Жизнь моя не повторится дважды.
Жизнь не песня, чтобы снова спеть
Так или иначе, но однажды
Мне придется тоже умереть.
Как бы я ни прожил свои годы,
Я прошу у жизни: подари
Вкус воды и запах непогоды,
Цвет звезды и первый взлет зари.
Пусть и счастье не проходит мимо,
Не жалея самых светлых чувств.
Если смерть и впрямь неотвратима,
Как я жить и думать разучусь?
Мы жаркою беседой согревались,
Мы папиросным дымом одевались
И у «буржуйки» сиживали так.
Покой до боли был невероятен,
А дым отечества и сладок и приятен,
Окутавший наш проливной барак.
Он сбит в осенней непогоде вязкой
С обычной романтической завязкой:
В лесу, в дождях, в надежде и дыму.
Я потому об этом вспоминаю,
Что лучшего я времени не знаю
По силе чувства, равному ему.
Какое это было время, дети!
Мы жили в тьме и вместе с тем на свете,
На холоде у яростных костров.
Мы спали под открытым небом, в доме,
В кабине экскаватора и громе
Неугомонных наших тракторов.
Мы по утрам хлебали суп из сечки,
Приветливо дымящийся на печке,
И были этим сыты до зари.
Мы думали о вредности излишеств,
Роскошнее не ведали из пиршеств,
Как с чаем подслащенным сухари.
Когда фундамент первый заложили,
От счастья замерли, а, впрочем, жили
Невероятно гордые собой.
Мы день кончали песней, как молитвой,
Работу нашу называли битвой.
И вправду, разве это был не бой?!
Я не могу вам передать эпохи,
Нужны не те слова, а эти плохи,
Я лучше случай расскажу один.
Пришел сентябрь — в округе первый медник.
Надел он свой протравленный передник,
В его руках паяльник заходил.
Уже леса покрылись медным цветом,
Последняя гроза прощалась с летом,
Стремительнее двигалась вода,
А тут еще нагрянул дождь-подстёга.
Рекою стала главная дорога.
Так с непогодой к нам пришла беда.
Вода в плотину бешено вгрызалась,
Всю вражескую ненависть, казалось,
Она в себя вобрала в эту ночь.
Как мы тогда стремительно бежали,
Как выросли в ту ночь и возмужали,
Готовые погибнуть, но помочь!
К утру, измотанные трудным боем,
Мы поняли, что мы чего-то стоим.
Мы вышли победителем ее.
Белье сухое показалось негой,
А дом из досок — сладостным ночлегом,
Геройской славой — наше бытие.
Здравствуй, шумный вокзал,
Бескорыстный и опытный маклер
По свиданьям, разлукам
И бракоразводным делам.
Мы привыкли давно,
Что в любительском нашем спектакле
Ты и горе и радость
Со всеми делил пополам.
К сожалению, ты —
Мой единственный друг и указчик,
Все надежды мои
Поверяю тебе одному,
Как в затвор, захожу
В деревянный трясущийся ящик
И, как пуля, готов
Пролетать в паровозном дыму.
Только часто бывает
В движении этом осечка, —
На ходу холостом
Проносил меня поезд порой
Сквозь свистящее время,
Чрез глубоко заснувшую речку,
Сквозь людей и лесов
Удивительно сомкнутый строй.
Пусть осечка вчера.
Поезд сызнова мною заряжен.
Загудит паровоз
И я знаю, что в этом году
Я сквозь дуло вагонов
Пройду оглушительно-страшен,
Выбью сердце врага
И у дружеских ног упаду.
Лежало море. Я стоял пред ним,
Как только что родившийся. Младенцем
Я был скорей, чем юношей худым,
Омытый ветром и одетый в дым,
И вытертый зарей, как полотенцем.
Соленые я губы целовал,
Взволнованное тело моря трогал,
Взлетал на гребне и нырял в провал.
Но час настал, прошел за валом вал,
Я вновь остался за его порогом.
На берегу я посмотрел туда,
Где ширь манила и звала напевность.
Теперь там стыла попросту вода,
Прозрачная иль мутная всегда,
Привычная морская повседневность.
