— Криком делу не поможешь. Ты должна встать, начать двигаться! Нельзя все время оставаться взаперти, изводя себя тяжелыми мыслями. Так и в самом деле недолго заболеть!

— А из-за кого я здесь? Кто рассказал мне обо всем? Кто разрушил мое счастье?

— Анна, это несправедливо…

— Несправедливо? Не начни ты копаться в вещах, которые тебя не касаются, ничего этого не случилось бы! Все оставалось бы по-прежнему!

— Ты сама захотела узнать обо всем и вынудила Лидию рассказать тебе. Твоя противоречивость выводит меня из себя, Анна. Ты требуешь, чтобы тебе все рассказали, а узнав правду, отказываешься ее принять!

— Правда! Боже мой, есть ли на свете женщина, способная примириться с такой правдой? Если бы ты не совал нос в чужие дела, мне не пришлось бы так страдать!

— Дорогая, я понимаю, как ты мучаешься! Подумай, однако, если ты будешь возлагать на меня ответственность за грехи твоего покойного мужа, это никому из нас не поможет. Я хотел защитить тебя, вот и все, Я думал, что если буду знать все обстоятельства, то смогу уберечь тебя от страданий, но мне это не удалось.

— Защитить меня? Тебе хочется только одного: изолировать меня от всех, приставить ко мне надзирателя!

— Анна, Анна…

— Ты загубил карьеру моего сына и ждешь, чтобы я благодарила тебя! — Она все больше распалялась, ее голос звучал все пронзительнее.

— Этот разговор никуда не приведет… Мне сегодня нужно лететь в Швецию. Хочешь поехать со мной?

— Нет, я никуда не хочу! — раздраженно ответила она.

— Что ж делать, придется ехать одному.

— А уж ночь, конечно, проведешь с какой-нибудь пустоголовой красоткой, как милый старина Бен! — Она засмеялась каким-то скрипучим смехом.

Алекс неприязненно посмотрел на нее и направился к двери.

— Надеюсь, к моему возвращению настроение у тебя улучшится, — холодно произнес он и вышел.

Энн снова упала на подушки и расплакалась. Она сама толком не знала, что вызвало ее слезы: возмущение той правдой, которая ей недавно открылась, огорчение оттого, что она незаслуженно обидела Алекса, или жалость к самой себе.

Услыхав стук входной двери, она вскочила с постели, подбежала к окну и стала из-за занавеси смотреть, как Алекс садится в машину. Она увидела его холодное, сердитое лицо, и ей стало стыдно: она зашла слишком далеко и рискует потерять его, если и дальше будет так с ним обращаться. Нужно взять себя в руки.

Но до этого придется выполнить задачу, которая под силу только ей.

Энн быстро оделась, положила в сумку самое необходимое и вызвала Робина.

— Я решила поехать к дочери, — сказала она, — и дождаться у нее возвращения мистера Георгопулоса. Вы можете отвезти меня к ней, а потом несколько дней отдыхать. — Она с улыбкой посмотрела на Робина.

— Мистер Георгопулос сказал, чтобы я оставался с вами, что вы никуда не собираетесь.

— О, Робин, мне будет гораздо спокойнее с Фей. Перед отъездом мужа я еще не приняла окончательного решения, но предупредила его, что, возможно, уеду, так что он знает об этом, — солгала Энн.

И Робин отвез ее в Лондон. Поблизости от дома Фей не было стоянки, и он не знал, где оставить машину.

— Это не имеет значения, Робин, — сказала Энн. — У меня с собой только эта сумка, она ничего не весит. Просто высадите меня.

Она видела, что он колеблется. Пока она шла вдоль тротуара, он провожал ее взглядом. Дойдя до входа в дом, она обернулась и помахала ему.

В холле она просидела минут пять, заверив портье, что хочет просто передохнуть, и при этом многозначительно провела рукой по животу. Потом, выглянув на улицу и убедившись, что Робин уехал, она вышла, подозвала такси, поехала в аэропорт Хитроу и купила билет на самолет до Эдинбурга.

Был ранний вечер, когда Энн позвонила у дверей элегантного георгианского особняка в районе Нью-Таун в Эдинбурге.

Дверь открылась. Энн чувствовала, как колотится ее сердце.

— Боже мой, вы! — приветствовала ее Салли.

— Да, Салли. Я решила, что мне пора увидеть Эмму.

