— Нет, что ты! Это страшно интересно!

— Так вот. Обрати внимание на то, как я действую. Каждый год у меня уходит масса денег на сталь, поэтому я хочу приобрести сталелитейный завод и буду сам производить этот металл. Постепенно я стал заниматься банковским делом, недвижимостью и даже искусством. Как видишь, мои занятия чрезвычайно разнообразны.

Энн восторженно захлопала в ладоши. — По твоим рассказам все выходит очень просто, но тебе, конечно, пришлось чудовищно много работать?

— Так я жил до сих пор. — Он погладил ее по ноге. — У меня большой штат служащих, и не все я делаю сам. Ты уже познакомилась с Найджелом, у меня есть еще один помощник — Янни, а кроме них, целая армия бухгалтеров, юристов и секретарей.

— Готова поклясться, что кое-что о тебе мне известно.

— Что именно?

— Я уверена, что маленький парфюмерный магазин принадлежит тебе до сих пор.

Он застенчиво взглянул на нее.

— Это правда. Видишь, как хорошо ты меня знаешь! Я всегда думал, что, если гигантская империя, которую я создал, рухнет, я смогу вернуться к нему. Знаешь, Анна, когда я начинал, мне хотелось быть очень, очень богатым. Но после первой пары миллионов для этого требуется приложить огромные усилия. Умножение капитала перестало меня интересовать, меня волнует сам процесс работы: приобрести обанкротившееся предприятие, поставить его на ноги, создать рабочие места, наблюдать, как увеличивается выпуск продукции, — вот что для меня важно. Теперь, когда у меня есть ты, возможно, я удалюсь от дел.

Энн посмотрела на Алекса, но огонек, сверкнувший в его глазах, показался ей подозрительным.

— Что-то в это плохо верится! — улыбнулась она.

Алекс выглянул в окно.

— Уже совсем темно. Какое, должно быть, странное это Рождество для тебя! Мы даже не развернули свои подарки. Ты уверена, что не хочешь никуда идти?

— Нет, останемся дома. Только ты и я, как в «Кортниз».

Алекс вышел. Энн осмотрелась в большой безликой комнате и с радостью вспомнила о его предложении переехать. Она подумала о том, что он ей рассказал, и вздохнула. За всю свою жизнь она никогда ни в чем не нуждалась, ее существование было безоблачным. Теперь она узнает, что значит быть по-настоящему богатой. В этой перспективе было что-то пугающее.

Тем временем Алекс вернулся и подал ей большой сверток, который так заинтриговал ее вчера. Рядом с ним ее скромный пакетик выглядел нелепым. Она взволнованно следила, как он открывает его. Только теперь, когда Алекс поднес ключ к свету, чтобы получше рассмотреть его, она подумала, что ее подарок утратил всякий смысл и вообще не подходит такому утонченному человеку.

— Как это глупо! — воскликнула она. — Он тебе и не понадобится, раз я уеду из своего дома.

— Напротив, более чудесного подарка я в жизни не получал! Дом мы продадим, а дверь оставим себе.

— Может быть, достаточно будет замка! — засмеялась Энн, тоже срывая бумагу со своего подарка. Им оказалась вечерняя накидка из шелковой парчи, украшенная замысловатой вышивкой.

Энн накинула яркое одеяние. Накидка переливалась, как цветной витраж. Красные, синие, зеленые нити переплетались с золотом основы. Взяв ее в руку, Энн почувствовала, какая она тяжелая.

— Алекс, — вздохнула она. — Алекс, как красиво!

— Мне хотелось купить тебе норковую шубку, но я вспомнил, как ты говорила, что ненавидишь меха. Ты так не похожа на других — первая женщина в моей жизни, отказывающаяся от норковой шубы! — сказал он, удивленно улыбаясь.

— Значит, ты запоминаешь все, что я говорю?

— Все! Это естественно для влюбленного.

— Я с удовольствием носила бы меховое манто, но моя совесть противится этому. Как ужасно: животных убивают только для того, чтобы людям было тепло! — Энн содрогнулась. Потом, набросив на плечи сверкающую, словно драгоценные камни, накидку, спросила: — Как я выгляжу?

— Неплохо.

— Только неплохо?

— Ты ведь знаешь, в каком виде я тебя предпочитаю.

— Алекс, ты всегда заставляешь меня краснеть!

