Это известие заставило Тиберия, - несмотря на то, что он вообще был человеком скрытным и утаивавшим печальные события, - послать своего сына Друза вместе с наиболее видными государственными людьми и с двумя преторианскими когортами, но без определенных поручений, приказав ему лишь действовать согласно с обстоятельствами. Когорты были усилены отборными солдатами, сверх обыкновенного. К ним была прибавлена большая часть преторианской конницы и лучшая часть тех германцев, которые в то время составляли лейб-гвардию (личную охрану) императора. Вместе с тем преторианский префект Элий Сеян, пользовавшийся большим уважением и значением у Тиберия, был присоединен в качестве товарища по службе к своему отцу Страбону для того, чтобы руководить молодым Друзом и указывать другим, чего они должны опасаться и на что они должны надеяться. При приближении Друза легионы вышли ему навстречу, как бы по обязанности, не выражая радости, как это обыкновенно бывает, и не блестя воинскими украшениями, но покрытые грязью, с лицами, которые хотели выразить печаль, но которые скорее выдавали упрямство.
Лишь только он вошел в лагерь и оказался внутри вала, как они тотчас же заняли ворота стражами и расположили в определенных местах лагеря вооруженные отряды, а остальные окружили трибунал огромной толпой. Друз стоял, требуя молчания движением руки. Они каждый раз, как обращали свои взоры на толпу, поднимали дикий, угрожающий крик, а глядя на цезаря, начинали дрожать. Раздавался глухой ропот, затем отвратительное рычание, и наступала внезапная тишина. Под влиянием различных душевных движений они то сами испытывали страх, то других заставляли бояться. Наконец, когда прервался шум, Друз прочел послание своего отца, в котором было написано, что он особенно заботится о храбрых легионах, с которыми он перенес столь многие войны; что лишь только его душа успокоится от печали, он тотчас же доложит сенату об их требованиях; что он тем временем отправил к ним своего сына, чтобы он без промедления тотчас же предоставил им то, что им сейчас же может быть предоставлено; что остальное должно быть поставлено на разрешение сената, который имеет право участвовать как в раздаче милостей, так и в присуждении наказаний.
Собрание ответило, что центурион Клемент сообщит об их требовании. Клемент начал свою речь с требования об увольнении после шестнадцати лет службы, говорил о вознаграждении после окончания службы, о том, что они должны ежедневно получать один денарий жалованья и что ветеранов не следует дольше удерживать под знаменами. Когда же Друз стал ссылаться на то, что это зависит от решения сената и его отца, то он был прерван криком: "Для чего же он прибыл сюда, если он не имеет полномочий ни повысить жалованье, ни облегчить тягости службы, ни совершить, наконец, какие-либо иные добрые дела? А вот на то, чтобы бить и убивать, клянемся Геркулесом, каждый может быть уполномочен. Прежде Тиберий имел обыкновение обманывать желания солдат, ссылаясь на имя Августа. И те же самые хитрости принес с собою Друз. Неужели к нам всегда будут являться лишь сыновья правителей? Совершенно новым является то, что император предоставлял решению сената лишь один вопрос об одних выгодах, предоставляемых солдатам. В таком случае следовало бы спрашивать мнение сената каждый раз, как предполагались какая-либо казнь или сражение. Или разве только награды зависят от воли высших господ, а наказания - от произвола?"
Наконец, они покинули трибунал. Встречая на своем пути преторианских солдат и друзей Друза, они угрожали им кулаками, чтобы вызвать раздор и открытую борьбу. Больше всего они были ожесточены против Энея Лентула, так как думали, что этот человек, выделяющийся среди других своим преклонным возрастом и своей военной славой, поддерживает Друза и чувствует особенное отвращение к этим постыдным требованиям солдат. Вскоре после этого, когда он пошел с кесарем и, предвидя опасность, направился обратно в зимний лагерь, они его окружили и спросили, куда он идет, к императору или к сенаторам, чтобы и там выступить против льгот легионам? И они тотчас же напали на него и стали бросать камни. Уже окровавленный брошенным в него камнем и уверенный в своей гибели, он был спасен подоспевшими людьми, прибывшими в свите Друза.
