8. Альфр. Клотц в своем труде (Alfr. Klotz, Der Helvetierzug, "N. Jahrb. f. d. klass. Altert.", 1915, тт. 35 и 36, вып. 10) хочет спасти сообщение Цезаря, причем не принимает во внимание встречающиеся трудности.

 9. Конр. Леман (Konr. Lehman, Sokrates, т. 69, вып. 10/11, 1915, стр. 488) в существенном защищает Цезаря и присоединяется к моим взглядам, отвергая нападки Феррера.

 После победы над гельветами Цезарь согласился принять депутацию галльских князей, явившихся к нему с просьбой освободить их от владычества Ариовиста. Цезарь пустился в путь и столкнулся с германцами около Бельфора или в Верхнем Эльзасе. Точно определить место столкновения невозможно. Ариовист не вступил в решительное сражение, но обошел римский лагерь и установил в полумиле от него заграждение из повозок своего обоза (построил вагенбург) таким образом, чтобы ему удобно было оттуда посылать своих всадников для перерыва сообщений по дороге, по которой римлянам подвозилось продовольствие. Так как Ариовист не мог предполагать, что обойдется без сражения, и не хотел сделать еще несколько миль до Цезаря, то, вероятно, цель его маневра заключалась в том, чтобы заставить Цезаря вернуться обратно ради продовольствия и тогда уже напасть на него во время похода. Сила его войска заключалась в том, что он соединял конницу с легковооруженными, которые были прекрасно обучены и наводили страх. Против этих войск галльская конница, бывшая у Цезаря, не решалась выступать.

 Это соотношение между родами войск и тот перевес, который германцы имели в боевых действиях смешанных отрядов, объясняют успех маневра Ариовиста. Иначе трудно было бы представить себе все это или же надо считать Цезаря полководцем, стоящим гораздо ниже Ариовиста, раз этому последнему удалось расположить свой обоз (вагенбург) в такой непосредственной близости от римского лагеря. Допустим, что сообщения Цезаря преувеличены и что в путь пускались не целые германские народности, со всеми женами и детьми, а только легко подвижные воины в сопровождении небольшого обоза и немногих женщин; но даже несколько сот повозок являются уже большим грузом и не должны подвергаться организованному нападению неприятеля. Ход событий станет понятным, если принять, что Ариовист был в состоянии скрыть свое обходное движение путем искусного использования местности.

 После того как обходное движение удалось Ариовисту, он стал господствовать над равниной и перехватывал подвоз. Римскому войску, предпринимавшему движение в каком-либо направлении, было трудно обороняться и защищать обоз от целого роя нападений этих презиравших смерть варваров. Ариовист действовал с исключительной ловкостью, но Цезарь превзошел его. Вначале он неоднократно вызывал его на бой и перевел свое войско в равнину. Ариовист опасался выйти из своего лагеря, и это подняло дух римских солдат, так как в этом уклонении от боя они усмотрели трусость германцев. Но прежде всего требовалось освободить дорогу для подвоза. С войском, построенным в боевой порядок, Цезарь продвинулся к месту, запиравшему германцам вход в равнину в направлении дороги, по которой производился подвоз; затем, оставив там два первых эшелона в боевой готовности, он приказал третьему эшелону соорудить за ними укрепление, достаточное для размещения 2 легионов, и поместил их туда. Тщетно пытался Ариовист по возвращении римских главных сил в основной лагерь взять налетом небольшой лагерь. Цезарь настолько полагался на свое сооружение и на гарнизон, что даже не вывел главных сил своего войска на выручку. На следующий день он снова подготовил свое войско к сражению и приблизился к германскому вагенбургу. Ариовист решился принять бой. Цезарь имел теперь перевес над ним; продовольствие свое он обезопасил, и германцы ничего уже не могли выиграть от проволочек. Ариовист подготовлялся к войне уже много недель или месяцев и, вероятно, сосредоточил все имевшиеся в его распоряжении силы до того, как идти навстречу римлянам. Он мог без труда и особых жертв еще долго отступать, увлекая за собой Цезаря. Но этого ему не нужно было. А привлечь римлян к штурму германского вагенбурга не удалось бы; дальнейшее же ожидание бодрило бы римлян, так как они были стороной, вызывавшей на бой, и понизило бы настроение германцев. Поэтому Ариовист принял вызов и для сражения расположил своих воинов по народностям.

