СРАЖЕНИЕ ПРИ МАЛЬПЛАКЕ137 11 сентября 1709 г.
Лилль был пограничным городом, лишь в последние 40 лет вошедшим в состав Франции. Однако после его утраты Франция была настолько истощена, что Людовик готов был не только отказаться от самой цели войны, великой испанской монархии для своего внука, но даже и от Эльзаса.
Но союзники предъявляли к нему требования, настолько затрагивавшие его честь, что он решился продолжать борьбу и выставил на театре войны еще более сильную армию, чем в предшествовавшую весну. Стратегическое задание для этой армии не могло быть иным, как продолжать тянуть оборонительную войну, а союзники, со своей стороны, не ставили себе никакой другой задачи, кроме взятия других пограничных крепостей подобно тому, как они в минувшем году взяли Лилль. Они сперва овладели Турне, а затем обратились против Монса; обе эти крепости, входя в состав Бельгии, находились еще во владении Людовика. Маршал Виллар, ставший во главе французской армии, не имел возможности воспрепятствовать падению Турне; когда же союзники обратились против Монса, он поспешно двинулся вперед и имел возможность атаковать Мальборо в то время, когда Евгений, стоя на другой стороне крепости, был слишком далеко, чтобы оказать ему непосредственную помощь. Но, конечно, Виллар не был так точно осведомлен о делах в лагере противника; Мальборо имел дерзость даже подойти к нему немного навстречу: неужели можно было поставить на карту последнюю армию Франции? Это совершенно противоречило бы мыслям и намерениям короля. Поэтому Виллар удовлетворился тем, что занял у деревни Мальплаке позицию, которая была настолько близка к крепости, что союзникам сперва чадо было его из нее выбить, чтобы продолжать осаду. Позицию, саму по себе не очень благоприятную, стали спешно укреплять, и союзники дали французам для этого целых два дня, дабы стянуть все силы, которыми они располагали для решительного боя. В конечном счете у них и оказался перевес - 110 000 человек против 95 000 французов.
Сражение было задумано как столкновение, долженствующее быть решенным на одном крыле; значительно превосходящими силами предполагалось атаковать и охватить левое крыло французов, в то время как в центре и на правом крыле меньшими силами должен был вестись затяжной бой. Передают, что накануне после полудня несколько союзных генералов, между прочим и прусский кронпринц (Фридрих-Вильгельм I), завели разговор с французскими генералами, длившийся более часа, что будто бы дало им возможность разведать французские укрепления. Едва ли можно предполагать, что они при этом высмотрели что-либо важное, но сама встреча и беседа перед фронтом развертывающихся для сражения армий характерны для воинского духа той эпохи: сама война и сражения представлялись своего рода потенцированным турниром.
Задуманный план сражения провести не удалось. Французская позиция представляла промежуток в три километра между двумя лесами. Леса перед фронтом и на флангах мешали наступлению атакующей стороны, но и маскировали ее. Союзники направили через северо-западный лесной участок сильную обходную колонну, которой, однако, не пришлось действовать. По-видимому, она сбилась в лесу с дороги и могла принять участие лишь в конце сражения в качестве подкрепления для этого крыла. Таким образом, атака, направленная на этот левый фланг французов, не могла развиться против сильных укреплений, воздвигнутых ими; когда же командовавший на левом крыле союзников принц Оранский увлекся и вместо того чтобы вести затяжной бой повел энергичное наступление своими ничтожными силами, он был так отражен, что во власти французов было окончательно его опрокинуть путем контратаки. Но те самые укрепления, которые представляли столько преимуществ для обороны, мешали переходу в атаку, и храбрый маршал Буфлер, командовавший здесь, не решился на такой переход в наступление в сражении, задуманном как чисто оборонительное. Таким образом, союзникам в конце концов все же удалось понемногу оттеснить французов, так что они все-таки оставили поле сражения.
