Но нам не нужно вовсе углубляться в такие возможности; нам достаточно уяснить себе всю стратегическую абсурдность основной идеи крестовых походов и генезис ее. Мистически-трансцендентальное движение человечества способно развернуть невероятную силу, но направить эту силу на что-либо практическое, земное ему не дано, и силы тратятся бесплодно.

 Обет крестоносцев обязывал их освободить священный фоб, но не обязывал к длительному пребыванию в Палестине и к защите ее. Правда, незначительное число их оставалось там, так как крестовые походы являются в то же время и колонизацией, но окруженные магометанами, разбросанные от Эдессы (Урфы) до Иерусалима, они в состоянии были утверждать свое господство только тогда, когда время от времени новое войско с Запада совершало этот бесконечный поход и по прибытии давало временное подкрепление.

 Как в отношении численности легионов Цезаря в Галлии и войск во времена Великого переселения народов, так и в отношении численности крестовых войск, все вновь и вновь в течение 175 лет посылаемых Западом на Иерусалим, имеются две друг друга исключающие группы утверждений: одни говорят, что войска были 100-тысячные, другие - что боевые действия в священной стране велись немногими тысячами, а иногда даже сотнями рыцарей. Hans Jahn в результате систематического исследования этого вопроса пришел к выводу, соответствующему нашим выводам относительно других армий средневековья, что и крестовые войска были весьма малочисленными188. Когда Генрих фон-Зибель выпустил в 1881 г. 2-е издание своего труда "История первого крестового похода", то он еще не знал, как объяснить цифры, сообщенные в источниках, и просто поместил их в своем труде, не ручаясь за их достоверность. Источники, относящиеся к первому крестовому походу, рассказывают о 100 000 loricis et galeis muniti и об общем числе в 600 000 ad bellum valentium подле бесчисленных невооруженных (Фульхер) или 300 000 pugnatorum (Эккегарт). Ордерик говорит, что при отправлении из Антиохии было еще 150 000 воинов (bellatorum). Уже тогда мне бросилось в глаза, что перед сражением при Дорилэе все это колоссальное войско в течение одного дня перешло через мост и успело вдобавок сделать еще целый переход. В одной из статей в "Историческом журнале" 1882 г. (т. 47, стр. 423) я вычислил, что при учете всех обстоятельств максимально мыслимое количество войск было - 105 000 человек, из которых только 15 000 человек настоящих воинов. Для осторожности я добавил, что такое максимальное исчисление не исключает возможности того, что это войско пилигримов состояло только из 60 000 человек, в том числе 10 000 в полном вооружении. Но не может быть никакого сомнения, что и эти цифры - 60 000 и даже 10 000 - слишком велики.

 В Марбургской диссертации "Die Gefechtsfbhrung abend^ndischer Heere im Orient in der Epoche des ersten Kreuzzuges" Отто Геермана (1887 г.) приведена сводка (стр. 102), из которой видно, что по источникам максимальное число конных воинов, принимавших участие в одном сражении в Палестине, было 1 200 человек, а пеших - 9 000 человек (при Аскалоне, 12 августа 1099 г.). По окончании самого похода христианская армия уменьшилась до 260 конных и 900 пеших, да и те были собраны с большим трудом. Три раза упоминаются 700 конных, один раз - 1 100; пешие - 2 000 и 3 000. Один раз общая численность войска выражается в 8 000 человек (при Асдоде в 1123 г.), но и в отношении этого числа я не уверен, нет ли и здесь сильного преувеличения.

 На основании этих цифр отпадают, конечно, все те сотни тысяч, о которых мы слышали раньше, так же как и сотни тысяч галлов, преподносимых нам Цезарем в его замечании об Эбуронах (см. т. I). Если для того, чтобы удержаться на священной земле, достаточно было нескольких сот рыцарей, то в завоевании ее участвовали только немногие тысячи. Эти немногие тысячи находятся в полном соответствии с армиями эпохи переселения народов, с армиями Карла Великого, армиями норманнов, разоривших при помощи этих армий Европу и оккупировавших в конце концов область нижнего течения Сены, Англию и Неаполь. Малочисленность христианских войск соответствует также характеру противной стороны - как Византии, сделавшейся невоинственной, так и Калифата, где арабы давно утратили свою прежнюю военную силу, калифы превратились в духовных статистов, а власть очутилась в руках турецких главарей, чьи отряды воинов образовали такое же небольшое сословие над невоинственной массой населения, как рыцари в Западной Европе. Все эти огромные войска неверных, о которых говорят христианские писатели, являются продуктом фантазии, питаемой жаждой самовосхваления, так же как огромные войска христианских пилигримов являются продуктом фантазии, питаемой религиозным энтузиазмом.

