– Вроде бы поздновато предъявлять претензии?

– Я и не предъявляю. – Глубокий резонанс в голосе Дэвида, видимо, свидетельствовал о его цветных предках.

– Отец. – Джо быстро вышел вперед и оказался теперь между отцом и Элен, и он смотрел на отца, указывая пальцем на Элен: – Разъясни ей, пожалуйста, так как своим острым умом она обратила внимание на сходство между Элизабет и мною и теперь обвиняет меня в том, что я – ее отец.

Майк теперь смотрел прямо в глаза Джо. Затем через мгновение перевел взгляд на бледное напряженное лицо Элен и медленно проговорил:

– Дэвид – мой сын.

Глядя на Майка, Элен сделала легкое движение головой, а ее нос лишь слегка дернулся. Она начала открывать рот, затем вновь закрыла его… Поднявшись со стула, она посмотрела на Джо, затем на его отца, после чего перевела злобный взгляд на Дэвида, и показалось, что она окинула завесой презрения всех троих, после чего величавой походкой вышла из комнаты.

– Ну и ну! – Эти слова нарушили неловкое молчание, и когда Майк опустился на стул, он посмотрел туда, где в дверях стоял Дэвид, и спокойно сказал: – Входи, молодой человек, и садись.

– Нет, спасибо. – Слова по-прежнему произносились медленно, глубоким голосом. – Я все это время был на обочине и предпочитаю там оставаться. Вы же сами сказали, что уже поздновато. – При этих словах Дэвид повернулся и вышел из комнаты.

Но Джо тотчас бросился за ним с криком:

– Подожди минутку, Дэвид. Задержись на минутку. Прошу тебя!

Теперь Майк повернул голову к Бетти и сказал:

– Не покидайте меня так все сразу, во всяком случае сейчас. Закрой дверь, девочка, и дай мне выпить.

Бетти закрыла дверь, налила виски в два стакана и, передав один Майку, села напротив него и несколько секунд смотрела на старика, прежде чем спокойно спросить:

– Почему вы скрывали все это время?

Он залпом опрокинул налитое ему виски, отер рот тыльной стороной ладони и сказал:

– Я, возможно, и скрывал, девочка, но большинство знали об этом или, во всяком случае, догадывались.

– Но вы открыто никогда не признали его?

– Нет, нет, я не мог, по крайней мере, когда был жив его так называемый отец. А потом уже не было смысла. И я был в гуще всего этого. – Он похлопал себя по коленям. – Думаю, я сделал бы это в один прекрасный день, но тут наш Джо привел домой свою жену-хозяйку. Я посмотрел на нее и сказал себе: она этого не вынесет. И надо же такому случиться, что она возненавидела Дэвида, как только увидела его. А как только я ее увидел, то сразу же предсказал для себя, какая жизнь ожидает нашего Джо, так как у меня было то же самое. Потому-то и появился Дэвид.

Майк посмотрел в окно и сказал:

– Она была красивая, его мать. Мэри пользовалась ее услугами на кухне. Она выполняла самые грязные работы, но держалась всегда как королева. Я обычно наблюдал за ней из окна. Я привык наблюдать за ней, а когда говорил с ней – а делал это я при каждой возможности, – ее улыбка была теплой. Ей было семнадцать, когда она пришла к нам, но она была уже женщиной: она была чистокровной негритянкой и умела петь. У нее был красивый голос. Но она не умела ни читать, ни писать, но умела говорить. И как говорить!

Теперь он повернулся к Бетти и, медленно кивнув головой, сказал:

– В некоторых своих суждениях она была мудрее Соломона. И я был не единственным, кто любил смотреть на нее и слушать, как она говорит и поет. Брукс, тогда он работал в саду – он обычно приезжал из Фелберна, – жил со своей матерью-вдовой, тихий парень, примерный прихожанин, непьющий, вот такой парень. Ну и…

Теперь он крепче прислонился к спинке кресла и, взглянув на потолок, продолжал:

