– Ему нет необходимости делать что-то.

– С твоей стороны это весьма великодушно, но как же быть с ребенком? Сейчас их не так часто называют незаконнорожденными, но все же клеймо остается.

– Об этом я позабочусь.

– Нет, нет, так дело не пойдет! Надо думать о будущем ребенка. Меня удивляет такая постановка вопроса, что сейчас, когда у тебя ребенок, это не имеет значения. Да, это не имеет большого значения для матери – ее больше не отправят в работный дом. Но позволю себе заметить, что для ребенка это будет по-прежнему важно.

– И каково же средство? У вас оно есть?

– Да, ты можешь дать ребенку мое имя.

– О, Майк. Нет! Нет! – Она быстро повернулась и направилась к двери. А он крикнул ей вслед:

– Я что, так неприятен тебе?

Повернувшись, она взглянула на него и сказала:

– Нет, вы никогда не были мне неприятны; но вы сами понимаете, я не могу пойти на это.

– Да. Да, думаю, ты права. Да, девочка, извини. Извини. – Ремингтон-старший медленно качал головой. – Мне будет тебя чертовски не хватать… Ты зайдешь перед отъездом?

– Зайду, Майк.

Бетти вышла и осторожно закрыла за собой дверь.

День откровений, сказал он. Да, в самом деле, это был день откровений.

Леди Эмберс только что прослушала по радио шестичасовую сводку новостей и теперь оглядывала комнату как бы в поисках того, перед кем можно было бы излить душу в отношении… этого человека! А эти бедняги на побережье Дюнкерка. Почему нельзя было послать туда флот? Для чего он тогда существует? А все эти небольшие суда, курсирующие взад и вперед, но их топят десятками. Нужны крупные орудия, чтобы раздавить к чертям этих немцев, тогда корабли подберут этих бедняг. Она радовалась, что у нее нет сына. Но в те далекие дни она мечтала… о, как она мечтала о ребенке. И она была уверена, что в его отсутствии ее вины не было. И все же, как она внушала себе уже много раз, ей следует прекратить обманывать себя: у нее было три официальных мужа и немало неофициальных; и вряд ли, чтобы все они не сумели оплодотворить ее. Она ненавидела слово «бесплодная». Она никогда не произносила его, разве что, только когда оно приходило ей на ум во сне, ведь кто осмелится ассоциировать бесплодие с ее жизнерадостностью?

Но теперь она искренне радовалась, что у нее нет сына, так как появился бы и внук и, унаследовав ее собственный дух, он наверняка находился бы на побережье; а был такой прекрасный вечер, настоящий первый день лета.

Мэри Эмберс поднялась с кресла, медленно подошла к балконной двери и посмотрела на лужайку и далее на реку. Все было так красиво и спокойно. Война не затрагивала ее, но, увы, она желала, чтобы чем-то затронула, так как ей было так одиноко. Была суббота, и миссис Поллард покинула ее в двенадцать часов, а Нэнси в пять, и она увидит обеих лишь завтра в девять. В воскресенье они приходили позднее.

– Приветствую вас!

Леди Эмберс крепко прижала к сердцу руки, прежде чем повернуться. Затем, раскрыв от изумления рот, она воскликнула:

– Бетти! О, Бетти! О, как вы меня перепугали!

– Извините… Я… я вошла через заднюю дверь.

– Я не ждала вас. Почему вы не позвонили? Что произошло? Как вы сюда добрались?

– Приехала поездом, затем автобусом до перекрестка, а после шла пешком.

– Бог мой! Да у вас еще и чемодан?

– Ну, он не очень тяжелый. Остальные мои вещи на вокзале.

– Остальные?

Рот старой леди раскрылся еще шире от изумления и, ухватив Бетти за руки, она сказала:

– Садитесь! Садитесь!

– Нет, вы сидите.

– Ну… ну, мы обе посидим. Теперь рассказывайте, что произошло. Что привело вас сюда, без моего звонка, моих просьб, уговоров?

– Может быть, для начала мне выпить чашечку кофе?

Леди Эмберс пристально смотрела на нее, затем спокойно проговорила:

– Да, дорогая. Пойдемте в кухню, Нэнси оставила все на подносе.

Спустя почти пятнадцать минут, сидя в гостиной и будучи не в состоянии более сдерживать себя, она распрямилась, сложила руки на коленях и сказала:

– Перейдем к делу! Вы ушли от них, верно? – В ее голосе звучали восторженные нотки.

