– А что ты решила сделать?

Она намочила ватку вяжущим средством, вытерла ею губы и спокойно произнесла:

– Сдать ее в приют.

– Сдать ее в приют? – Его лицо сморщилось, как будто он не понял, о ком идет речь. – Сдать ее в приют?

– Да, именно это я и имею в виду. – Теперь Элен повернулась на табуретке и, крепко сжав положенные на колени руки, взглянула на него и умоляющим голосом произнесла: – Позволь мне сделать это, Джо. Я… я только что виделась с… доктором Райсом, который содержит приют для таких вещ… детей недалеко от Ньюкасла. Он сказал, что приедет поговорить с тобой и посмотреть… ее.

Джо не шевельнулся, и выражение его лица не очень изменилось, лишь глаза потемнели, и он медленно проговорил:

– Почему же ты не назвала ее «вещью», как собиралась? Итак, ты собираешься запрятать ее в приют!

Казалось, что его толкнули, – столь быстро он отступил назад к центру комнаты, откуда, выставив вперед челюсть, он прорычал ей:

– Нет, тебе это не удастся! О нет! Не удастся! Разок в жизни тебе придется взять на себя ответственность; а это – твоя ответственность, так же как и моя… она – твоя дочь.

Теперь Элен также вскочила на ноги, и ее гнев почти не уступал его гневу, когда она прокричала ему:

– Она не моя дочь! Я не считаю ее своей дочерью. Она – не человек! С самого начала она – ошибка природы. Я знала это. Знала. Тебе следовало разрешить мне отделаться от нее тогда.

– Могу лишь сказать тебе, что ты очень постаралась, и ее теперешнее положение – это результат твоих усилий. Мне наплевать на то, что какой-то там доктор говорит, что это может случиться у любого: то, что ты делала с собой, ты делала с ней. Она – твоя, и до тех пор, пока я что- то значу в этих вопросах, она останется твоей и в этом доме.

– Ты бесчеловечен! Ты почти как она.

– В этом случае нас двое на твоем попечении!

– Ты отвратителен, ты груб, необдуман…

Джо не ответил на это, а лишь внимательно смотрел на жену, и она закричала на него:

– Я ненавижу тебя! Я презираю тебя!

Мускулы на его лице дрогнули, как будто ему нанесли удар. Он сжал одной губой другую, набрал в рот слюны, сглотнул, а затем сказал:

– Теперь я знаю, как мне поступать. И я собираюсь сказать, как следует поступить тебе. Ты велишь доктору Райсу не показываться сюда, потому что, если он сунет сюда нос, я скажу, чтобы Бетти уехала. И думаю, она не станет горевать, так как совсем измоталась. Затем ты должна будешь взять на себя реальную ответственность за свою дочь. Если не возьмешь, то есть альтернатива; но мы вернемся к этому позднее. – С этими словами он повернулся, медленно вышел из комнаты и направился в ванную.

Спустя несколько минут Джо поднялся по чердачной лестнице в комнату отца и чуть было не столкнулся с Бетти, которая собиралась уходить.

Стоя в центре комнаты и опираясь на палку, Майк спросил, глядя на сына:

– Кто начал эту войну?

Джо отер лицо носовым платком, громко высморкался, затем сказал:

– Она ездила в Ньюкасл к какому-то доктору Райсу; она хочет сдать ребенка в приют.

– О? – Майк переместил на ковре палку на один-два дюйма, посмотрел вниз и вновь произнес:

– О? – Затем, бросив косой взгляд на Джо, добавил:

– Что ж, по тому, как обстоят дела, это кажется мне разумным.

– Что?!

– Не ори, мальчик! Не ори. Я понимаю твои чувства, но усматриваю логику и в ее позиции.

Глаза Джо широко раскрылись, на лице отразилось удивление; он повернулся и взглянул на Бетти, как бы надеясь на поддержку, но она, на мгновение ответив на его взгляд, отвела взор в сторону, и ее голос походил на лепет, когда она произнесла:

– Да, я тоже понимаю ее позицию. Видимо, она думает о Мартине и о впечатлении, которое это произведет на него, когда он станет старше.

– Она думает лишь о себе! – Голос Джо стал вновь громким. – Сколько раз, по-твоему, она интересовалась ребенком с момента его рождения, а? Скажи на милость.

– Не знаю. – Теперь голос Бетти перестал быть лепетом, и она смотрела прямо на него. – Я знаю лишь одно: вы оба рассматриваете ситуацию под разным углом зрения.

