Измученное население не раз пыталось путем заговоров и восстаний освободиться от господства этого военного сословия. В одном месте Гауфред Малатерра150 говорит, что, когда у населения были расквартированы норманны, жителям приходилось опасаться за судьбу своих жен и матерей. Но всякое возмущение было напрасным, и, в конце концов, сильнейшему и счастливейшему из норманнских авантюристов, Роберту Гискару, удалось не только соединить под властью своего рода Нижнюю Италию и отвоеванную у сарацин Сицилию, но и настолько укрепить норманнское господство, что они могли уже меряться силами с германскими императорами. Роберт Гискар оказывается даже в состоянии изгнать из Рима Генриха IV и взять под свое покровительство Григория VII; более того, он задумывает покорение Византии и овладение Константинополем. Если войско, с которым он для этого переправился через Адриатическое море, исчисляют в 1 300 норманнских рыцарей и 15 000 других воинов151, то последняя цифра, несомненно, сильно преувеличена. Еще большим преувеличением является сообщение того же источника, что войско, с которым Роберт Гискар шел против Генриха IV, состояло из 30 000 человек пеших и 6 000 конных. Это явствует уже из того, что, по-другому свидетельству152, главную часть этого войска составляли сарацинские наемники, которых не могло быть так много. Вообще если бы Нижняя Италия была так боеспособна, что могла мобилизовать армии в 15 000 и даже в 30 000 человек, было бы совершенно непостижимым, каким образом немногочисленные норманны могли здесь основать свое владычество. Уже те 1 300 рыцарей, которых Роберт Гискар перевез через Адриатическое море для войны с Византией, несомненно, означают некий максимум и являются ценным свидетельством той мощи, какую представляли даже немногочисленные рыцари.

 Государственный строй, созданный норманнами в Нижней Италии, принял формы, совершенно аналогичные созданным их единомышленниками в Англии. Причина этого сходства лежит не в каком-либо особом расовом и племенном своеобразии этого народа, а обусловлена историческими событиями. Этот государственный строй построен на комбинации рыцарства и чиновничье-налогового управления. Заложенное в рыцарстве стремление к созданию ступенеобразно построенной феодальной системы в норманнских государствах было задержано и подавлено сильной монархией с ее чиновниками и налогами, так как без такой мощной монархии вообще нельзя было бы сохранить государство чужеземных воинов. Сами по себе норманнские рыцари были не менее непокорны и самонадеянны, чем французские или немецкие, но они должны были подчиняться монархии, потому что без нее им пришлось бы вернуться к бездомному приключенчеству. Еще в 1083 г. итальянские норманны чувствовали себя так слабо связанными с их страной, что когда предпринятая Робертом Гискаром с такой жаждой добычи война оказалась не очень успешной и сам он вернулся в Италию, - то значительная часть войска передалась византийскому императору Алексею, а когда два года спустя (1085 г.) сам Роберт умер, то норманнские гарнизоны, еще находившиеся в Византии, поступили на службу, как это случалось и раньше, к своему прежнему противнику153.

 Должны были пройти поколения, прежде чем иноземная бездомная военщина смогла слиться с покоренным народом в одно целое. Хотя феодальная система действительно введена, но рыцари остаются все же скорее наемными, чем ленными.

 До расцвета это было доведено сыном Констанции, последней представительницы норманнской династии, - германским императором Фридрихом II Гогенштауфеном.

Правда, еще и Фридрих II приказывает мужам военного сословия (milites tam feudati quam non feudati), "наделенным и ненаделенным ленами", как говорит хроникер154, являться для несения военной службы.

 Но этот ленный призыв играет уже очень незначительную роль. Воины, как рыцари, так и горожане, служат почти исключительно за плату, как и вербуемые рядовые кнехты.

 Когда в 1227 г. Фридрих II снаряжался в крестовый поход, то он потребовал, чтобы каждый рыцарский лен заплатил 8 унций золота налога и, кроме того, чтобы каждые 8 рыцарских ленов выставили и снарядили одного рыцаря155. Таким образом, здесь налицо та же система, что и в каролингских капитуляриях, с той лишь разницей, что здесь, как это четко выражено, дело идет не о группе крестьян, обязанных снарядить одного из своих, а о группах рыцарей, и что платимая подать идет не графу, а непосредственно в кассу короля.