– Остальное оставляю на твое воображение. Скажу лишь: этого никогда бы не случилось, если бы моя жена была для меня настоящей женой, но с момента появления Джо она не подпускала меня к себе. Такого рода люди годны только для… – Он опустил голову, скосил глаз на Бетти и, подавив улыбку, сказал: – Это слово – «деторождение». Труднопроизносимое, да? Но я хорошо его помню, я слышал его довольно часто. – Он рассмеялся во всеуслышание и продолжал: – После Джо мог быть еще один ребенок, когда она вновь почувствовала необходимость деторождения, но она узнала о Несси и, о Боже! Ну и адскую жизнь она мне устроила! В отличие от Элен она не кричала и не вопила – с этими нападками я смог бы совладать, – нет, она с улыбкой могла перерезать вам горло. В беседах со мной она подчеркивала мое невежество. Я тебе не говорил, что из-за этого я стал много читать, потому что стыдился своего невежества? Так или иначе, – старик провел по лицу рукой, – но Несси забеременела. Что было делать? Я не хотел, чтобы она ушла, но она не могла остаться. Как-то вечером ко мне пришла Мэри и сказала, что меня хочет видеть Фрэнк Брукс, и этот парень официально спросил, не возражаю ли я против его женитьбы на Несси. Он знал все, что произошло. Он был хорошим человеком, притом храбрым, так как я знал, что ему придется выдержать бой с матерью и прихожанами, ведь нельзя забывать, как простые люди относятся к тому, что парень хочет жениться на чернокожей, или наоборот. Я вижу как сейчас, как он стоял передо мной, смотрел мне прямо в глаза, но даже не намекнул на истинное положение дел. Помню, я сказал ему, что не вижу оснований, почему он не может жениться на Несси, хотя у меня было такое чувство, как будто меня режут по живому, так было тяжко на сердце. Видишь ли, я любил ее, как никого до и после нее. Как бы то ни было, я сказал, что он может жить в коттедже, и пообещал привести его в порядок, но… но дал ему понять, что Несси не может больше работать у нас в доме. На что он ответил обычным тоном: «Да, я понимаю, сэр».

Ремингтон-старший замолчал, затем несколько раз облизал губы и сказал:

– Налей-ка мне, пожалуйста, еще, девочка.

Бетти наполнила стакан и протянула ему, и он потягивал содержимое маленькими глотками, а затем взглянул на нее.

– Прямо-таки день откровений, не правда ли? – сказал он.

– Да, мне тоже так кажется, Майк. – Голос Бетти был нежным.

– Ты осуждаешь меня за то, что я не признал свое отцовство?

Она подумала мгновение, прежде чем дать ответ. 

– Да, осуждаю, Майк. Я… я думаю, вы могли бы это сделать, во всяком случае лично перед ним, когда умер его отец; я имею в виду того человека.

– Да, девочка, возможно, мог бы. Но такого рода решения никогда не бывают простыми. Когда оглядываешься назад, то думаешь, что следовало бы сделать то-то или то-то, а в то время вступают в силу противодействующие факторы. И все же думаю, я мог бы и мне следовало бы сделать это, так как к тому времени моя жена уже умерла.

– Когда… когда… умерла мать Дэвида?

– Через четыре года после его рождения. Знаешь, девочка, во что я верю? Можно заставить себя умереть, можно захотеть умереть. Да, можно. – Старик кивнул головой, а она трясла своею, как бы не соглашаясь с ним, и затем он продолжил свою мысль: – После того как она вышла замуж, она почти не разговаривала со мной. Лишь однажды она заговорила в глубине этого сада и сказала мне: «Раньше я любила жизнь, но я рано покину этот мир». Никогда не забуду эти слова! Как видишь, она так же помнила обо мне, как я о ней. – Он глубоко вздохнул, прежде чем закончить. – Когда ее не стало, я ожидал, что отношение Фрэнка к мальчику изменится, но этого не произошло. Как я говорил раньше, он был хорошим человеком. Дэвиду повезло с ним: другой на его месте мог бы превратить его жизнь в ад. Вот такие-то дела. – Майк осушил свой стакан. – Куда ты направляешься отсюда? О, знаю, знаю – к старушке. Какова, по-твоему, будет ее реакция… если она еще не знает?

– Нет, пока не знает. И я не имею ни малейшего представления, что она скажет. Не могу ни на минуту представить себе, что она захочет, чтобы я находилась там с ребенком, но она может пожелать, чтобы я оставалась с ней до тех пор, пока, выражаясь ее словами, для меня не наступит время принятия других решений.

– Когда ты уедешь, девочка, жизнь в доме изменится. Что он собирается делать в этом направлении? Наш Джо.