– О, вы еще не знаете меня.

– Не знаю? Думаю, что знаю. Я уже знал о тебе все через несколько дней после твоего прибытия сюда. Я знаю людей, Бетти, знаю людей и… – Он озорно ухмыльнулся, глядя на нее, и прошептал: – Я знаю о тебе кое-что такое, что ты пытаешься скрыть.

– Неужели? – прошептала Бетти ему в ответ.

– Да, знаю. У тебя пылкий нрав, но ты умеешь его контролировать. Есть две Бетти: одна для внутреннего пользования, другая – для всеобщего обозрения.

Она не ответила на ухмылку, но несколько секунд молча смотрела на него, а затем перевела взгляд и сказала:

– Вы слишком много видите, Майк, вы становитесь опасным: слишком много видите!

– Послушай, девочка… – Он чуть было не грохнулся с кресла, потянувшись к ней и схватив ее за руку. – Я не хочу тебя обидеть, девочка. У меня и не может быть таких помыслов. Я хотел лишь, чтобы ты знала, что я ценю твою глубину. Ты настолько приятна в отношениях со всеми, что люди считают, что так и должно быть. Ты – горючее, обеспечивающее плавное движение колес. Ты такая добрая, сердечная. Это на поверхности. А внутри живет другая Бетти – реальная… Я понимаю тебя, понимаю.

Они смотрели друг на друга не сводя глаз, он держал ее за кисть руки, а она другой рукой по-прежнему удерживала его, стараясь, чтобы он сохранил прямое положение. Она глубоко сглотнула, фыркнула, поморгала, затем отрывисто произнесла:

– Пойдемте; вам пора спускаться вниз.

После секундной паузы он поднялся на ноги и, встав рядом с ней, тихо засмеялся и сказал:

– Я немного ссутулился, но все же выше тебя.

И вновь их взгляды встретились, но Бетти ничего не ответила; она понимала, что кроется за его словами: он, может быть, и калека, но по-прежнему считает себя мужчиной. Да так и было в действительности. Как и в случае с ней, внутри это был совсем другой человек.

– Прекрати спорить, Бетти. Ты подъедешь с шиком.

– Но, Джо, ведь тут всего миля по дороге, и потом я не знаю, сколько времени пробуду там.

– Даже если ты пробудешь там до утра, Дэвид подождет тебя.

– Смешно. Ладно бы еще было сыро, да притом я люблю пешие прогулки. Ты же знаешь. А что, если я не вернусь до пяти? Как ты будешь возвращаться домой без машины?

– Это моя забота. Сделай для разнообразия так, как тебе говорят.

– Потеха, да и только.

– Да, потеха. – Джо посмотрел на нее через обеденный стол и тихо проговорил: – Ты всегда в чьем-либо распоряжении; у тебя нет для себя ни минуты времени.

– Откуда ты знаешь? Тебя весь день здесь не бывает.

– У меня есть агенты.

– В этом я не сомневаюсь.

– Но они благосклонные агенты.

– И в этом я не сомневаюсь.

Они улыбнулись друг другу, и он тихо сказал:

– Я очень рад, Бетти, что ты с нами; Элен так изменилась после твоего приезда. Как она говорила, и притом справедливо, здесь никто не говорит с ней на ее языке. Ты должна остаться, пока не родится ребенок.

– Если она этого хочет.

– Конечно хочет! Мы все хотим, особенно сам. Ты попала в десятку там, наверху, не сомневайся.

– Хватит! – Она взмахнула перед ним своей большой рукой. – Если тебя послушать, мне полагается повышение.

– У тебя есть основания так считать.

– Ерунда! В любом случае, что касается автомобиля…

– Хватит об автомобиле. Он будет у дверей без пяти минут три, и Дэвид доставит тебя минута в минуту.

– Как насчет того, чтобы приобрести для него форму?

– Хорошая идея. Я не думал об этом, но это мысль. – Он встал, посмотрел на часы, сравнил их показания с показаниями массивных часов, стоящих посредине мраморной полки камина, чуточку подвел стрелки и сказал: – Мне нужно идти. Счастливо, Бетти.

– Счастливо, Джо, и спасибо за машину!

У двери он повернулся и усмехнулся, глядя на нее; затем, закинув повыше голову, сказал:

– Пусть знают наших!

