Собаки с лаем несутся следом, а король наслаждается скоростью своей машины. Вспоминается неприятное обстоятельство — недавно Фриц случайно разбил зеркало, и Александр вздрагивает от дурного предчувствия. Потом на ум приходит еще более скверное; вчера они с Аспасией были на английском военном корабле, и капитан, поднеся огонь к их сигаретам, прикурил от той же спички. «Один из нас умрет», — с неожиданной горечью думает король и припоминает, как сказал Аспасии: «Лучше бы этот корабль затонул».
(Первый прикуривает — Харон-охотник, Харон, одетый в черное, Харон на черной лошади узнаёт, что вы здесь; второй прикуривает — он целится и взводит курок; третий прикуривает — он стреляет).
Король гоняет на мотоцикле по рощам, по лугам, где растет виноград для вина «Декелия». Брат, принц Христофор, называет Александра несчастнейшим человеком в Греции: семья в изгнании, он одинок, его мучает сомнительная законность его правления, потому что отец не отрекался от трона. Александр не знает, кто он — король или регент, но уверен, что у старшего брата Георга больше прав на престол. Ему хочется забыть о про- и антивенизелистских группировках, терзающих его власть, его бесит собственное бессилие, он встревожен развитием новой войны. У королевской надежды самые кургузые крылья на свете. Лают собаки, кашляет мотоцикл. Александр играет рукояткой газа для лучшей искры.
Сейчас он неподалеку от дома дворцового ветеринара герра Штурма и вспоминает, что у того много интересных зарубежных журналов, полных информации о последних моделях машин. Искушение слишком велико, непременно нужно взглянуть, нет ли свежих, но тут оказывается, что Александр умудрился потерять Фрица. Король слезает с мотоцикла, зовет собаку и идет к дому ветеринара.
Где же Фриц? Монарх кличет пса, но тот не появляется. В соснах звенит ясный голос короля.
Внезапно Александр слышит лай и визг. Он бежит на шум и видит свою взбешенную собаку, которая пытается сожрать бесхвостого макака, посаженного на цепь у дома ветеринара. По одной версии, два бесхвостых макака, которые нас интересуют, были подарены принцем Христофором хозяину таверны, а тот отдал их ветеринару. Однако принц утверждает, что обезьяны принадлежали сторожу виноградника, через который проезжал Король. Историческая точность невозможна, и вот яркий пример: можно быть уверенным лишь в том, что лоза виноградника, если это и впрямь был виноградник и если он и впрямь располагался там, и если король и впрямь через него проезжал, плодоносила виноградом для вина «Декелия», поскольку в тех местах другого сорта не выращивали.
Еще определенно, что бесхвостый макак быстр, смел, хитер и зубаст. Это единственная обезьяна родом из Европы, и потому, вероятно, можно утешаться, что королю не пришлось принять смерть от явного чужака из Африки или, скажем, Южной Америки.
Молодой король отважно вмешивается и хватает животных за шкирки, пытаясь разнять. К несчастью, обезьяна — дама, а ее супруг Мориц находится неподалеку. Он доблестно спешит на выручку возлюбленной и с визгом атакует. Мориц вцепляется королю в икру и начинает ее рвать, аллегорически воспроизводя судьбу многих монархов, павших от рук и зубов своего народа.
Александр пытается парировать атаку разъяренного Морица и получает укус в руку, но тут появляется Штурм, и вскоре тевтонская непоколебимость разнимает четверых бойцов.
Королю очень больно, идет кровь, его отводят во дворец, откуда он телефонирует своему другу Стефану Метаксасу и говорит, что ничего серьезного, но пускай привезут врача и бинты. Александр решает не предавать событие огласке, дабы избежать насмешек. Метаксас, полагая, что приятель грохнулся с мотоцикла, вызывает знаменитого медика Константина Мермингаса и велит прихватить все необходимое при переломе. Меж тем Александр звонит любимой Аспасии и просит приехать во дворец.
Доктор Мермингас откладывает напрасно привезенные шины и гипс, осматривает рану и обнаруживает семь прокусов, один посредине особенно глубокий. Раны неприятные, однако ничего страшного, считает он. Промывает их спиртом и спрашивает, нет ли бензина. Во дворце не нашлось, и Стефан Метаксас, слив немного из своей машины, осторожно приносит бензин в миске. Врач заявляет, что сильно порвана икроножная мышца, промывает ее бензином и смазывает йодом. Аж передергивает при мысли, как, наверное, жгло королю. Доктор Мермингас забинтовывает рану.
