас в Лондоне, — обрадованно проговорил Антон, — но не думал, что сейчас и здесь.

— А я надеялась, — отозвалась она, ласково улыбаясь, — что встречу вас именно сегодня и, может быть, здесь. Когда я вступила на эту дорожку там, — она кивнула на ворота в ограде парка, — я даже представила себе, что с другой стороны идете вы. Видите, я оказалась более проницательной.

Антон засмеялся, смущенный ее неожиданным признанием.

— Иногда мне очень хотелось, чтобы вы были рядом, как в Берлине, — признался он.

В ее глазах появился лукавый блеск.

— Только иногда?

— Ну, больше, чем иногда, — ответил он в тон ей.

— Это хорошо, — одобрила Елена, вздохнув. — Дорожные знакомства быстро забываются.

— Вас не забудешь, — сказал Антон серьезно. — Встретил Хэмпсона, и его первый вопрос был о вас: где вы, когда будете в Лондоне?

— Он разве здесь?

— Здесь. Звонил час назад и обещал приехать сюда, в парк.

— Неужели? — удивилась Елена. — Зачем?

— Не знаю, хочет встретиться, поговорить…

Елена промолчала, и Антон, желая переменить тему разговора, спросил:

— Вы живете неподалеку отсюда? — Он повернулся в сторону, откуда пришла Елена. Над деревьями парка поднимались высокие дома.

— Да, — коротко ответила она. — И представьте себе, улица, на которой Виталий Савельевич нашел квартиру, называется Московской. Я даже возликовала: хоть название родное.

— А почему вы одна? Где Виталий Савельевич?

— Разве вы не знаете? — ответила она вопросом. — Вчера он опять улетел в Женеву. Рассчитывал пробыть подольше в Лондоне, но произошло какое-то недоразумение с англичанами, и ему пришлось срочно вернуться в Женеву и доложить обо всем наркому.

— И когда же он вернется?

— Этого он не сказал, — с сожалением сообщила Елена. — Ведь наши пока остаются в Женеве, и ему, наверно, придется быть с ними.

— Кто наши? — спросил Антон и легонько тронул Елену под локоть, молча приглашая продолжать прогулку.

— Да все, — коротко ответила она и, точно вспоминая вслух, начала перечислять: — Сам нарком, конечно. Потом полпреды — из Лондона, Парижа, Берлина, Рима. Потом этот Курнацкий, Антонина Михайловна, Щавелев и мой дядя — Георгий Матвеевич.

— Вы забыли еще одного человека, — напомнил Антон, пытливо всматриваясь в лицо спутницы, — Володю Пятова.

— Не забыла, — сухо отозвалась Елена. — Он вернулся в Берлин через день после нашего приезда в Женеву.

— Почему?

— Откуда я знаю? — отрезала она, сразу похоронив намерение Антона спросить о странностях отношений между ней и Пятовым. — В те дела, которыми вы все занимаетесь, посторонним заглядывать не позволяют, особенно женщинам.

— А что вы скажете об Антонине Михайловне? — возразил Антон. — Она ведь тоже дипломат, и даже очень видный.

— Антонина Михайловна, — перебила его Елена, — исключение. Единственное и необыкновенное.

— Вы встретились с ней?

— Да. Очень милая женщина! — почти восторженно проговорила Елена. — Очень! Каждый раз, когда мы встречались утром в ресторане отеля или вечером в его коридорах — днем все были заняты во дворце Лиги наций, — она непременно останавливалась и спрашивала Виталия Савельевича о самочувствии, меня — о Женеве. Она увидела впервые Женеву в молодые годы, была очарована ее яркостью, живописностью, жизнелюбием жителей. Вспомнив свое прошлое, вздохнула и, улыбаясь, заметила, что хорошо смотреть на город глазами свободного человека, а не эмигранта, вынужденного скрываться и искать убежища. Накануне отъезда из Женевы мы за ужином оказались за одним столиком, разговорились, и Антонина Михайловна, будто угадывая мои мысли, сказала: «Вы не можете ограничить себя ролью жены дипломата. Будьте активнее, любознательнее и обязательно старайтесь делать то, что окажется по силам. Вы молоды, образованны, знаете язык, и было бы просто грешно тратить эти богатства только на то, чтобы быть, как говорит Щавелев, хорошей женой и помощницей мужа». — «Антонина Михайловна! — воскликнул Виталий Савельевич. — На что вы подбиваете мою жену?» Она засмеялась: «Я всегда была сторонницей полной эмансипации женщин и их равных с мужчинами прав во всем. Во всем!»

