207. На дне Лежит матрос на дне песчаном, Во тьме зелено-голубой. Над разъяренным океаном Отгромыхал короткий бой, А здесь ни грома и ни гула… Скользнув над илистым песком, Коснулась сытая акула Щеки матросской плавником… Осколком легкие пробиты, Но в синем мраке глубины Глаза матросские открыты И прямо вверх устремлены. Как будто в мертвенном покое, Тоской суровою томим, Он помнит о коротком бое, Жалея, что расстался с ним. ИОСИФ ЛИВЕРТОВСКИЙ Иосиф Моисеевич Ливертовский родился в 1918 году в Днепропетровске. Жил в Омске. Учился в Омском педагогическом институте, на литературном факультете. Окончил институт в 1940 году. Сотрудничал в молодежной омской газете «Молодой сибиряк», отвечал за выпуск литературных страниц. Печатался в сибирских газетах и журналах. Владел немецким и украинским языками, переводил Г. Гейне, И. Бехера, П. Грабовского. В 1940 году был призван на действительную службу в армию. Службу проходил в Новосибирске. С 1942 года — на фронте, в звании сержанта командовал артиллерийским расчетом и стрелковым отделением. Свои стихи публиковал во фронтовой печати. Погиб летом 1943 года под Орлом в Орловско-Курском сражении. 208. «Почему мне сегодня не спится…» Почему мне сегодня не спится У раздутого ветром костра? Я увидел проклятую птицу На высокой сосне вчера. Круглоглазая странница эта Куковала в сосновом бору. Есть в народе такая примета, Что увидеть ее — не к добру. Но меня ничего не волнует, Не пугает меня старина. Много сказок на свете бытует И примета живет не одна. Разве можно во сне затеряться, Если берег встает крутизной, Если сосны на нем толпятся И шумят за моею спиной? Я лежу на песке хрустящем, Чуть колышется бархат реки, Там, за острова темною чащей, Появляются чаще и чаще Пароходов ночные свистки. …Я теперь не закрою ресницы, Пролежу на песке до утра. Пусть сегодня мне ночью не спится! У раздутого ветром костра. {208} 209. Ночь Я люблю, сменив костюм рабочий, Одеваться бело и легко. Золотой закат июльской ночи От меня совсем недалеко. Широко распахивая ворот, Я смотрю, как тихо над водой, Камышами длинными распорот, Выплывает месяц огневой. И смотрю, как розовой стрелою Упадают звезды иногда; Папироса, брошенная мною, Тоже как падучая звезда. А навстречу мне сплошною пеной По широкой улице идут Все мои друзья, подруги все мои, Без которых места не найду. С ними песня весела и ходка (Я такой, конечно, не сложу). Я иду свободною походкой, С дружеским приветом подхожу, И пока луна садится в рощу, Расправляя лиственниц верхи, Темно-синей бархатною ночью Я пою друзьям мои стихи. {209} 210. В поезде
Окно и зелено и мутно, В нем горизонта полоса; Ее скрывают поминутно Мимо летящие леса. Стреляет темень фонарями, А звезды с ними заодно Стремятся низко над полями И режут наискось окно. Их быстрота неимоверна, Они подобны беглецу; Они сбегаются, наверно, Обратно к старому крыльцу. И хочется бежать полями, Бежать, подобно беглецу, За звездами и фонарями Обратно к старому крыльцу, Запутанной лесной тропою. Достиг бы я того звонка, Когда б не знал, что не откроет Дверей мне милая рука. Когда б не знал, что по откосам Другой состав стремится вдаль, Что у тебя в глазах печаль, А думы мчатся вслед колесам. {210} 211. Поэзия В шалаше из ветвистых, и кудрявых, и легких, Темно-синих осинок, завязавших верхи, На траве растянувшись, опираясь на локти, В желтой маленькой книжке я читаю стихи. И за каждою строчкой пробегает мой палец, И за каждою строчкой пробегают глаза. Ядовитые шорохи горячо зашептали: «Ты сегодня для жизни не вернешься назад». Ах, я знаю, но всё же я не буду печалиться, Что стихи — мое сердце, что стихи — моя кровь. Наплывают страницы на угластые пальцы, Как на острые скалы пенных волн серебро. И цветы голубые небо чашек раскрыли, Тонкий запах в раздувшихся ноздрях дрожит. У березы раскидистой словно выросли крылья, И пчела золотистая надо мною кружит. Что-то сладкое в мускулах и горячее что-то Протекает по телу, наливает глаза. И я слышу, я слышу чуть трепещущий шепот: «Ты сегодня для жизни не вернешься назад». {211} 212. Папиросы Я сижу с извечной папиросой, Над бумагой голову склоня, И отец вздохнет, посмотрит косо — Мой отец боится за меня. Седенький и невысокий ростом, Он ко мне любовью был таков, Что убрал бы, спрятал папиросы Магазинов всех и всех ларьков. Тут же рядом, прямо на дворе, Он бы сжег их на большом костре. Но, меня обидеть не желая, Он не прятал их, не убирал. Ворвалась война, война большая. Я на фронт, на Запад уезжал. Мне отец пожал впервые руку. Он не плакал в длинный миг разлуки. Может быть, отцовскую тревогу, Заглушил свистками паровоз. Этого не знаю. Он в дорогу Подарил мне пачку папирос. {212} |