Она встала из-за стола и подошла к окну столовой, выходившему в конец подъездной аллеи, и стояла там минут пять, пока не увидела, как Джо сходит по ступенькам. Она смотрела, как он внизу замешкался и взглянул на небо, затем опустил полу своей шляпы пониже на глаза и поднял воротник пальто, после чего вошел в машину и взялся за руль. Бетти стояла у окна, пока машина не исчезла из поля зрения в конце подъездной дороги, затем повернулась и медленно закусила губу.

Ровно в три Дэвид остановил «роллс-ройс» у подножия широкой каменной лестницы, которая вела через каменный балкон к главному входу необычной формы, в виде круглого купола. Когда он открывал дверь машины, Бетти заметила огонек в его глазах.

Дэвид помог ей выйти и пошел впереди нее по лестнице, потянул железную ручку, прикрепленную к стене, подождал, когда откроется дверь, после чего слегка поклонился и спустился по ступенькам к машине.

На лакее не было ливреи, и он был одет в черный костюм с белым воротником и галстуком, которые ни в коей мере не могли скрыть его положения, так как, слегка наклонив набок голову и голосом с явно высокомерной ноткой, он спросил:

– Мисс Хьюз-Бэртон?

– Да.

– Вас ждут. Пройдите, пожалуйста, сюда.

– Благодарю вас. – Были произнесены всего два слова, но их интонация привела лакея в более уравновешенное положение.

Бетти уже шла за ним по небольшому холлу, пол которого был покрыт кафелем и напоминал мясную лавку; затем они вошли в центральный холл. Здесь стены были от пола до потолка облицованы темным деревом и, как будто это производило недостаточно гнетущее впечатление, с панельной обшивки в каждой части комнаты, не имевшей окон, дверей и лестницы, торчали головы животных, преимущественно рогатых.

Пол был покрыт персидскими коврами, настолько изношенными, что они морщились под ногами.

Теперь Бетти уже проходила по короткому широкому коридору, в конце которого лакей остановился, дважды легонько постучал в дверь, открыл ее и гордо объявил:

– Мисс Хьюз-Бэртон.

– А, вот и вы. Вот и вы. Входите. Вы знаете, что ваш ответ пришел только сегодня в одиннадцать часов утра? Проходите, садитесь; кажется, вы замерзли. Это худшая часть страны во всем мире. Вам это известно? Расстегните ваше пальто, иначе не оцените его благ, когда выйдете на улицу… Роджер, принесите чай и не скупитесь на пирожные.

Бетти тем временем прошла через длинную гостиную и села на предложенное место, незаметно осматривая тем временем комнату. В какой-то степени она имела много общего с холлом; единственная разница заключалась в том, что она была светлее. Комната также была выставкой охотничьих трофеев и изделий из высококачественного фарфора и мебели, которые все так или иначе были связаны с путешествиями. Фарфоровая шкатулка с рядами серебряных чашечек, небольшие столики с группами из слоновой кости, фигурами китайцев и орнаментами; единственным безыскусным предметом в комнате был огромный честерфилдский диван, когда-то красивый, обитый зеленым бархатом с золотой бахромой, который и в поблекшем состоянии создавал атмосферу комфорта.

– Как поживаете? – Бетти наклонила голову к хозяйке, которая, посильнее натянув на плечи большую шерстяную шаль, отрывисто воскликнула:

– Тоска! Смертная тоска. Я бы уехала несколько недель тому назад, но Джеймс при последнем издыхании, и Сара хочет, чтобы я оставалась до конца. Почему – не знаю; мы живем как кошка с собакой. Она тупа, в голове – пустота. – Она постучала себе по лбу.

Бетти оставалось лишь промолчать и сдержать подступавший смех, спрашивая себя, как человеческое существо может находиться в таком виде – совершенно беззастенчивым и безразличным к эпохе, в которую оно живет. Это особенно ярко проявлялось в ее наряде, который был еще более старомодным, чем ее облачение во время путешествия, так как на ней был одет целый набор покрывающих друг друга юбок. Из-под шали она не могла видеть лифа, но манжеты платья были шириной как минимум в шесть дюймов и закреплены длинным рядом перламутровых пуговиц.