— Папа, бабушка приехала! — раздался его голос.

Питер стоял на пороге. С тех пор как Энн видела его в последний раз, морщины, прорезавшие его лоб, стали глубже. Энн заметила, что на нем, как обычно, потрепанные вельветовые брюки со свитером. Он мог бы теперь позволить себе хорошо одеваться, невольно подумала она, глупо, что он так небрежно относится к своему внешнему виду, — ведь он выглядел бы гораздо лучше.

— Здравствуй, Питер! — спокойно сказала она.

— Я подумал, что Адам говорит о твоей матери, — обратился Питер к Салли, не обращая внимания на Энн.

Пройдя через комнату, он налил себе виски.

— Чему мы обязаны этой честью? — осведомился он затем.

— Я приехала, чтобы узнать правду, — просто ответила Энн.

— Пойду уложу Адама спать. — И Салли торопливо вывела мальчика из комнаты.

— Останься, Салли. Я хочу, чтобы мы все участвовали в этом разговоре. Попроси няню заняться им.

Салли неохотно вернулась в комнату, поручив Адама помогавшей ей девушке. Энн, стоя, смотрела на обоих.

— Итак, прошу вас рассказать мне правду.

— Правду о чем? — спросил Питер, глядя на нее поверх края бокала.

— Хорошо. Салли, ты была любовницей моего мужа?

Салли перевела глаза с Энн на Питера, потом обратно.

— Да, — ответила она почти шепотом.

— Адам — сын Питера?

— Не знаю.

— Вы пытались выяснить?

— У отца была такая же группа крови, как и у меня, — вмешался Питер. — Установить ничего нельзя.

— Ясно. Когда ты вступила в связь с Беном? — спросила Энн, все еще ощущая странное спокойствие.

Совсем недавно, сидя в самолете, она и подумать не могла, что с таким хладнокровием будет вести с сыном этот нелегкий разговор.

— Перестань, мама, хватит с нас этой ерунды! Какой смысл обсуждать это сейчас? С этим покончено, баста! Этот подонок умер! Мы с Салли нашли в себе силы поставить на случившемся крест. К чему снова ворошить прошлое?

— Я ничего не ворошу, а просто пытаюсь сложить вместе отдельные части этой головоломки. Для моего собственного душевного спокойствия мне необходимо знать, когда все это произошло. Кроме того, я хочу понять, за что ты так меня ненавидишь.

Энн сама удивлялась своему самообладанию: в ее голосе прозвучал самый обыденный интерес, словно она спрашивала у Салли, где та купила свое платье. «Услышь кто-нибудь наш разговор, — подумала она, — каким странным он бы ему показался».

— Черт побери, а что я должен почувствовать, увидев тебя? Радость, что ли? Может быть, мне следовало заключить в объятия мою ненаглядную, любящую, благородную мамочку? — издевательски спросил Питер.

— Вот видишь, как ты со мной разговариваешь! Откуда такая горечь, такое ожесточение? Ты обязан рассказать мне обо всем, я должна знать!

— Что знать, мама? Ты ведь все знаешь! И всегда все знала! Мне так хотелось еще в то время, когда это случилось, выложить тебе, что я о тебе думаю, но ты совсем чокнулась после смерти старого развратника, и я как дурак послушал Фей, которая просила не трогать тебя. Это была моя ошибка. Я должен был поговорить с тобой начистоту, вскрыть этот нарыв, но я этого не сделал, горечь накапливалась — и вот результат, мама!

— Так тебе об этом стало известно только перед самой его смертью?

— Да, если для тебя это важно, именно так… Но какой смысл копаться в этой грязи теперь?.. — Питер сделал большой глоток виски, налил себе еще, посмотрел на Энн и снова заговорил с таким безразличным видом, точно все это не представляло для него ни малейшего интереса: — У нас с Салли в то время не все шло гладко. Мы часто ссорились, причем нередко из-за тебя, мама, так как я по своей наивности считал, что она к тебе несправедлива и глупо ревнует меня к тебе. Одна из этих ссор зашла слишком далеко, Салли наговорила много лишнего, я постепенно сообразил, что к чему, и вот — раз! — тайное стало явным! Обыкновенная, вульгарная связь! Но даты — меня интересовали даты, мама. Должен был я знать в конце концов, чей сын Адам? Не буду рассказывать тебе подробно, как я заставил Салли признаться… Потом я сразу позвонил отцу, между нами вышла страшная ссора, но рассчитаться со старым негодяем я не успел: со своим обычным везением он на следующий же день отдал Богу душу.