Аспасия приезжает с приглашенным на обед Залокостасом, который пытается ее утешить. Она суеверна и с ужасом вспоминает прикуривание трех сигарет на английском корабле. Александр ее успокаивает и повторяет, что желает избежать огласки, поскольку быть искусанным в сражении с обезьяной — ниже королевского достоинства.
Король проводит беспокойную ночь, однако утром чувствует себя сносно. Меняя повязку, врач замечает, что рана воспалилась. Гноя не видно, но, тем не менее, королю рекомендовано отменить все встречи.
Через три ночи у короля температура тридцать девять, но гноя по-прежнему нет.
Через пять ночей появляется море гноя, а правительство начинает беспокоиться. Особенно встревожен премьер-министр Венизелос, всю свою политическую карьеру посвятивший попыткам воспрепятствовать монархии и сбросить ее власть. Вообще-то ему очень нравится нынешний король, хотя Венизелос ответствен за зрелищное падение его отца, злосчастного короля Константина. Нельзя не любить Александра, этого красивого молодого человека, даже если ты республиканец. Венизелос приказывает созвать консилиум из восьми врачей, привычно уступая закоренелой склонности политика создавать комитеты, парализованные шумными разногласиями и мертвой хваткой осторожности.
Восьмерка выпускает ежедневные бюллетени, скрупулезные, но оптимистичные. У короля местная инфекция, но положение не чрезмерно серьезное. Доктор Савас, видный микробиолог, берет пробу из раны на ноге и обнаруживает в ней стрептококк. Опухоль растет, рана увеличивается. У короля температура сорок. Военврач Герасим Фокас заявляет, что опухоль — не просто флегмона, это сепсис. Он признанный эксперт в боевых ранах и утверждает, что единственное решение — ампутация, ибо только ампутация спасет королевскую жизнь. Тут он, безусловно, прав, но остальная комиссия приходит в ужас и накладывает вето; скорее всего, у врачей не укладывается в голове, как можно отрезать королю ногу, хотя в прошлом другие лекари ничтоже сумняшеся отсекали монархам головы.
Залокостас отправляется к премьер-министру Венизелосу, прикованному к постели инфлюэнцей, и политик впервые точно узнает, насколько серьезна ситуация. Он успешно справляется с собственным жаром и вызывает специалиста из Парижа. Жорж Фердинанд Видаль[103], светило в тяжелых воспалениях, сядет на греческий военный корабль, дожидающийся его в Бриндизи, и прибудет на тринадцатый день болезни, через три дня после того, как инфекция доберется до желудка Александра, вызывая рвоту и потерю веса.
Возлюбленный желтеет, и послушная долгу красавица Аспасия, демонстрируя скудость фантазии, облачается в форму сестры милосердия. Она не отходит от постели мужа, держит его за руку; имеют место напряженные и трогательные сцены супружеской любви.
Вся страна уже знает правду, в церквах служат молебны. Поступают телеграммы со всего мира. Циркулируют дикие слухи, мол, разные врачи лечат короля, исходя из своих политических взглядов: роялисты (не считая Саваса, который был личным врачом королевы Софьи и по-прежнему верен старому королю) стараются спасти, а венизелисты пытаются угробить.
У королевской семьи в изгнании и Венизелоса большие разногласия. Премьер ежедневно шлет телеграммы, но бездушно отказывает мольбам королевы Софьи допустить ее к постели сына и дает странный совет обратиться с просьбой в греческое посольство в Цюрихе. Венизелос удивлен, что за восемнадцать дней она присылает всего две телеграммы, но принц Христофор в воспоминаниях отметит, что разлука с сыном давно разбила ей сердце, а премьер намеренно пресекал все ее попытки связаться с Александром. Софья недолюбливает Аспасию, и потому присутствие матери вряд ли уменьшит страдания сына. Вместо Софьи Венизелос допускает вдовствующую королеву Ольгу, но та опаздывает на два дня из-за морской бури. Меж тем премьер через день приезжает во дворец Татой побеседовать с королем, но политики не касается, ибо неприлично обсуждать политические темы у постели умирающего.