Случай успокоил грозную и чреватую злодеяниями ночь. Солдаты увидели, что луна на ясном небе стала внезапно меркнуть. Не зная причины этого явления, солдаты приняли его за предзнаменование, связанное с настоящими событиями, уподобляя ущерб светила своим страданиями и думая, что их дела хорошо кончится, если лунная богиня снова обретет свой блеск и свою ясность. Поэтому они стали оглашать воздух бряцанием меди и звуками труб и рогов. И они радовались или горевали в зависимости от того, становилась ли луна ярче или тусклее. Когда поднимавшиеся облака скрывали луну от взоров толпы и когда думали, что она погребена во мраке, то они (так как напуганные души всегда склоняются к суевериям) начинали жаловаться на то, что им предрекается вечная мука и что боги чувствуют отвращение к их преступлениям. Решив воспользоваться этим настроением и считая, что он должен разумно использовать то, что ему послал случай, кесарь приказал обойти палатки. Были призваны центурион Клемент и другие люди, заслужившие расположение солдатской массы хорошим отношением. Они смешались с ночной стражей, со сторожевыми пикетами и с караулами у ворот, давая им надежду, усиливая в них страх. "До каких же пор будем мы держать в осаде сына императора? Когда окончится эта распря? Неужели мы станем приносить присягу Перценнию и Вибулену? Неужели Перценний и Вибулен будут раздавать жалованье солдатам и пашни тем, которые выслужили срок? Наконец, разве они должны захватить власть над римским народом вместо Неронов и Друзов? Не лучше ли нам, которые были последними в провинности, быть первыми в раскаянии? Поздно получается то, что требуется для всех вообще, а частную милость можно тотчас же заслужить и тотчас же получить". Так как это взволновало умы и поселило недоверие между солдатами, то молодые солдаты отделились от ветеранов, а один легион отделился от другого. И постепенно стало возвращаться стремление к повиновению. Они стали освобождать ворота и разносить по своим местам знамена, которые в начале мятежа они снесли в одно место.
С наступлением дня Друз созвал солдат на сходку. Хотя он и не был искушен в ораторском искусстве, но все же с прирожденным великодушием упрекнул солдат за прошлое и похвалил за настоящее. Он говорил, что его нельзя победить ни устрашением, ни угрозами. Но если он увидит, что они обратились к смирению и если он услышит их мольбы, то напишет своему отцу, чтобы он, смилостивившись, внял бы просьбам легионов. "По их просьбе снова посылаются к Тиберию тот же самый Блэз с Люцием Апронием, римским всадником из когорты Друза и Юстом Катонием центурионом первой манипулы. После этого мнения разделились. Одни считали, что нужно дождаться возвращения послов и тем временем успокоить и задобрить солдат мягким обращением, другие же полагали, что надо действовать при помощи более сильных средств, так как чернь не знает умеренности: она устрашает, если она сама не боится, а если она почувствует страх, то с ней можно безнаказанно поступить с презрением. Теперь, пока она еще находится под страхом суеверия, полководец должен усилить этот страх, уничтожив защитников восстания". У Друза был темперамент, склонный скорее к суровым мерам. Он приказал призвать Вибулена и Перценния и умертвить их. Многие передают, что они были закопаны в палатке полководца, другие же говорят, что трупы их были выброшены за вал, для того чтобы послужить устрашением другим.
После этого были разысканы главные зачинщики восстания. Часть их, бродившая вне лагеря, была перебита центурионами или солдатами преторианских когорт, а некоторые были выданы их манипулами в доказательство их верности. Много забот доставляла солдатам преждевременная зима непрерывными и столь сильными ливнями, что солдаты не могли выходить их палаток, не могли собираться и лишь с трудом могли оберегать знамена от уносившего их урагана и воды. К тому же они все еще продолжали бояться небесного гнева. "Не напрасно, - говорили они, - меркнут светила и разражаются бури против нечестивцев. Нет другого средства избавиться от этих несчастий, как покинуть этот злополучный и оскверненный лагерь и, очистившись от вины умилостивительной жертвой, каждому вернуться в свой зимний лагерь". Сперва отправился восьмой, а затем и пятнадцатый легионы. Девятый легион кричал, что нужно ждать ответа от Тиберия, но вскоре после этого, оставшись в одиночестве, вследствие ухода других легионов, он добровольно предупредил грозно встававшую перед ним необходимость. И Друз, не дожидаясь возвращения посольства, так как все в достаточной мере пришло в порядок, вернулся в Рим.
