— Я этого не нахожу, — ответил Антон, — но кое-что показалось мне отвратительным.

— Что? Погода? Погода действительно ужасна.

— Нет, не погода, а то, что тут происходит. Власти занимаются военными приготовлениями, а печать чернит всех, кто требует оказать Гитлеру сопротивление. О нас пишут такие мерзости, что читать противно. Даже не поймешь, кто же для Англии враг: Гитлер или мы?

— Для власть имущих, конечно, вы, русские, — сказал Макхэй, опередив Фокса. — И мы, кого они именуют «английскими красными». Для народа враг — Гитлер, и только Гитлер.

— Но почему мы враги для ваших власть имущих? — спросил Антон. — Мы же не угрожаем ни их позициям в Европе, ни их колониям.

— Вы угрожаете их благополучию, даже самому существованию, — так же быстро ответил Макхэй. — Не будь Советской России, не было бы красных ни в Англии, ни в Испании, ни во Франции, ни в других странах. Они знают, что Гитлер, за спиной которого стоят немецкие банкиры и промышленники, не лишит их английских партнеров банков, заводов, пароходных компаний, а английский рабочий класс, следуя примеру русских, отнимет у них богатство и власть. С Гитлером они могут договориться, со своими рабочими нет. Они лишили работы миллион семьсот тысяч человек, и эта армия голодных, недовольных и раздраженных людей, находящихся здесь, рядом, для наших богачей намного страшнее, чем гитлеровская армия, расположенная на Рейне или даже на Ла-Манше.

Хартер собрал морщины на своем худом синеватом лице. Макхэй взглянул на него с недоумением.

— Ты не согласен?

— Согласен, согласен, — торопливо ответил Хартер. — Они не только не боятся Гитлера, но даже говорят, что неплохо было бы призвать его навести и у нас порядок.

— Зачем им Гитлер? — иронически спросил Бест. — Пока их вполне устраивает Мосли. Его чернорубашечники, следуя примеру штурмовиков, захватывают улицы наших городов, получая за каждый «выход», как поденщики, денежное вознаграждение.

— Да, наемники Мосли ведут себя все наглее, — подхватил Хартер. — Они избили наших пикетчиков в Ньюкасле, и один из избитых умер в больнице, в Лидсе разогнали палками и камнями демонстрацию жен безработных, а в Ридинге разгромили… — Он не договорил, закашлявшись. Кашлял долго, надсадно, гулко, в горле у него клокотало, из глаз катились слезы. Иногда он, переводя дыхание, приговаривал: «Вот бьет, дьявол, вот бьет!» — а кончив кашлять, сказал Антону и Горемыкину, смотревшим на него с жалостливым состраданием: — Извините, что перебил разговор. У меня в груди столько угля, что можно открывать шахту…

А хозяйка шепнула Антону:

— Он всегда кашляет, когда начинает волноваться.

Она оставила мужчин, сказав, что тотчас вернется, и действительно вернулась через несколько секунд с новой бутылкой виски и кувшином с водой. За ней шла худенькая девушка, держа на вытянутых руках большую тарелку, полную крохотных сандвичей с ветчиной и сыром. Хозяйка подливала виски и воду в стаканы, которые гости держали в руках, а девушка подносила сандвичи, говоря просительно и тихо:

— Пожалуйста, угощайтесь.

Гости накалывали сандвичи на зубочистки — вместо вилок — и отправляли в рот, говоря коротко и так же тихо:

— Благодарю.

Девушка наклоняла голову с черными густыми волосами, улыбалась, шептала: «Не стоит», — и переходила к другому. На ее узком, бледном лице выделялись большие и необыкновенно синие глаза, которые, как заметил Антон, засветились особенно ярко, будто загорелись синим огнем, когда она смотрела на Беста и Макхэя. Бест что-то шепнул ей на ухо, а Макхэй отечески положил большую ладонь на ее остренькое плечо. Антон, протыкая сандвич зубочисткой, попытался заглянуть ей в глаза, но она отвела их. Поставив тарелку на каминную доску рядом с бутылкой и кувшином, девушка отодвинулась в дальний угол, молча наблюдая за гостями.

— Кто она? — шепнул Антон Горемыкину, кивая на девушку. — Родственница или прислуга?

— Кажется, родственница, — шепотом ответил Горемыкин. — Но в общем-то она работает у Фила в редакции.

— Удивительные глаза! — восхищенно проговорил Антон.

— Да? — равнодушно произнес Горемыкин. — А мне Вирджиния нравится больше.

