— Он должен понять! — безнадежно произнесла она.

Толстый ковер заглушил шаги Алекса. Энн вздрогнула, почувствовав, как его руки обнимают ее.

— Прости меня, любимая! — прошептал он. — Ты была права. Я вел себя как глупый ребенок. Теперь ты видишь, какой я эгоист? Какой у меня ужасный характер? — Он засмеялся. — Ну конечно, малыш не понял бы, если бы не пришла его бабушка, значит, ты должна пойти на его день рождения. Дело просто в том, что, с тех пор как я нашел тебя, я страшно боюсь тебя потерять, боюсь снова стать одиноким.

— Дорогой, я так же расстроена, как и ты! Но ты меня не потеряешь. Поверь мне! Мы каждый день сможем разговаривать по телефону.

— Конечно! Ну а насчет Рождества что ты скажешь? Твоя семья потребует, чтобы ты была с ними?

— Нет, милый, мы будем праздновать его вдвоем. Обещаю! — Уже произнося эти слова, она поняла, как трудно это будет для нее.

На следующее утро они вернулись в Лондон. Энн хотела походить по магазинам не только из-за дня рождения Адама, но и для того, чтобы купить всем рождественские подарки, а если останется время, то и поискать для себя новые платья. Прощаясь в машине, они прильнули друг к другу.

— Я приеду, как только смогу. Жди меня, дорогая! — Алекс помахал ей рукой, и его машина влилась в поток лондонского движения.

Поздно вечером Энн вошла в свой холодный неосвещенный дом. Она хотела разжечь огонь в гостиной, но ее попытки не увенчались успехом. Вместо этого она приготовила для себя чай, приняла горячую ванну и легла в постель. Дважды звонил телефон, но она не брала трубку, зная, что это не Алекс, а говорить ей хотелось только с ним.

Энн провела беспокойную ночь. За неделю она привыкла ощущать рядом с собой теплое тело Алекса, его дыхание в темноте, тяжесть обнимающих ее рук.

Она проснулась на рассвете. Тусклый рассвет наполнял комнату. Энн почувствовала, как ее охватывает тоска по любимому. Эта постель под шелковым балдахином, которая долгое время была оазисом ее спокойствия, превратилась в чужое, постылое место.

Женщина, спавшая в этой постели всего неделю назад, и та, что лежала здесь теперь, были совершенно разными людьми. Тогда для нее было вполне естественно думать, что в ее возрасте в ее жизни невозможны перемены. А теперь? Она изменила всей своей прежней жизни, одним махом отвергла свой прежний моральный кодекс. Это грозит ей неминуемой потерей семьи и друзей. Понять ее сможет разве что только Лидия, ее новая подруга. Она должна будет расстаться с привычным образом жизни и начать новое существование, не имея ни малейшего представления о том, каким оно будет.

Придется продать дом. Это решение, которое она совсем недавно отвергала с пеной у рта, было для нее в конечном счете простым и логичным выходом. 1 Трудно рассчитывать на то, что все будет по-прежнему и она сможет остаться в Мидфилде, после того как все узнают, что у нее связь с каким-то иностранцем. Она слишком любит эту деревню и ее обитателей и не может допустить, чтобы из-за ее поведения между ними возникли натянутые отношения. Она не будет на них в обиде, она их понимала — разве не была она до самого последнего времени одной из них? Возможно, для городской молодежи жить во грехе и было в порядке вещей, но сексуальная революция еще не достигла Мидфилда, и негоже ей, почтенной, респектабельной женщине, какой она слыла, быть ее зачинателем.

Но как это ни странно, ни страха, ни сожалений она не испытывала. Перед лицом благословенной, всепоглощающей любви, которая переполняла и сжигала ее, ей было все нипочем.

Бен! Как бы он отнесся ко всему этому? Ей хотелось думать, что порадовался бы за нее, но она понимала, к сожалению, что он первый осудил бы ее. Больше всего ее мучила мысль, что она так редко вспоминает о нем в последнее время. Казалось, Бен исчез из ее жизни, как если бы его и не было, а ведь еще совсем недавно она была уверена, что никогда не перестанет горевать о нем. Может быть, догадываясь о его возможной реакции, она подсознательно изгнала все мысли о нем из своего сознания? Но вот сейчас она о нем думает и все равно не чувствует за собой никакой вины.