Питер отвернулся и опять наполнил свой стакан.

— Питер, но почему ты не пришел ко мне, не рассказал об этом?

— Я ведь тебе объяснил, что Фей меня отговорила. Да ты мне и не поверила бы, ты в то время была не в себе. К тому же в этом не было необходимости, ты и так все знала. Не понимаю только, как ты могла после этого по-прежнему распространяться о своей любви к отцу!

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я знала?

— Ради Бога, перестань! Он сам сказал мне, когда я в тот вечер позвонил ему и прямо спросил об этом, пригрозив, что приеду к вам и все тебе расскажу. Он только рассмеялся. Черт бы его побрал, он рассмеялся! Я помню совершенно точно его слова: «Бог с тобой, сынок, у нас с твоей матерью нет секретов друг от друга!» И добавил, что тебя это не волнует. Подумать только, мою родную мать не волнует, что ее муж, а мой отец спит с моей женой!

— О Питер, бедный сынок! — с чувством произнесла Энн.

— Брось, мама! Я не нуждаюсь в сочувствии, во всяком случае в твоем… — с горечью проговорил он.

— Ты должен мне поверить, Питер! До прошлой недели я ни о чем не подозревала!

— Не нужно прикидываться, мама! Он добавил, что любовницы у него уже давно, а ты прощаешь ему неверность и любишь расспрашивать о гнусных деталях. Говорят, такое часто бывает, когда брак выдыхается!

Энн тяжело опустилась на софу. Руки ее дрожали.

— И ты поверил этому, Питер?

— Когда узнаешь, что твой собственный отец спит с твоей женой, ты уже ничему не удивляешься! Если бы мне сказали, что вы проводили время в постели втроем, я и этому поверил бы! Я хочу сказать, что варианты сексуальной взаимозаменяемости в нашей милой семейке очень разнообразны! — Питер невесело рассмеялся.

Энн встала, быстро прошла через комнату и с размаху ударила его по лицу.

— Как ты смеешь, Питер! Как ты смеешь говорить обо мне такие мерзости!

Питер медленно потер щеку.

— Нет ничего невозможного! — пожал он плечами.

— Ради всего святого, ведь я твоя мать! — Энн изумленно покачала головой.

— А как ты вела себя с Адамом! Иногда по целым неделям не видела его, а потом начинала вдруг носиться с ним и распускать слюни. Когда мы были маленькими, ты к нам так не относилась. Это и навело меня на мысль, что отец говорил правду.

— Адам — мой внук, поэтому мое отношение к нему совсем особое. Я и чувствую, и держу себя с ним по-другому. Я понимала, что не смогу видеть его каждый день, не рассчитывала на это. Бабушки привыкают к такому положению вещей. Этим объясняется и то, что я его баловала и «распускала слюни», как ты выразился. Я продолжаю испытывать к нему такие чувства. Ты можешь говорить обо мне какие угодно нелепости, но я его люблю и знаю, что он мой внук!

— Не можешь посмотреть правде в глаза, а, мама? — насмешливо спросил Питер.

— Питер, мы должны быть друзьями сейчас еще больше, чем раньше. Нужно вылечить нашу семью!

— Не думаю, что мы можем быть друзьями! Я чувствую, что не знаю, не понимаю тебя! Первое потрясение я испытал, узнав о позорном поведении отца, вторым была его смерть, а вскоре после этого ты сошлась с этим чертовым греком. В твоем поступке я увидел подтверждение того, что говорил отец. Так называемое вторичное доказательство — нечто вроде этого!

Энн посмотрела на сына, услышала, как презрительно звучит его голос, — и спокойствие покинуло ее.

— Питер, нам нужно подробно поговорить обо всем, выяснить это недоразумение!

— Нечего выяснять, мама. Я люблю Адама, так что никакой проблемы нет. Я знаю, что Эмма — моя дочь, а Салли я давно простил. Но своим родителям я простить не могу!

— А ты, Салли, разве мне не веришь? Ты же знаешь, что я ни о чем понятия не имела. Ты лучше чем кто бы то ни было должна была знать, что Бен меня обманывал. Вспомни, как я старалась быть тебе другом. Теперь я понимаю по крайней мере, почему ты отталкивала мои попытки сблизиться! — У нее вырвался сдавленный смех.