Однако, непрерывно штурмуя французские окопы, союзники потеряли не менее 30 000 человек убитыми и ранеными, а французы, потерявшие не более 12 000 человек, отошли от поля сражения на расстояние не более одной мили и заняли там новую позицию. Они уже не могли помешать осаде и падению Монса, но ценой этой утраты они протянули войну на целый год и к концу года находились в лучшем положении, чем в начале его. Мальплаке с тактической точки зрения было несомненной победой союзников; стратегически же, как, по-моему, было верно замечено, если рассматривать всю кампанию в целом, победителями остались французы. В этом имеется внутреннее противоречие, но жизнь вообще полна противоречий, а стратегия измора - в особенности.
1710-1713 годы
Мальплаке - последнее большое сражение в войне за Испанское наследство. Война тянулась еще четыре года; в это время осаждали и брали небольшие пограничные крепости, причем сперва перевес был на стороне союзников, затем, когда англичане и голландцы отделились от императора и заключили сепаратный мир, перевес оказался уже на стороне французов. Под конец они даже снова переправились через Рейн, осадили и взяли Фрейбург, чему Евгений не мог помешать.
1741 год138
Фридрих, неожиданно вторгшись в Силезию, овладел ею и стоял на верхне-силезской границе, когда австрийцы под начальством Нейпперга с неслыханной дерзостью появились среди пруссаков, пройдя по ненаблюдаемой дороге; опираясь на находившиеся еще в их руках крепости Нейссе и Бриг, они преградили путь отступления главным силам под начальством самого короля.
У Фридриха, как он впоследствии писал Леопольду фон Дессау, не оставалось иного средства, как атаковать неприятеля. Пехоты у пруссаков было вдвое (18 000 против 9 800), а артиллерии почти втрое больше (53 орудия против 19), кавалерия же их была значительно слабее (4 600 против 6 800)139.
Вследствие такого превосходства в кавалерии исход сражения при Мольвице (10 апреля) некоторое время был сомнителен; австрийская конница смела с поля сражения прусскую, и "...старые офицеры, - как пишет Фридрих в своих воспоминаниях, - предвидели приближение момента, когда оставшийся отряд принужден будет сдаться, расстреляв имевшиеся патроны". Чтобы спасти по крайней мере короля, фельдмаршал Шверин уговорил его покинуть поле сражения, попытаться объехать по дуге австрийский фронт и пробраться к прусским войскам, которые стояли далее на север - в Силезии. Когда же король, по-видимому, сильно взволнованный, удалился, Шверину удалось снова двинуть в наступление пехоту и артиллерию, и австрийцы были вынуждены отступить перед превосходством их непрерывного перекатного огня. Хотя австрийская кавалерия и разбила прусскую, но при этом она сама пришла в слишком большое расстройство, чтобы пойти в атаку против сохранившей твердый порядок прусской пехоты.
То обстоятельство, что правое крыло пруссаков было выдвинуто впереди левого, по-видимому, не оказало влияния на ход сражения. Несмотря на понесенное им поражение, Нейпперг освободил Верхнюю Силезию от пруссаков и продержался там в течение всего лета, опираясь на крепость Нейссе, а Фридрих, несмотря на то что превосходство его сил дошло до 60 000 человек против 25 000, не решился еще раз его атаковать; но Фридриху не удалось и путем маневрирования вытеснить противника из его укрепленной позиции; поэтому он попытался расширить политические рамки войны: он поднял против Марии Терезии французов, а как только последние прибыли, он заключил с Нейппергом тайное словесное перемирие в Клейн-Шнеллендорфе, согласно которому после 14-дневной притворной осады ему была сдана крепость Нейссе и обещала была Нижняя и Средняя Силезия140.
В труде Генерального штаба действия Нейпперга подвергаются весьма строгой критике, а Фридриху расточаются похвалы за то, что он однажды сделал переход в четыре мили и с самого начала построил свои операции на намерении добиться решительного сражения. Нейпперга укоряют в том, что он всецело придерживался рамок старой школы. Очевидно, эта критика находится под сильным влиянием прусского патриотизма. По правде сказать, Нейпперг со своими слабыми силами сделал все в пределах человеческой возможности.
