Месяц тому назад все окна одной секции завода Джо были взломаны, а двое из его рабочих были подвергнуты нападению и избиты. Несправедливость порождает звериные инстинкты; Майк хорошо выразил эту мысль, сказав, что она превращает мирных котов в тигров.
И теперь, когда все это позади, поселок и город находятся в еще большем унынии, чем когда забастовка была в самом разгаре. Она сравнивала положение с оккупированной во время войны территорией. Полагают, что среди шахтеров много грубых смутьянов, но поневоле огрубеешь, если тебя заставляют работать на таких условиях и за такую мизерную зарплату.
Последнее время были такие моменты, когда Бетти жалела, что приехала сюда. За исключением периода, когда она находилась на военной службе, она большую часть жизни провела среди класса людей, которые в основном отличались респектабельностью. Хотя в последнее время ей приходилось работать по найму, она тем не менее в чем-то стояла на одном уровне со своими хозяйками. Но, прибыв в этот дом, она окунулась в совершенно иную атмосферу, странную атмосферу; и, несмотря на все это, ей нравилось здесь; ей были симпатичны люди, которые создавали эту атмосферу, и не только Джо и Майк, но и Дэвид и Хейзл из соседнего коттеджа, которые без лишних слов вели борьбу с расовыми предрассудками; и Элла, вынужденная сменить свое имя, чтобы угодить Элен; а также Мэри и Даффи, работающие в поте лица своего. И ей было тяжело осознавать, что она чувствовала себя более непринужденно в их компании, чем в компании своей родной сестры.
Элен всегда была обидчивой, и брак не исправил ее; фактически в последнее время ей не единожды с трудом удавалось разыгрывать роль «доброй сестры Бетти», вместо того чтобы возразить и сказать ей все, что она думает. Но она помнила, что Элен приближалась к седьмому месяцу беременности и в основном чувствовала себя плохо или, по крайней мере, так говорила. Бетти тяжело опустилась в кресло и пододвинула ноги к огню. Она не должна обвинять Элен в том, что она напускает на себя болезнь, так как порой она действительно выглядела плохо.
Бетти хотела бы, чтобы Рождество поскорее прошло; чтобы у нее была возможность заняться чем-нибудь определенным, а не только ублажать Элен, расставлять цветы и вязать, вязать и вязать. Единственный светлый момент наступал, когда она поднималась по лестнице и болтала с Майком или когда разговаривала с Джо; хотя возможность поговорить с Джо предоставлялась ей не часто, разве что за завтраком или за поздним ужином, если Элен уже готовилась ко сну. Ей нравилось беседовать с Джо. И вообще ей нравился Джо. Она считала его замечательным человеком, слишком хорошим для Элен.
Бетти резко поднялась с кресла, поспешно вышла из комнаты и поднялась по лестнице на верхний этаж.
Когда она открыла дверь гостиной, она обнаружила, что Майка не было. Постучав в дверь спальни, она услышала голос с обзорной башни.
– Я здесь. Кто там?
– Это я, Майк.
– А, заходи, девочка.
Она поднялась по крутой лестнице в застекленное помещение и увидела его сидящим на стуле с прямой спинкой, его колени были закутаны пледом, сбоку от него стоял обогреватель. Бетти спросила:
– Интересно, что привело вас на эту верхотуру?
– Как всегда, открывающийся отсюда вид, девочка, так как в ясный день нельзя упускать такой случай. Взгляни на это. – Он указал на широкие стекла. – Отсюда просматривается местность вплоть до реки, видны даже корабли, плывущие вверх и вниз по течению. Смотри сюда. – Он передал ей бинокль, и когда она приставила его к глазам, то действительно могла различать контуры кораблей на реке.
Бетти стояла сбоку от него и поворачивала голову под разным утлом со словами:
– Какой ни с чем не сравнимый вид.
– Да, девочка, каждый ярд земли на многие мили просматривается отсюда. Мой старик отец знал, что к чему, когда возводил это.
– Действительно, знал. Но послушайте. – Она склонилась над ним. – Вам опасно преодолевать эти ступени одному.
– Со мной все в порядке; вот преодолел же. – Майк расставил руки.
– В один прекрасный день загремите вниз.
– Очень может быть, девочка, очень может быть, и это быстро покончит со всем этим, да и к лучшему.