 Установив в своем своде законов, что подлены могут раздаваться лишь королем и всякий ленник непосредственно подчинен только королю, Фридрих II принципиально уничтожил личную связь между прямыми королевскими вассалами и подвассалами, - а между тем на этой связи собственно и была построена ленная система.

Отныне связь между подвассалом и его номинальным сюзереном заключалась лишь в уплате 10 унций золота. Такое же развитие получил феодализм в норманнском государстве в Англии.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ДИРРАХИУМЕ 1081 г.

 Оман на стр. 164 сообщает об этом сражении подробно, потому что усматривает в нем последнее за истекшие 300 лет сражение, в котором сыграли роль не спешенные рыцари и не простой ландштурм или стрелки, а настоящая пехота, подобная гаральдовой при Гастингсе; он видит в нем последнее столкновение между англосаксонской боевой секирой и норманнским копьем при поддержке лука.

 Роберт Гискар переправился через Адриатическое море и осадил Диррахиум (Дурацио) Император Алексей явился с деблокирующей армией, в которой находились варяги, служившие в Византии. Анна Комнена (VI, 6) описывает этих воинов с обоюдоострыми мечами или секирами на плечах и со щитами, она рассказывает, что они спешились и в пешем сомкнутом строю напали на норманнов, причем сперва привели было их в замешательство, не обождав, чтобы ехавшие впереди конные лучники расчистили им путь. Но при этом они отделились от остального византийского войска и были разбиты норманнской конницей.

 Это описание соответствует, собственно говоря, не столько образу действий тэнов при Гастингсе, сколько старогерманскому клину (Keil), ибо тэны при Гастингсе старались держаться исключительно обороны, а варяги при Диррахиуме атаковали подобно древним германцам.

 Но почему же они спешились? Результат показывает, что они слишком понадеялись на свою атаку. Может быть, дело заключалось только в недостаточной согласованности действий с остальными частями византийского войска. Но так как этот пункт нам не совсем ясен, а Анна Комнена вообще не является совершенно бесспорным источником, то для военной истории едва ли можно использовать это сравнение.

 Другие источники, в которых сообщается об этом сражении, особенно Gesta Roberti Wiscardi (Mon. Germ., SS IX, стр. 369 и след ), также не дают ответа на поставленные выше вопросы.

 Мы прервали описание156 Восточной римской империи в то время, когда она при Юстиниане еще раз переживала большой подъем и с помощью навербованных войск наемных варваров разрушила государство вандалов и остготов, вновь присоединив к себе Африку, Италию и почти всю Испанию. Однако, империя была не в состоянии утвердиться в этом положении. Граждане не хотели нести тяжести налогов, шедших на содержание наемников и на плату дани для успокоения опасных соседей, а то обстоятельство, что на троне снова очутился человек, бывший в то же время и военачальником, привело, в конце концов, к катастрофе. Юстиниан был только политиком. Он посылал воевать своих генералов, а сам в качестве правителя сосредоточил в своих руках всю полноту власти и управлял столицей и провинциями, церковью и армией, несмотря на всю их разнохарактерность и противоположность. Можно было предполагать, что принятие короны его третьем наследником, Маврикием (582 - 602 гг.) выдающимся и блестящим полководцем, утвердит империю еще более крепко и надежно: только при такой полноте власти возвращались к старому первоначальному понятию императорской власти. Однако, именно для такого полного поворота назад не хватило сил, так как не было главной основы: дисциплины легионеров. Маврикий со свойственным ему, как казалось, доктринерским направлением ума157, пробовал придать диким бандам наемников определенную военную организацию и по возможности действительно вербовал их у себя в стране, а не за рубежом. Однако, когда он однажды во время войны со славянами и татарами потребовал, чтобы они оставались на зимних квартирах севернее Дуная, они взбунтовались, - тем более что он не мог даже уплатить им жалованья, которого они требовали. В то же время против него восстали и горожане в столице, в результате чего он и был убит (602 г.), так же как некогда во второй половине III в. были убиты храбрые солдаты-цари, начиная от Пертинакса до Аврелиана и Проба.