241. «Заснуть. Застыть. И в этой стыни…» Заснуть. Застыть. И в этой стыни Смотреть сквозь сонные скачки В твои холодные, пустые, Кошачьи серые зрачки. В бреду, в наплыве идиотства, Глядя в привычный профиль твой, Искать желаемого сходства С той. Позабытой. Озорной. И знать, что мы с тобою врозь Прошли полжизни тьмой и светом Сквозь сонм ночей весны — и сквозь Неодолимый запах лета. И всё ж любить тебя, как любят Глухие приступы тоски, — Любил безумный, страшный Врубель Свои нелепые мазки. 242. «Я лирикой пропах, как табаком…»
Я лирикой пропах, как табаком, И знаю — до последнего дыханья Просить ее я буду под окном, Как нищий просит подаянья. Мне надо б только: сумрак капал, И у рассвета на краю Ночь, словно зверь большой, на лапы Бросала голову свою… 243. Волк Когда раздался выстрел, он Еще глядел в навес сарая, В тот гиблый миг не понимая, Что смерть идет со всех сторон. Стоял на рыхлом талом насте, По ветру ставил чуткий нос, Когда двухствольным резким «Здрасьте!» В ушах и в теле отдалось. Он падал медленно под креном Косого резкого угла. Еще медлительней по венам Кровь отворенная текла. Сбежались люди, тишь нарушив Плевком холодного ствола. А под его тяжелой тушей Уже проталина цвела. И рядом пыж валялся ватный У чьих-то мех обутых ног, И потеплел — в багровых пятнах — Под теплой лапою ледок. Там, где нарост остистой шерсти Свалялся в ледяной комок, Шесть кровоточащих отверстий Струили приторный дымок. Он издыхал с косым оскалом, В паху еще теплился зуд, Но смерть всё близилась и крала Теченье считанных минут. Уже светало. Пахло хлебом, Овчиной, близким очагом. А рядом волк лежал и в небо Смотрел тоскующим зрачком. Он видел всё: рассвет и звезды, Людей, бегущих не спеша, И даже этот близкий воздух, Которым больше не дышать. Голодной крови теплый запах Тревожил утреннюю рань, И нервно сокращалась в лапах Рывками мускульная ткань. Бежали судороги в теле, В снег ртутью падала слеза, А в небо синее смотрели Большие серые глаза… Нет, в них не виделось испуга, Они грустили лишь о том, Что сероглазая подруга Его не встретит за бугром. Они, как склизлый студень, стыли, Так он лежал в чужих ногах, Смертельно раненный навылет Под теплый и бесшерстный пах. 244. Отелло Пусть люди думают, что я трамвая жду, В конце концов кому какое дело, Что девушка сидит в шестом ряду И равнодушно слушает «Отелло». От желтой рампы люди сатанеют. Кто может девушке напомнить там, Что целый год ищу ее, за нею, Как этот мавр, гоняясь по пятам. Когда актеры позабыли роли И — нет игры, осталась лишь душа, Партер затих, закрыл глаза от боли И оставался дальше не дыша. Как передать то содроганье зала, Когда не вскрикнуть было бы нельзя. Одна она с достоинством зевала, Глазами вверх на занавес скользя. Ей не понять Шекспира и меня! Вот крылья смерть над сценой распростерла. И, Кассио с дороги устраня, Кровавый мавр берет жену за горло. Сейчас в железы закуют его, Простится он со славой генерала, А девушка глядела на него И ничего в игре не понимала. Когда ж конец трагедии? Я снова К дверям театра ждать ее иду. И там стою до полчаса второго. А люди думают, что я трамвая жду. 245. Август Я полюбил весомые слова, Просторный август, бабочку на раме И сон в саду, где падает трава К моим ногам неровными рядами. Лежать в траве, желтеющей у вишен, У низких яблонь, где-то у воды, Смотреть в листву прозрачную И слышать, Как рядом глухо падают плоды. Не потому ль, что тени не хватало, Казалось мне, вселенная мала? Движения замедленны и вялы, Во рту иссохло. Губы как зола. Куда девать сгорающее тело? Ближайший омут светел и глубок. Пока трава на солнце не сгорела, Войти в него всем телом до предела И ощутить подошвами песок! И в первый раз почувствовать так близко Прохладное спасительное дно. Вот так, храня стремление одно, Вползают в землю щупальцами корни, Питая щедро алчные плоды, — А жизнь идёт, — всё глубже и упорней Стремление пробиться до воды, До тех границ соседнего оврага, Где в изобилье, с запахами вин, Как древний сок, живительная влага Ключами бьёт из почвенных глубин. Полдневный зной под яблонями тает На сизых листьях тёплой лебеды. И слышу я, как мир произрастает Из первозданной матери — воды. |