– Не говорите глупости.
– Я и не говорю. – Теперь он смотрел на нее, его светло-голубые глаза пристально изучали ее. – Хочу задать тебе один вопрос. Будучи на моем месте, какой
путь ты бы выбрала – быстрый конец или длительное вымученное существование в ожидании, когда у тебя скрутятся кости?
Теперь она уже смотрела на него, и ее лицо обрело серьезный вид, когда она сказала:
– Не знаю; я смогла бы правдиво ответить на этот вопрос, лишь если бы оказалась на вашем месте. Могу сказать одно: ваш уход создал бы пробел в жизни многих людей.
– Ты так думаешь? – Он засмеялся коротким, позабавившим его смехом; затем покачал головой, глядя на Бетти, и сказал: – Ты очень добра, девочка, очень добра. Но вот что я тебе скажу. Чтобы пересчитать своих друзей, настоящих друзей, мне всегда хватало пальцев одной руки. И не только мне; покажи мне человека, который говорит, что у него больше пяти друзей, заметь, – настоящих друзей, и я скажу, что ты имеешь дело с величайшим лжецом. У человека могут быть десятки знакомых; мы привыкли говорить: «Он мой друг». Нет, девочка, друзей, настоящих друзей, в природе меньше, чем радия, который открыла мадам Кюри. Кстати, я сейчас о ней читаю. Великая женщина, великая; она чуть не сошла с ума, когда умер ее муж. А кстати, это тоже редкость – вещество, которое чуть не сводит женщину с ума, когда умирает ее муж.
– Не будьте циничным.
– Нет, девочка, здесь нет никакого цинизма. Если женщина молодая, она спокойно переносит это; если ей меньше пятидесяти, она наряжается и ищет другого; если ей за пятьдесят, она занимается домашним хозяйством и надеется.
Ремингтон-старший откинул назад голову и разразился заразительным смехом, и Бетти присоединилась к нему, и, когда смех иссяк, она вытерла глаза.
– Вы, Майк, ужасный человек, но в какой-то ситуации – хороший, как некоторые лекарства.
– Горькая соль или касторка?
Она отмахнулась от его шутки; затем села рядом с ним и сказала:
– В среду я иду на чай.
– Куда?
– В Холл, во дворец лорда Ментона.
Он повернулся к ней так быстро, что растянул себе шею, и на его лице отразилась боль. Он судорожно глотнул воздух и сказал:
– Ты не шутишь, девочка?
– Не шучу, Майк.
– Да будь я проклят! Неужели леди Ментон пригласила тебя?
– Да нет, нет, не леди Ментон, а та, о которой я вам рассказывала, эксцентричная леди Мэри Эмберс.
– А, та, которую ты встретила в поезде?
– Да, и вот ее приглашение. – Она вынула из кармана письмо и отдала Майклу. Во время чтения его лицо вытянулось от восторга, и он воскликнул:
– Будь я проклят! В свое время я повидал немало приглашений, но это затмевает все. Видно, женщина с характером.
– Несомненно. Хочу снова повидаться с ней.
– А… Элен знает?
– Да, я ей сказала.
– Как она отнеслась к этому?
Ремингтон-старший приблизил к ней свое лицо, и она на мгновение задумалась, а затем улыбнулась и сказала:
– Она советовала мне не принимать приглашение.
– Это в ее стиле. Но она не давала бы тебе такого совета, если бы тоже была приглашена. Сходи, девочка. Но послушай, я хочу кое-что сказать тебе. – Майкл пригрозил ей пальцем. – Если заговорят об этом доме и обо мне, ты, скорее всего, сюда не вернешься, поскольку мое имя подвергнуто очернению, как и имя отца еще раньше. Нет, его имя скорее смешано с грязью, что одно и то же, только еще хуже. – Он резко повернул голову в ее сторону, добавив: – Буду с нетерпением ждать тебя, расскажешь, что там было. Но имей в виду: нужно держаться, не позволяй им отправить себя в нокаут. – Он наклонил голову в сторону и сделал паузу, прежде чем закончить свою мысль: – Но не думаю, что им удастся это. Да пожалуй, они и не захотят; не думаю, что они захотят бить тебя, поскольку ты неколючая.
