Церемония прошла так быстро, а поздравляющих было так мало, что до сознания Энн по-настоящему не дошло, какая огромная перемена только что произошла в ее жизни. Ведь она снова была замужем!

— Куда мы едем? — спросила она, садясь рядом с Алексом на заднее сиденье «роллс-ройса». — В ресторан?

— В ресторан? — переспросил Алекс. — Фи, какая проза! Мы оправимся в наше свадебное путешествие, конечно!

— А куда?

— В Грецию.

— Но я ничего с собой не взяла! И потом, я собиралась позвонить Фей.

— Елена приготовила всё необходимое. Она ждет нас в аэропорту. А Фей, я уверен, несколько недель сумеет обойтись без твоих телефонных звонков.

Он улыбнулся.

— Знаешь, я ведь звоню ей каждый день, — возразила Энн, и на лице у нее появилось выражение беспокойства.

— Ты забыла, наверное, что в Греции тоже есть телефоны, — пошутил Алекс, но, заметив тревогу, сразу стал серьезным. — Может быть, у Фей что-нибудь стряслось? — осведомился он.

— Нет, все в порядке. Просто мы так привыкли, — солгала Энн.

После их последнего разговора Энн постоянно поддерживала с Фей тесную связь. Дочь, как ей казалось, несколько успокоилась, но выпускать ее из поля зрения было рискованно. Иногда в голосе Фей слышалось легкое раздражение, вызванное преувеличенной заботливостью матери, но это не останавливало Энн. Она долго размышляла, рассказать ли Алексу о переживаниях Фей, и пришла к заключению, что этого делать не следует. Она уже хорошо изучила его и была убеждена, что он перевернет небо и землю, чтобы разыскать недостойного друга Фей и заставить его поплатиться за свое вероломство. Энн понимала: всякое упоминание об этом печальном инциденте будет мучительно для Фей.

Они прибыли в аэропорт Хитроу. Жизнь с Алексом приучила Энн ничему не удивляться, поэтому она приняла как должное известие, что самолет, который должен был перенести их в Грецию, является его собственностью. На фюзеляже красовались две огромные буквы А и Г. В какой мир она попала? Что за человек Алекс? Ему даже не пришло в голову сказать ей, что у него есть собственный самолет! Осмотревшись в роскошном салоне, Энн решила, что лучшего способа путешествовать быть не может.

Алекс улыбнулся, когда она сбросила туфли и уютно свернулась в огромном кресле. «Вот если бы Лидия увидела меня сейчас», — подумала Энн, застегивая ремень, в то время как самолет несся по взлетно-посадочной полосе. Она с радостью предвкушала свое знакомство с Грецией, страной, всегда волновавшей ее воображение.

Начинается их медовый месяц… Может быть, там, наедине с Алексом, она почувствует себя действительно замужем?

Самолет набрал высоту. Дверь в конце салона открылась, оттуда вышли Янни и Найджел, неся подносы с шампанским и канапе. Их появление неприятно поразило Энн. Она нахмурилась. Неужели они с Алексом никогда не будут совсем одни?

Самолет приземлился в афинском аэропорту. Дверь открыли, и снаружи, несмотря на раннюю весну, ворвался поток горячего воздуха, принявший Энн в свои объятия. В теплом шерстяном костюме ей стало не по себе, но это длилось недолго. Большой «мерседес», ожидавший их перед зданием аэровокзала, был снабжен кондиционером, и в нем царила приятная прохлада. Вскоре машина уже пробивалась сквозь сутолоку афинского движения.

Энн жадно наклонилась вперед, боясь что-нибудь упустить.

— Неужели это в самом деле Эгейское море? — спросила она, когда они проезжали по берегу мимо бесчисленных таверн, ночных клубов и ресторанов на открытом воздухе.

При виде Парфенона, величественно поднимающегося над пыльным городом, у Энн вырвалось восторженное восклицание, как и у миллионов людей до нее.

«Мерседес» остановился перед высоким многоквартирным домом на бульваре Леофорас. Сама не зная почему, Энн всегда представляла себе жилище Алекса в Афинах как живописное старинное здание, а отнюдь не такой ультрасовременный дом. Впрочем, и Афины в ее воображении не были современным городом.

