268. Спутница И за руки водит, и кружит, И ночью и днем отыскав, В работе, веселье и дружбе Проверенная тоска. Как запах горелого торфа До боли гортань щекоча, Лишенные музыки строфы Подсказывает по ночам. В свободные дни пятидневки Врывается в рамы окна, И бродит от Невки до Невки, И всё подчиняет сполна. Но, вновь обрекая на зависть Не смеющих в ногу идти, Иная диктуется запись Эпохой больших директив. И смутен, и неприкаян Тот голос, что слышен едва, Он вырастет, к ней примыкая, Ее повторяя слова. И вздутые вешнею спесью И почки деревьев, и дни Я нынче встречаю без песен, — Но скоро придут и они. 269. С повинной
Вечер к вечеру — как по шаблону, Как один другим отражен — Вечно занят твой стол зеленый Спешно требуемым чертежом. Нынче дни рабочего стажа Счет ведут прямым и кривым, — Ты и мне отвечаешь, даже От бумаг не подняв головы. Прихожу к тебе повиниться, Говорю, ничего не скрыв: Устаю, начинаю лениться, Понемногу растет прорыв. И подчас не живу — скучаю, Мало разнится день ото дня. Но внезапно твое молчанье, Как упрек, обрывает меня. Как привет от кварталов до верфи Дым из труб посылая к нам, Крыши лагерем красноверхим Далеко видны из окна. Город мой подымает стены, И, ветрам и морозам открыт, Он работой вечерней смены, Всем дыханьем своим говорит, Что работы у всех не меньше И что так мы спешить должны, Чтобы вместе дорогой прямейшей Выйти в будущее страны. Чтобы годом нам не казалась Пятидневка в разгар работ, Наша строчка нашу усталость На поруки себе берет. И опять по лестнице длинной Мне с тобою бежать легко: Нет невзгоды неодолимой! Наши песни еще далеко Не окончены, не пропеты, — Подтвердить это нынче должна, На проспект Пролетарской победы Выходя вслед за нами, весна. 270. Весна в Тикси Отдых к ночи, а ночи нету — Каждой ночью светло, как днем. Как тут будешь бродить до света, Тьму отыскивать днем с огнем? Утки в забереги слетают, Лед проталинами пошел. Из распадка любую стаю Тут выслеживать хорошо. Все спокойно в холмах безлесных, Птицы свищут у самых ног, Да гремит в снеговых отвесах Черно-синий лютый поток. Солнце словно желтою пылью Одевают гор наготу; И, расправив рябые крылья, Мне в глаза взглянув на лету, Коршун падает с камня камнем, Пустырей разбойный герой, И скрывается за сверканьем Снега талого под горой. Но в пустыне, одетой светом, Там, где маревом поднят лед, Что за тень, колеблема ветром, На черте горизонта встает? То шагает легкий и скорый Мой товарищ — зачинщик охот. «Здравствуй! — крикну я через горы. — Как охота твоя идет?» И просторной свободой богаты, В цель стреляя под небеса, Сколько разной твари пернатой Мы привяжем на пояса! И к зимовке — уснуть до работы. Уходя, говорим вперебой О работе в порту, об охотах, Об осеннем пути домой. Осень — к осени, к лету — лето. Через несколько быстрых лет Спросишь: «Молодость моя, где ты?» — Ничего не слыхать в ответ. И тогда, тяжелее камня, С неизвестных слетев высот, Глянет злая тоска в глаза мне, Надо мной задержав полет. Я из самых дальних затонов Верной памяти привозу Время солнца и льдов зеленых — Сон, приснившийся наяву. И товарищи выйдут те же, Молодые — как в те года; Мы сойдемся на побережье После радостного труда. Впереди просторно и тихо, Темных крыльев пропал и след, Только в море из бухты выход — Словно в будущее просвет. 271. Итог
Иной судьбы, казалось, не желая, К несбыточному больше не стремясь, Так медленно, так нехотя жила я, В чужую жизнь стучаться утомясь. Ступала от удачи к неудаче, На близкое смотря издалека, Когда, мои пути переиначив, Их повела холодная река. Так палый лист уносится теченьем Куда-то в неизвестность. И пришло То чувство, что зовется отреченьем, Что холодно, пустынно и светло. У моря ветром рвало мох и камень, И приходилось, наклонясь дугой, Карабкаться, держась за трос руками, Храня дыханье, сжатое пургой. И день за днем вставали в сроках твердых — Стремленье ветра, уровень воды, Путь облаков и в дождемерных ведрах Сухого снега светлые следы. Еще в июне льды в заливе стыли Зеленые, прозрачны и влажны, А светлая, холодная пустыня Взыграла всеми красками весны. На склонах гор, коричнево-лиловых, Горели мхи и снег сходил на нет; Большой пустырь куражился в обновах Болот, у неба отбиравших цвет. И солнечными длинными ночами, Держа от солнца руку у бровей, Бродила я с винтовкой за плечами, Пугая птиц в оттаявшей траве. И многократно утверждали скалы, Катая эхо моего ружья, Что лишь преддверьем — искусом закала Была вся жизнь прошедшая моя, Что было в ней борьбы постыдно мало. И, отступив в сознании вины, Молчала я, и снова возникала Над голым миром песня тишины. Она в ушах звучала бегом крови, Разгоряченной редкостной весной, Она была прекрасней и суровей, Чем гребни гор и небо надо мной. Оплетена напевом этим длинным, Я волю в нем услышала одну: Огромный зов к застроенным равнинам, Гораздо раньше встретившим весну. И стало ясно: от него не скроешь Себя нигде, и на краю земли Моя судьба — такого же покроя, Как судьбы тех — оставшихся вдали. Мы улью одному готовим соты. И доказал мне этой песни лад, Что жизнь друзей и прежняя работа, Объединясь в усилии, велят Вернуться к ним, чтоб изменять значенье Любых вещей по слову своему. |