 Христианские воины поселились в Палестине в таком незначительном числе, что в те времена, когда не было нового крестового похода, мусульмане Сирии и Египта брали верх, и если бы делу христиан не пришла на помощь особая организация рыцарских орденов, храмовников и иоаннитов, а позже и немецких рыцарей, то они не смогли бы так долго удержаться в Палестине. Светские рыцари, как гласит предисловие к уставу ордена тамплиеров, занимались только грабежом, разбоем и убийствами, между тем как рыцари ордена храмовников, основанного в 1118 г. Гугоном Пайенским, желали служить церкви и справедливости и принести свои души в приятную жертву богу для распространения правой веры. Бернар Клервосский, участвовавший в создании ордена, так описывает своих рыцарей (в 1125 г.):189 "Они скромны как дома, так и на поле сражения, и послушание высоко ценится у них. Они приходят и уходят по знаку наставника; они надевают ту одежду, которую он дает им, и ни от кого другого не принимают ни платья, ни пищи. Они избегают излишеств как в том, так и в другом, и заботятся только об удовлетворении скромной потребности. Живут они в согласии и в воздержании, без жен и детей, и, чтобы не было ущерба евангельскому совершенству, без имущества, в едином доме единого духа, стремясь к миру и согласию, - так что кажется, что во всех бьется одно сердце и живет одна душа. Никогда не сидят они без дела и никогда не блуждают с любопытством вокруг. Когда они отдыхают от боев с неверными, что случается редко, то, чтобы не есть даром свой хлеб, они чинят свои поврежденные или износившиеся платья и оружие. К игре в шахматы и в шашки они питают отвращение, а к охоте на зверей не расположены, так же как и к излюбленной другими охоте на птиц. Они ненавидят скоморохов, уличных певцов, всякое похотливое пение и всяких артистов, равно как суету и глупость света. В сражение они вступают не стремительно и не безрассудно, а с осторожностью и осмотрительностью, как настоящие сыны Израиля. Но как только начинается бой, они бесстрашно бросаются на противников, презирая их как овец; и не знают никакой боязни, как бы мало ни было их, уповая на помощь бога Саваофа. Поэтому часто один рыцарь обращал в бегство целую тысячу, а двое - десять тысяч. Таким образом, они в одно и то же время кротче ягнят и лютее льва, так что колеблешься - назвать ли их монахами или рыцарями. Но они заслуживают обоих названий, так как наделены и смирением монахов и мужеством рыцарей".

 Из этой идеальной картины можно при реалистическом рассмотрении вычеркнуть сколько угодно, и все же организация рыцарей в форме монашеских орденов с их обетами представляет собою импозантное явление; хотя в специфически военном смысле они прогресса и не представляли, все же нам неоднократно придется ссылаться на них и заниматься ими190.

1 "Lex Ripuaria", XXXVI, 11, M. G., LL, V, стр. 231.

2 Одна корова приравнивается к 1 солиду. Встречающаяся в одной из рукописей оценка в "3 солида" явно неправильна, ибо вол оценивается в 2 солида, а кобылица в 3 солида. В одном из капитуляриев Людовика Благочестивого от 829 г. встречается оценка коровы в 2 солида.

3 Примечание ко 2-му изд. - Хозяйственной основой военной организации времен Каролингов служило, как указано в т. II, натуральное хозяйство. Недавно Альфонс Допш (Alfons Dopsch) в своем труде "Wirtschaftsentwickelung der Karolingerzeit", а именно в т. II, § 12, пытался доказать ошибочность общепринятого представления об этом натуральном хозяйстве и утверждал, что наряду с ним существовало более или менее развитое денежное хозяйство. Он считает, что различие между древними и средними веками как в этом отношении, так и вообще сильно преувеличивается. С этим взглядом я согласиться не могу и в результате моих исследований об изменениях военной организации вижу, наоборот, новое подтверждение установившегося взгляда. Превращение римского легионера в средневекового рыцаря немыслимо без перехода денежного хозяйства древности в натуральное. См. мою рецензию на труд Допша в "Deutsche Politik". 1921, кн. 26, стр. 620. "R^mertum und Germanentum".