 Снова эшелонная тактика оправдала себя. Когда германцы стали теснить левый фланг римлян, то молодой Красе, командовавший конницей, подоспел с третьим эшелоном к этому флангу и опрокинул противника так же, как и сам Цезарь сделал то же на другом фланге.

 В рассказе Цезаря не хватает указания места расположения конницы. Где находилось смешанное, внушавшее страх войско? Почему, после того как отогнали галльских всадников, оно не ударило римлянам во фланг и в тыл, как это сделала конница Ганнибала при Каннах? Нельзя предположить, что оно не прибыло на надлежащее место, так как Ариовист не выступал в этот день из своего вагенбурга.

 Ответы на эти вопросы являются решающими. Цезарь об этом молчит. Ответ, по-моему, можно найти у лучшего профессионального комментатора его, Наполеона I, который в своих записках на острове св. Елены о войнах Цезаря высказывает мнение, вопреки общему взгляду того времени, что германцы не могли быть сильнее Цезаря. Пойдем дальше: отсутствие германской конницы в сражении можно объяснить только тем, что Ариовист имел так мало пехоты, что должен был включить в пехоту и людей, сопровождавших конницу. Это помогло галльской коннице держаться против германской и помешало германской действовать с флангов. Цезарь умолчал об этом потому, что не хотел говорить ни о численном перевесе своих войск над германскими, ни об участии и заслугах союзной галльской конницы.

 Прекрасным подтверждением нашего взгляда, что войско Ариовиста было невелико, служит сообщение Цезаря (I, 40) о том, как германский правитель добился владычества над галлами; несколько месяцев подряд, говорит Цезарь, он прятался в лагере под прикрытием болот. Даже если это были не месяцы, а недели, то и тут мы можем с уверенностью сказать, что войско не насчитывало десятков тысяч человек, тем более что оно сопровождалось женщинами и должно было кормить не только лошадей, но и скот. Представим себе, как это ни кажется невероятным, что германцы везли в своих повозках еще больше зерна, чем гельветы, так как гельветы на походе брали фураж у населения, германцы же в лагере должны были кормить лошадей из своих запасов. Конечно, войско, которое Ариовист повел против римлян, было сильнее того, с которым он основывал свое владычество, но ядро осталось то же; можно говорить о том, что оно удвоилось, но не удесятерилось.

 Установив факт очень значительного, вероятно, перевеса римского войска, мы еще больше понимаем теперь маневрирование Ариовиста; это обстоятельство подтверждается также и знаменитым инцидентом, имевшим место в этой войне.

 Когда Цезарь в своем выступлении дошел до Безансона, в его войсках вспыхнуло возмущение, и они не захотели следовать за ним, боясь страшных германцев. Цезарь старался поднять дух войска, рассказывая им о прежних войнах Ариовиста, и закончил свою речь так, что если за ним не последует никто, то он выступит с одним только десятым легионом.

 Если бы германцы действительно превосходили численностью войско из 6 легионов, то заявление полководца выступить с одним легионом произвело бы на солдат неблагоприятное впечатление; Цезарь, вероятно, прибавил еще одну фразу, не введенную им в Комментарий, а именно, что германцы так малочисленны, что он питает уверенность разбить их с одним десятым легионом; галлы подтвердили это римским солдатам. После этой речи римляне позволили своему полководцу вести себя в далекую незнакомую глушь на борьбу с неуклюжим германским великаном.

 Мы гораздо больше и с большей уверенностью говорили бы об этом походе, если бы могли точно определить место передвижения войска и поле сражения. Это было бы желательно не только во имя Цезаря и римской стратегии, но и во имя его противника. Ариовист был, вероятно, не только крупным, но и гениальным стратегом. Он столкнулся с более талантливым полководцем и потому погиб. Играя роль связующего звена между кимврами и Арминием, он является важным свидетельством природных воинственных наклонностей германского народа. О кимврах мы почти ничего не знаем, за исключением того, что сначала они победили римское войско, а потом сами им побеждены. Когда мы видим, как смело и искусно ведет войну Ариовист, и когда впоследствии перед нами предстанет Арминий57, то мы сможем думать, что германцам была свойственна не одна только грубая сила, но и высшее интеллектуальное понимание войны; поэтому мы сожалеем, что не можем набросать еще более яркую, более конкретную картину ведения войны Ариовистом.