Энн инстинктивно понимала причину происходящего. Не окажись Алекс таким замечательным любовником и найди она в нем только друга, то вопреки всякой логике могла бы почувствовать вину перед Беном. Но Алекс сделал ее счастливой, открыл для нее новый смысл жизни. Если быть честной с самой собой, приходится признать, что все годы, проведенные с Беном, были самообманом. Нельзя сказать, что она не любила его, но это была тихая, спокойная любовь, ничуть не похожая на страсть, которую ей внушил Алекс. Заниматься любовью с Беном было приятно, но это было удовольствие, порожденное неведением. А теперь ей казалось, что только во сне она не тосковала каждую минуту по Алексу, не мечтала о нем, не жаждала его. Все эти годы ее чувства дремали. Она словно жила как бы наполовину, тогда как теперь ей хотелось закричать на весь мир, что она полна жизни, страстно любима и чувствует себя полноценной женщиной.

А дети, как они отнесутся к происшедшей с ней перемене? Энн надеялась, что Фей поймет ее, но знала, что от Питера этого не дождешься. Она живо представила себе лицо сына, искаженное гримасой неодобрения. Но жить только ради Питера она не хотела. Ее дети, как и Бен, принадлежали прошлому. Она не могла, не хотела позволить им омрачить настоящее!

«Ну а сама я? — продолжала размышлять Энн, вспомнив все разговоры о замечательной, обретенной ею наконец независимости. — Я обещала Алексу посвятить ему все свое время и Мысли, всю свою жизнь, будто я его жена. Обманывала ли я себя раньше, и стремление принадлежать самой себе не было ли просто выдумкой, предназначенной заполнить пустоту моего существования? Не знаю… Но ясно понимаю, что отказываюсь от этого желания добровольно».

Она спустила ноги с постели, поеживаясь от свежести раннего утра. О Боже, как она изменилась! Энн Грейндж, перечеркнувшая свое прошлое, видит себя в будущем в роли чьей-то любовницы, женщины легкого поведения! Она рассмеялась. Телефонный звонок заставил ее подскочить. Бросив взгляд на часы и увидев, что только семь, Энн поняла, что это должен быть Алекс. Быстро вернувшись в теплую постель и поставив аппарат рядом, она взяла трубку.

— Алекс?

— Извини, что звоню так рано, но мне было необходимо услышать твой голос, я так соскучился по тебе!

— Я уже не спала, а сидела на постели и размышляла о том, какая я распутница, — рассмеялась она.

— Распутница? А что это значит?

— Это значит, что я легкомысленная, безнравственная женщина, — со смехом пояснила Энн.

— Нет, мне не нравятся эти слова, они тебе не подходят. В тебе нет ничего плохого, ты сама невинность! Приобщить тебя к любви было настоящей радостью!

— Я как раз об этом думала. Столько лет, прожитых впустую, когда я даже не знала, что такое любовь!

— Они прожиты не напрасно, ты ждала меня. Почему ты так рано встала?

— Я была уверена, что это ты, и снова легла. Ах, Алекс, такая пустая постель…

— Не надо, дорогая! Мысль, что ты в постели одна, просто невыносима. Я так хочу тебя!

— О, Алекс, одного звука твоего голоса достаточно, чтобы я почувствовала желание… — От собственной смелости по телу Энн пробежала восхитительная дрожь.

— Значит, ты в самом деле принадлежишь мне, ты моя пленница! — нежно сказал Алекс.

Позже, когда пришла Мэг, Энн была занята тем, что переносила свои вещи из спальни в комнату по другую сторону лестничной площадки.

— Я решила перейти в эту комнату, Мэг.

— Это вы хорошо придумали. Она не меньше вашей спальни, и к ней примыкает отдельная ванная. Но если вы захотите перенести сюда эту громадную кровать, придется позвать моего Билла да еще пару здоровых парней на помощь.

— Это не понадобится. Я хочу продать ее.

— Уверена, что вы получите за нее хорошие деньги.

Мэг больше ничего не добавила. Если она и была удивлена, то по ее голосу этого нельзя было узнать.