Он подошел к Вирджинии, стоявшей у камина, в котором зажгли маленькую газовую печь. Взглянув на Горемыкина, девушка снова водрузила на свое красивое лицо победную улыбку. Одетая в дорогой костюм, ладно облегавший ее стройную фигуру, Вирджиния казалась в этой просторной, бедно обставленной комнате такой же яркой и чужой, как букет цветов, стоявший в дешевой вазе на каминной доске. Букет был привезен, как сказала хозяйка, ее подругой, живущей с мужем в деревне. Откуда и как попала сюда Вирджиния, оставалось загадкой, и Антон, воспользовавшись тем, что Бест вышел в коридор встречать новых гостей, наклонившись к Фоксу, спросил про нее.

— Да мы и сами толком еще не знаем, кто она, — ответил Фокс. — Полгода назад появилась у нас и сказала, что хочет помогать, потому что наш еженедельник необыкновенный, а ей нравится все необыкновенное. Сначала мы думали, что Вирджиния подослана к нам полицией, но она проявила полное равнодушие к тому, откуда и как добываем мы свои новости. Она расплачивалась за наши мелкие долги и охотно оказывала небольшие услуги, и мы прозвали ее Ангелочком. Теперь она отзывается, когда ей кричат: «Ангелочек, подай чернильницу!», «Ангелочек, принеси бумагу!».

— Она из обеспеченной семьи?

— Круглая сирота, по родители оставили ей деньги, и она может жить, как ей хочется.

— А что заставило вас принять ее?

Фокс поправил растопыренными пальцами очки и взглянул на девушку, увлеченную разговором с Горемыкиным.

— Сначала она показалась нам просто забавной: богатая, красивая особа ищет острых ощущений. Потом убедились, что она может быть полезной. Она племянница лорда Овербэрри, вхожа в «свет», приносит оттуда слухи, которые помогают нам иногда узнавать, что делается за кулисами.

Антона насторожило имя дяди Вирджинии, и он, стараясь не показать особой заинтересованности, спросил:

— Этот лорд — как вы его назвали? Овербэрри? Лорд Овербэрри не связан с фирмой «Виккерс-Армстронг»?

— Не знаю, — ответил Фокс. — По рассказам Ангелочка, лорды Овербэрри давно обеднели, и родители не оставили ее дяде ничего, кроме титула. А почему он заинтересовал вас?

Антон отвел Фокса в сторонку и рассказал, что в Берлине узнал от своих друзей о встрече агента Круппа с представителем фирмы «Виккерс-Армстронг» лордом Овербэрри и о соглашении между фирмами поставлять друг другу «товары», которые сами не производят. Крупп предлагает своим иностранным клиентам аккумуляторы для подводных лодок и самонаводящиеся торпеды, производимые Виккерсом-Армстронгом.

— Вот это «товары»! — возбужденно прошептал Фокс. — Лучших «товаров» для тех, кто хочет потопить торговый флот Англии, не найдешь. А что же Крупп поставляет англичанам взамен этих «товаров»?

— Об этом его представитель умолчал.

— Ну, конечно же, немецкие «товары» предлагает своим клиентам Виккерс-Армстронг, — саркастически произнес Фокс.

— И заметьте, Эрик, Крупп гарантирует поставку «товаров» даже в случае возникновения войны, — добавил Антон.

— Через линию фронта? — недоверчиво спросил Фокс. — Через блокаду?

— Не знаю, но представитель Крупна сказал, что клиенты могут потребовать неустойку, если фирма подведет.

Фокс взволнованно сорвал очки, протер их фланелькой, которую носил в кармане, и снова водрузил на свой длинный, прямой нос.

— А не «утка» ли это? — тихо спросил он, всматриваясь в лицо Антона пытливо и требовательно.

— Маловероятно, — так же тихо ответил Антон. — Ведь Крупп, делая предложение о поставке аккумуляторов и торпед, добивался получения заказа, а на «утках» бизнеса не сделаешь.

— Да, на «утках» бизнеса не сделаешь, — повторил Фокс и потер указательным пальцем висок: он явно волновался.

Бест ввел в комнату молодого худощавого мужчину в бархатной куртке с большим черным бантом вместо галстука. Знакомясь — он назвал себя Даули, — новый гость гордо вскидывал красивую голову с пышными, зачесанными назад волосами, и голос его был мягкий, бархатистый, говорил он медленно и как-то особенно значительно. Сразу зачислив его в аристократы, Антон подивился: зачем он тут? Вооружившись стаканом с виски, Даули сел в кресло, небрежно закинув ногу на ногу, и Антон не мог не удивиться, обнаружив, что потрепанные, но модные туфли «аристократа» надеты на голые, без носков ноги. Перехватив взгляд Антона, Даули поспешно опустил ногу и одернул брюки.