При появлении Алекса в большом мраморном холле, где шум их шагов разбудил гулкое эхо, швейцар сразу вскочил и встал по стойке «смирно». Поднявшись на лифте, они вошли в огромную квартиру, занимающую площадь обычных трех. Перед ними расстилались блистающие удивительной чистотой мраморные полы. Алекс повел Энн на просторный балкон, также облицованный вездесущим мрамором.

— Добро пожаловать в мой город! — торжественно произнес он, широко раскрыв руки, словно желая обнять открывшийся перед ними пейзаж. Вдали, за городом, как бы защищая его, вздымался Парфенон, казалось, пылавший под яркими лучами солнца. — Раньше, когда смог не был таким густым, можно было ясно видеть море и Пирей, но теперь это, к сожалению, уже не так.

Оглушительный шум уличного движения доносился даже на такую высоту. Широкий бульвар внизу был запружен легковыми машинами, автобусами и грузовиками.

— Какой шумный город! — заметила Энн.

— Он никогда не спит, — восторженно улыбнулся Алекс.

Энн повернулась и стала разглядывать гигантскую гостиную. С потолка свисали традиционные хрустальные люстры, плохо гармонировавшие с современной обстановкой, представлявшей собой странную смесь старины и модерна. Тяжелая мебель красного дерева была покрыта затейливой резьбой. Стоящая на столе чаша с фруктами оказалась при ближайшем рассмотрении сделанной из пластмассы, как и цветы в высоких вазах. На каждом столике лежали связанные крючком салфеточки, придававшие комнате простоватый вид. Трудно было поверить, что такая квартира может принадлежать Алексу.

В проеме двери показалась невысокая фигура очень полной женщины с желто-оранжевыми волосами. Войдя, она остановилась в напряженной позе. Ее стянутое корсетом тело оставалось неподвижным, свободно двигалась только голова и верхняя часть туловища. Из корсета выпирали рвущиеся наружу жировые складки. Женщина была в темных очках, недостаточно темных для того, чтобы скрыть подозрительное выражение ее глаз, как и черные круги под ними. Она двинулась к ним навстречу, и по мере ее приближения Энн почувствовала нарастающее беспокойство.

— Позволь представить тебе, дорогая, — заговорил Алекс, — мою сестру Ариадну.

Улыбаясь, Энн протянула руку.

— Как поживаете? — сказала она.

— Кали спера! — ответил ей низкий глубокий голос, скорее мужской, чем женский.

В ту же минуту Алекс резко произнес что-то по-гречески. Его сестра начала многословно что-то объяснять на том же языке. Алекс перешел на крик. Энн сжала его руку, надеясь успокоить, но он не обращал на нее внимания. С губ Ариадны срывались какие-то слова, видимо, оскорбительные. Дрожа от ярости, Алекс повернулся на каблуках и, схватив Энн за руку, без всякого объяснения вышел с ней из комнаты, пересек холл, поднялся по широкой лестнице и открыл дверь в большую спальню с зашторенными окнами. Вся мебель здесь была покрыта чехлами от пыли, а на постели не было ни одеял, ни подушек. Не отходя от двери, Алекс заревел, как раненый бык. На его крик вбежали две девушки в черном. На ногах у них были большие меховые комнатные туфли. Алекс что-то прокричал, угрожающе жестикулируя. С расширенными от страха глазами девушки забегали по комнате, сдергивая с мебели чехлы. Они входили и выходили, принесли простыни и одеяла, расстелили их на постели. Все это время Энн молча стояла посреди комнаты. Одна из девушек вошла с букетом пластмассовых цветов. Алекс выхватил у нее из рук вазу с цветами и швырнул в коридор. Ваза разбилась вдребезги на мраморном полу. Алекс выбежал из комнаты, и Энн осталась одна.

В этот момент появилась смущенная Елена с чемоданами.

— Что здесь, черт возьми, происходит, Елена? — обратилась к ней Энн.

— Мне очень жаль, мадам, но я не могла не слышать того, что говорилось…

— Не извиняйся, Елена, я думаю, все Афины уже в курсе наших дел.

— Как я поняла, мадам, госпожа Ариадна настаивает, чтобы вы и мистер Георгопулос спали в разных комнатах.

— Что? — Энн расхохоталась. — В разных комнатах? Это с Алексом-то?

— Да, мадам, и это предложение не привело его в восторг. К тому же он, кажется, не любит искусственные цветы.