Елена, волнуясь, ускорила шаг и заговорила громче, рассказывая о напутствии, которое дала ей Антонина Михайловна, прощаясь с ней в тот вечер: «Без женщины не может быть семьи, но семья не может быть единственным содержанием ее жизни».

— Удивительный человек — нарком, — проговорила Елена, вспоминая. — Удивительный!..

Она стала рассказывать, как он поразил ее своей простотой, обходительностью и совершенно неистощимым оптимизмом. Дела во дворце Лиги наций, как рассказывал ей Виталий Савельевич, шли плохо, наши попытки заставить этот «международный форум» сделать хоть что-нибудь в пользу мира неизменно встречали хитрое, упрямое и порою даже издевательское сопротивление. Все же нарком, встречаясь со своими советниками, помощниками, экспертами — все жили в одном отеле, — никогда не терял бодрости духа и, сверкая очками, вышучивал Курнацкого, предлагавшего «разоблачить эту говорильню перед всем миром, хлопнуть дверью и уехать домой».

Антону показалось, что Елене, которая иронизировала над Курнацким, не понравился начальник Игоря Ватуева, и он сказал ей об этом.

— Нет, почему же? — живо возразила она, посмотрев на Антона и скривив в улыбке красивые губы. — Он симпатичный мужчина, разговорчивый, остроумный, умеет ухаживать, и вообще с ним приятно проводить время.

— И это случалось?

— Представьте себе, да, — с усмешкой подтвердила Елена. — Провела целый вечер.

И она рассказала о том, как познакомилась с Курнацким, заставшим ее в коридоре гостиницы, когда она разговаривала с Игорем Ватуевым. Окинув Елену оценивающим взглядом, Курнацкий сказал своему помощнику, словно те были вдвоем: «А ты и в Женеве сумел найти красивую девушку». Тогда Ватуев представил ему Елену.

В тот же вечер Грач, вернувшись из дворца Лиги, сказал Елене, что они приглашены Курнацким в ресторан и что им, разумеется, придется поехать. Елена надела черное платье, которое ей было к лицу, и Курнацкий отметил это. Он танцевал с ней, сыпал комплименты и несколько раз со вздохом заметил, что «если бы ему сбросить лет двадцать, он показал бы некоторым молокососам, как надо ценить молодых и красивых женщин, да еще с таким живым умом».

— Конечно, он был немножко смешон, — с улыбкой закончила Елена рассказ, — но все же очень, очень мил.

Антон посмотрел на спутницу сбоку, не понимая, то ли Елена действительно очарована Курнацким, то ли подсмеивается над ним. Они повернули к озерку, блестевшему почти рядом, и сели на скамью в беседке, доски которой совсем почернели от времени и непогоды. Мальчишки пускали на воду парусные лодочки, и те, гонимые легким ветерком, скользили к другому берегу, вызывая восторженные визги детей.

— В Берлине ходили слухи, что звезда Курнацкого поднимается, — иронически заметил Антон. — Его расположением стоит дорожить.

— Да? — сухо произнесла Елена. — Вот и дорожите на здоровье.

— У меня нет шансов завоевать его расположение, — сказал Антон. — Он уже создал обо мне свое мнение, и оно не в мою пользу.

— Игорь рассказывал мне, что вы со своим приятелем Зубовым сочинили что-то такое несуразное… — начала Елена, но Антон перебил ее:

— Ничего мы не сочиняли. Мы узнали кое-что…

— Ах, да! — вспомнила она. — Вас кто-то обманул, а вы выдали это за чистую монету.

— И вовсе никто нас не обманывал, — недовольно опроверг Антон. — Все, что мы узнали тогда в Берхтесгадене, целиком подтвердилось.