— Входите. Питер еще не вернулся с работы и… — Салли помолчала, оставаясь на пороге. — По правде сказать, Энн, я не думаю, что он обрадуется, застав вас здесь.

— А почему, Салли? Что я такого сделала? — Она без улыбки посмотрела невестке прямо в глаза. В лице Энн появилось жесткое выражение, которое не было ей свойственно прежде. Увидев это выражение, Салли покраснела. — Мне так и оставаться на пороге?

— Извините, Энн, входите.

Салли ввела ее в длинную, изящно обставленную гостиную. Энн с удовольствием отметила некоторые предметы из своей прежней обстановки и две подаренные ею картины. Место и освещение для них были выбраны удачно.

— Какая прелестная комната! Мебель из Мидфилда здесь к месту. Здесь более просторно и, по-видимому, гораздо лучше для всех вас. — Сделав над собой нечеловеческое усилие, Энн старалась говорить непринужденно.

Она заметила, что Салли начинает понемногу оттаивать.

— Да, нам очень нравится в Эдинбурге. Здесь столько интересного… такая красивая архитектура, — говорила Салли, пытаясь вести светскую беседу и не отрывая глаз от стенных часов. Она ни разу не встретилась взглядом с Энн.

— А где Адам? Я, собственно говоря, приехала, чтобы повидаться с ним.

— Его сейчас купает девушка, помогающая мне по хозяйству. Знаете, из студенток, приезжающих по обмену. Что вам предложить? Джин с тоником?

— Если можно, белого вина с минеральной водой. Видишь ли, я беременна.

— О, Энн, вы, должно быть, очень счастливы! А как вы себя чувствуете? — Салли всем корпусом повернулась к ней. Ее лицо выражало искреннюю радость.

Естественность, с которой Салли отреагировала на ее новость, помогла Энн в свою очередь избавиться от сковывавшей ее неловкости.

— Чувствую я себя хорошо, несмотря на свой возраст. Расскажи мне про Эмму.

— Это чудная девочка. Сейчас она спит. Мне кажется, она похожа на вас… Поверьте, я хотела, чтобы вы увидели ее, но Питер… он решил порвать с вами всякие отношения.

Сейчас можно было, наверное, начать откровенный разговор, но Энн подумала, что лучше сперва повидаться с Адамом. Ей хотелось знать, что она почувствует, увидев внука. Она была уверена, что сразу все поймет.

Дверь открылась, и мальчик вошел в комнату. Он был уже в пижаме и сжимал в руках старого потрепанного медвежонка.

— Здравствуй, Адам! — тихо проговорила Энн.

Ребенок помедлил, недоуменно глядя на незнакомую женщину.

— Бабушка? — неуверенно произнес он. — Бабушка! — Его лицо озарилось радостной улыбкой.

— Дорогой! — Энн наклонилась и протянула к нему руки. Адам пробежал через всю комнату и бросился в ее объятия. Прижимая ребенка к себе, она почувствовала, как любит его. Этой любви ничто не могло изменить. Больше того: она всем сердцем поверила, что этот мальчик ее внук, что в его жилах течет ее кровь. — Какой же ты умник, что не забыл меня, хотя прошло столько времени!

— А почему ты раньше не приезжала? — с упреком спросил мальчик. — Знаешь, я очень по тебе соскучился.

— Видишь ли, Адам, я теперь очень занята. Я разъезжаю по свету в красивом самолете. Но обещаю, что в будущем непременно найду время и опять приеду к тебе.

Энн просидела с Адамом около получаса. Мальчик — ему было уже почти шесть лет — рассказывал ей о школе, в которой учился, о своих друзьях, о том, кем он хочет стать, когда вырастет. Она слушала как завороженная. Адам говорил с ней как с любимым, близким человеком, будто они почти не расставались. Энн обнаружила у него шотландский выговор.

Салли сидела на краю стула и нервно поглядывала на стенные часы, сверяя их со своими, теребила юбку, стряхивая с нее воображаемые пушинки. Энн, напротив, чувствовала, как ее охватывает необъяснимое спокойствие.

— Когда должен прийти Питер? — спросила она с мягкой улыбкой.

— Обычно он в это время уже дома. Его можно ждать в любую минуту.

В это время Энн услыхала поворот ключа в замочной скважине. Адам пулей вылетел из комнаты.