– Да. Да, можно сказать, что ушла.

– Нужно было сделать это на много лет раньше. Намного раньше! Как это произошло? Расскажите… Почему вы не захватили с собой все вещи? Нужно было нанять такси прямо из поселка или позвонить Добсону, чтобы он приехал и забрал вас. Разумеется, он, как всегда, нашел бы предлог увильнуть, сославшись на собрание местных добровольческих бригад самообороны или что-нибудь в этом роде.

– Я… я не знаю, остаюсь ли я у вас, леди Мэри, или нет.

На несколько секунд воцарилось молчание, во время которого старая леди сморщила лицо, а когда вновь заговорила, ее голос слегка дрожал:

– Что значить «остаюсь или нет»? Вы что, завербовались в армию?

– Нет, нет.

– Так что вы тогда имеете в виду? Выкладывайте.

– То, что вы услышите, будет для вас неожиданностью и, несомненно, шоком.

– Ничего! Ничего! Я жду, я привыкла к шокам. Выкладывайте! Говорю я.

– Я… я беременна. Ребенок родится в октябре.

Бетти видела, как старая леди облокотилась о спинку кресла. Видела, как вытянулось ее лицо. На мгновение она потеряла дар речи. Но только на мгновение; а затем она проговорила:

– Ну и ну! Так, значит, вы беременны. Думаю, что с учетом возраста вы считаете это своего рода чудом. И я не собираюсь спрашивать, кто отец; я сама скажу вам. Это он, не так ли? Мистер Джо Ремингтон. О! О! Я предвидела это.

– Не может быть, леди Мэри.

– Не спорьте со мной, девочка. Да, предвидела! Он приезжал за вами сюда из года в год и вытаскивал вас отсюда не только для того, чтобы присматривать за женой и отцом, он скучал по вам. Какой ответ вы ожидаете от меня? Какая вы умница, да?

– Нет, все, что я хочу от вас услышать, это то, что вы не думаете обо мне слишком плохо.

– О! – Казалось, леди Мэри пыталась выбраться на простор, но ей мешали ручки кресла. – Думать о вас слишком плохо? Это нужно было бы сделать на много лет раньше, но, как положено, после замужества. Но, знаете что… – Ее беспокойные метания прекратились, и она протянула к Бетти руки и сжала ее ладони, сказав: – Но если бы это было так, как я жила бы все эти годы без вас? Знаете, вы для меня как дочь. Но запомните, – ее голос вновь обрел строгие нотки, – весьма невнимательная дочь, которая уделяет мне лишь урывки своего времени, расточая все остальное на эту неблагодарную компанию. А теперь, – ее голос вновь понизился, – вы вернулись домой и будете моей истинной дочерью, а я буду бабушкой. – Она ударила в грудь ладонью. – Да, бабушкой. О, дорогая моя. Успокойтесь, успокойтесь! Не надо. Не надо.

Бетти соскользнула с кресла на колени и, зарыв лицо в подол старой леди, разразилась бурным потоком слез; а леди Мэри держала ее, но сидела спокойно, глядя перед собой и молясь на свой лад, благодаря Господа за то, что Он скрасил ее одиночество, а главное – не дал умереть одной.

Для Джо дом казался совершенно пустым. Всякая деятельность в нем прекратилась. Повсюду – в городе, в стране, в мире – кипела жизнь, но дом казался вымершим. В течение большей части дня в нем находились лишь его отец и Мэри. Сам он уезжал утром и возвращался после шести часов, когда заходил в коттедж и забирал Мартина, и они вместе шли домой и ужинали на скорую руку. В те дни было принято есть наспех.

Элен уехала в Лондон в тот самый день, когда многое выяснилось: она покинула дом, не сказав никому ни слова, кроме Мартина, которому пообещала:

– Я еду в город улаживать дела. Я вернусь за тобой. – А это случилось две недели тому назад.

Мальчик теперь знал, что Дэвид – его дядя и что его дед был также отцом Дэвида. За прошедшие две недели он также понял, что, хотя он любил тетю Бетт сильнее, чем мать, он очень жалел мать. Раньше же он никогда не чувствовал жалости по отношению к ней. Он не мог понять своих чувств, просто он видел, что ее никто не любит, а жаль, ведь она была внешне такая красивая и могла быть такой любезной, когда хотела. К тому же она всегда была добра к нему, за исключением моментов, когда он не слушался ее и продолжал видеться с Элизабет.