– Скажи мне, Бетти, скажи мне только одно: если бы девочка была твоим ребенком, ты отдала бы ее в приют, оставив там до самой смерти, что может произойти завтра, в будущем году или через десять лет, отдала бы?

Взглянув в его напряженное лицо, она заморгала, затем, резко повернув голову, прежде чем пойти к двери, сказала:

– Она не моя, и я не могу ответить тебе на этот вопрос.

Мужчины молча смотрели друг на друга, затем Майк сказал:

– Я вновь заявляю, мальчик: по-моему, она права.

Джо теперь не обрушивался на отца, а, повернувшись в сторону, тяжело опустился на стул, опершись локтями о колени. Обхватив лицо руками, он проговорил из-под пальцев:

– Я не могу пойти на это. Не могу.

Теперь он распрямился и повернулся к Майку, который уже сидел у окна, и сказал:

– Вчера я беседовал с Джеком Фэрроу. У них четырехлетний малыш с начальной стадией синдрома Дауна, и он говорит, что у них в доме стало больше счастья, с тех пор как родился ребенок. Это сплотило их, и остальные их дети пытаются проникнуть в его мир.

– Да, да, я это слышал еще раньше, но у твоей дочери другое, Джо; на той неделе доктор дал мне прямой ответ на вопрос, как ее квалифицировать. Он сказал, что не существует названия, под которое она подпадает; с медицинской точки зрения твоя дочь не существует.

– О боги!

Восклицание Джо и его действия, когда он встал и отвернул в сторону голову, как будто от чего-то страшного, заставили и Майка с осуждением проговорить:

– Ты можешь ужасаться, но нужно смотреть правде в глаза, и, осознав это, ты поймешь, как оценивает ситуацию Элен. – И уже в более спокойном тоне продолжал: – Но одно ты не должен делать: ты не должен позволить, чтобы ребенок создавал между вами постоянные распри; конечно, если тебе она по-прежнему дорога… Это так?

Джо смотрел на отца, хотя и не видел его, перед его глазами стояла Элен которая всего несколько минут назад говорила: «Ты отвратителен, ты груб, необдуман…» Дорога ли она ему по-прежнему?

Нет необходимости задавать такой вопрос, так как сам ее вид временами возбуждает его; он чувствует, что хочет затеряться в ней, зарыться в женщине, женщине, которую он постоянно пытается понять; женщине, зрелой женщине, которая, как он чувствовал, сформируется в один прекрасный день… Любил ли он ее? Он противостоял ей, он расстраивал ее, боролся с ней, но одновременно… да, да, любил ее! И завтра, даже сегодня вечером, он придет к ней и скажет, что очень сожалеет, что огорчил ее, в то же время понимая, что он никогда не исполнит ее желания, будь то применительно к маленькой девочке или тем двоим в коттедже, по отношению к которым вспыхнувшая в ней при их первой встрече ненависть не ослабла.

Джо повернулся и вышел из комнаты, не ответив на вопрос Майка.

Много раз в течение последующего года необоснованные требования, предъявляемые Бетти не только со стороны Элен, но и Джо, и Майка, заставляли ее поражаться, как ей удавалось сохранять самообладание; если бы не дом леди Мэри, где она могла расслабиться, она полагала, что не выдержала бы.

Физически она была сильна; но на ее плечи пала круглосуточная ответственность за положение дел в детской, и это начинало сказываться. Нелли оказывала большую помощь, но она открыто заявляла, что не любит ухаживать за ребенком. Как она говорила, она может все делать для мистера Мартина, но не для этого.

А тут еще Майк, артрит которого ухудшился в течение зимы, требовал почти столько же внимания, сколько ребенок, хотя и обставлял это по-иному. «Поднимись ко мне, отдохни», – говорил он. «Зайди ко мне, расслабься». Но большая часть времени ее визитов уходила на манипулирование его спиной и плечами, а также на присматривание за тем, чтобы он выполнял упражнения, которые предписывал ему доктор для суставов пальцев рук и ног. Он не возражал хватать руками мяч, но никак не желал поднимать карандаш пальцами ног, тщетно пытаясь проделать это упражнение… И наконец, эти вечерние карточные игры. Так часто ей просто хотелось пройти в свою комнату, вытянуться на кровати, но мысль о том, что он там наверху один рвет и мечет, заставляла ее подниматься по чердачной лестнице.