Нужно чем-то заняться, подумала она. Нельзя здесь оставаться.

Спустившись снова в бар, она увидела, что Антуан занял свое привычное место у окна, стоял, опершись о подоконник, и наблюдал, как грузовые ракеты взмывают одна за другой из космопорта. Он полуобернулся, как будто собираясь заговорить, но, не видя ответной реакции, снова уткнулся в окно.

На другой стороне улицы открылась дверь «мясницкой».

После короткой безмолвной потасовки на тротуар вытолкнули Ирену. Мона сделала два-три неуверенных шага, посмотрела машинально направо и налево, словно пьяный прохожий, который оценивает движение машин по проезжей части, и затем вдруг села на край тротуара. За ее спиной с шумом захлопнулась дверь. Юбка моны задралась. Антуан прилип носом к стеклу, присвистнув под нос. Ирена тем временем поставила свою ярко-красную уретановую сумочку на землю рядом с собой, запустила в нее руку и стала перебирать содержимое. Через несколько минут из дождегорского дивнопарка настороженно-молчаливым потоком повалили сотни кошек, а Ирена все так же сидела на тротуаре, обнажив все, что могло обнажиться, шмыгая носом и вытирая слезы.

Никто не знал, сколько этих кошек обитает в Дождегорске. И вот еще что: среди них не попадалось ни одной полосатой, все были только черными или белыми. Когда они повалили из дивнопарка, это напоминало какой-то двухцветный бурный поток, имеющий четкие, определенные характеристики, но непредсказуемый по своим последствиям. Вскоре кошки заполнили Прямой проезд, двигаясь направо и налево, неся с собой тепло своих тел, а также душный, пыльный, но чем-то приятный запах. Ирена с трудом поднялась на ноги, но кошки обратили на нее не больше внимания, чем на уличный фонарь.

Ирена родилась на планете с названием Делянка Перкинса. Она уехала оттуда долговязой, костлявой девчонкой, у которой были крупные ступни и неуклюжая походка. Когда она улыбалась, обнажались десны, и она укладывала волосы, окрашенные в медный цвет и покрытые лаком, такими тугими и сложными волнами, что те улавливали гудение высоковольтных линий и радиосигналы всего космоса. Она выглядела мило, когда смеялась. Ей было семнадцать лет, когда она поднялась на борт ракеты. В ее чемодане лежало желтое хлопчатобумажное платье, имеющее отдаленное сходство с модными гарнитурами, прокладки и четыре пары туфель на высоких каблуках. «Я обожаю туфли», — сообщала она собеседнику, когда была навеселе. «Я обожаю туфли». Она была в своей лучшей форме в те годы. Она была готова следовать за вами хоть на край света, а недели через две ее видели в компании с кем-то другим. Она любила космических пилотов.

Теперь она стояла на улице, по ее щекам текли слезы, а по проезду, огибая ее, струился поток кошек, покидающих дивнопарк. Затем Лив Хула пробралась с трудом сквозь эту живую реку и привела мону в свой бар, где усадила за столик и сказала:

— Тебе налить чего-нибудь, милая?

У Ирены вырвалось истерически:

— На этот раз он умер.

— Даже не верится, — сказала Лив Хула и тут же поставила барьер внутри себя, отгораживаясь и отстраняясь от того, что произошло.

Но Ирена продолжала повторять отрывисто: «Он умер на этот раз, вот и все», — поэтому не было возможности отстраниться совсем. Ирена взяла руку Лив Хулы и прижала ее к своей щеке. Она сказала, что, по ее мнению, мужчины почему-то плохо приспособлены к жизни; на это Лив Хула ответила:

— Я тоже всегда так думала.

Затем Ирена снова начала шмыгать носом и потянулась к своей сумочке за зеркальцем.

— Особенно лучшие из них, — добавила она чуть слышно.

Позже, когда Антуан подошел и начал налаживать с ней разговор, она прихорошилась, чтобы предстать перед ним в лучшем виде. Он заказал ей коктейль, который излучал те же цвета, что ее юбка, — розовый и желтый, и он рассказал, что такой коктейль они пили на какой-то затерянной планете, до которой отсюда, надо сказать, пятьдесят световых лет, если по прямой.

— Я бывала там, толстый Антуан, — сказала она ему, грустно улыбаясь.