— Загляни в карман накидки, — велел он.

Энн вынула из кармана плоскую коробочку и увидела изящные серьги и браслет с изумрудами, как и кольцо, подаренное ей Алексом в честь их помолвки.

— Они изумительны, Алекс! — Ее глаза сверкали от возбуждения. — Помоги мне надеть их. Как ты меня балуешь! — добавила она, сидя в своей нарядной накидке на ковре у его ног.

— Мое самое большое желание — давать тебе все, что ты только пожелаешь.

Значительно позже, когда они лежали на широкой постели, Энн прошептала, повернувшись к нему:

— Алекс!

— Да?

— Алекс, я очень рада, что ты богат.

— Я тоже, — ответил он и прижал ее к себе.

В оставшиеся рождественские дни они наслаждались своим уединением. Алекс часто предлагал пообедать в ресторане, но Энн всякий раз возражала. Ей хотелось все время быть с ним вдвоем: она интуитивно чувствовала, что в дальнейшем они будут ценить каждый час, когда смогут остаться одни. Они ели дома, вместе готовили пищу, вместе мыли посуду. Энн ужасно забавляло зрелище этого миллионера в фартуке и с посудным полотенцем в руках за работой, которой ему явно не приходилось заниматься много лет. Было очевидно, что он наслаждается каждой минутой, проведенной дома.

Они часами бродили по заснеженному, непривычно пустынному Лондону. Сам город, казалось, уважительно относился к их стремлению уединиться. Им попадались целые кварталы, о существовании которых они даже не подозревали.

Когда им встречался дом с объявлением «Продается», Алекс приходил в волнение и пытался немедленно постучать в дверь приглянувшегося здания.

— Но это невозможно, дорогой! Мы должны дождаться окончания праздников, когда откроются конторы по торговле недвижимостью. Видишь, тут везде написано: «Только по предварительной договоренности», — снова и снова объясняла Энн, забавляясь нетерпением Алекса.

— Они или продают, или нет. Что может изменить предварительная договоренность?

— У нас так принято!

— Нелепая страна! — бормотал он.

Кончилось тем, что однажды, когда Алексу особенно понравился один дом в аристократической части Лондона, Энн не удалось его удержать. Он взбежал по ступенькам, постучал дверным молотком и был встречен дворецким с непроницаемым лицом, которого не интересовало, ни кто такой Алекс, ни его желание купить этот дом. Даже сообщение, что он собирается уплатить наличными, не тронуло каменное сердце дворецкого, и он захлопнул дверь перед носом Алекса.

— Удивительная порода! — бушевал он, весь красный от гнева, вернувшись к ждавшей на тротуаре Энн.

— А я думала, что тебе нравится наш необычный образ жизни, — заметила она, продевая руку ему под локоть.

— Только не тогда, когда этот необычный образ жизни идет вразрез с моими желаниями! Я напишу владельцу дома и сообщу ему, какой убыток он понес из-за своего глупого слуги!

— Сомневаюсь, чтобы это его взволновало.

— Взволнует, когда она узнает, какую сумму я собирался уплатить! Дворецкий должен был позвать своего хозяина, а не прогонять меня, как какого-нибудь бродягу.

— Бедный Алекс, все твои перышки встали дыбом!

Ее мягкое поддразнивание заставило его в конце концов забыть о своем разочаровании.

Они гуляли и рассматривали витрины. Мечтали. Строили планы. Занимались любовью — и были счастливы.

На четвертое утро их затворничеству пришел конец. Энн услышала отдаленные звонки телефонов и звук голосов на той половине дома, где раньше царила тишина. Она поняла с растущим замешательством, что жизнь в этом доме возвращается в свое обычное русло и ей предстоит стать ее частью.

Когда звонки так внезапно ворвались в ее волшебный мир, в памяти Энн неожиданно, впервые после сочельника, возникло искаженное злобой лицо сына, и она потерла руками глаза, чтобы избавиться от наваждения.

С Алексом она снова почувствовала себя молодой девушкой во всех отношениях, умственно и физически. Они возились, гонялись друг за другом по квартире, как разыгравшиеся дети, обменивались ласковыми словами, точно влюбленные подростки. Воспоминания о сыне грубо вернуло Энн в настоящее. Плечи ее опустились — она снова ощутила свой возраст!