Она вспоминала: для той, настоящей Ирены одиночество было мучением. Она не могла спать: сидя на кровати в том или ином месте, она слушала, как идет дождь, и старалась не расклеиться. И в то же время природа не обделила ее тщеславием. Звезды Млечного Пути казались ей огромной неоновой рекламой. Реклама гласила: «Все туфли, которые сможешь унести!» Когда она подписывала контракт, чтобы стать моной, закройщик пообещал, что ее волосы будут всегда пахнуть мятным шампунем. Она просмотрела каталоги и нашла там все, что ей хотелось, и закройщик встроил ей все заказанное. На улицах Дождегорска все это гарантировало большой покупательский спрос.

— Я бывала там, — сообщила она Антуану, придвинувшись, чтобы он ощутил мятный запах. — Как приятно встретить человека, который тоже посещал те места.

Антуан, как и любой другой мужчина, не мог не вдохновиться. Он не смолкал: она уже допила свой коктейль, а он все пытался увлечь ее своими рассказами о планетах, на которые он летал в прошлом, когда водил ракеты. Но Ирена тоже бывала в тех местах — и не только в тех, как полагала Лив Хула, — и толстый Антуан получил только то, что можно получить в обмен на один дешевый коктейль. Лив наблюдала за ними издали, и ей было все равно, чем это кончится, потому что у нее самой все мысли в голове перепутались. Наконец даже Антуан сообразил, как обстоят его дела. Он отодвинул стул, царапая пол, обратно на его место у окна. Сколько было времени? Как все случилось, что кончилось таким вот образом? Он выглянул на Прямой проезд. Сказал ворчливо:

— Совсем светло. Хм. Я уважал парня, честное слово. Разве неясно?

Тем временем кошачья река продолжала течь, словно поток цифр в бесконечных статистических сводках, и не было даже намека на то, что их число уменьшается или ослабевает, а потом он закончился внезапно, и Прямой проезд опять опустел. В салоне закройщика через дорогу белк и , из которых состоял Джо Леоне, стекали в канализацию.

В пассажирском космопорте круизные корабли, наполовину скрытые туманом, возвышались над строениями; тем временем по длинным узким улочкам уже сновали девушки в кимоно и пареньки с татуировками, они везли коляски с туристами от ресторана «Аль Актар» в Денежный Стан, из Храма на Скале в Скальный храм, и вокруг них шлейфом или зонтиком кружили тенички, нашептывая: «Это место непременно следует посетить, оно — средоточие контрастов».

К восьми часам весь Дождегорск наполнился шубками, выкрашенными в цвет меда или конского каштана, скроенными так, что их развевало, будто они были сшиты из более легкого материала. Откуда такая роскошь? Где ее истоки? Эти деньги делались где-то за пределами планеты, это были деньги больших корпораций. Каким бы жестоким способом ни добывались эти средства, вы не могли не восхищаться красотой этих шубок, их роскошным глянцем.

Вскоре после того, как последняя кошка исчезла в недрах города, в баре появилась клиентка Джека.

И если Джек вернулся весь в грязи, она пришла чистенькая и опрятная. С виду она никак не изменилась, только чуть горбилась, и на ее лице было застывшее выражение. Руки она засунула в карманы своей шубы. Все вещи были при ней, но она ступала осторожнее, чем раньше, смотрела только вперед, будто ей было больно поворачивать шею, или как будто она старалась не замечать каких-то вещей, которые мог захватить краешек глаза. Трудно сказать что-либо определенное о состоянии человека по такой манере поведения. Она аккуратно устроилась за столиком у окна, закинула ногу на ногу и тихим голосом заказала коктейль. Потом она сказала:

— К кому можно обратиться, чтобы передать тому человеку вторую часть его денег?

Антуан с готовностью повернулся к ней, предложил:

— Я могу передать.

— Одну минутку, — перебила его Лив Хула. Женщине в меховой шубе она сказала: — Джек недорого берет. Он решил, что вы там погибли. Ничего вы ему не должны.

— И все же, — сказала женщина, — я считаю, что он должен получить свои деньги полностью. Вот они. А со мной ничего не случилось, я вам точно говорю. — Она перевела взгляд в какую-то даль. — Похоже, меня как-то покоробило, что на свете существуют такие мерзкие вещи.