Размышляя об образе жизни дочери, Энн прекрасно понимала, что это не для нее. Привычки всей предыдущей жизни слишком глубоко укоренились в ее сознании. Она любила Алекса, хотела разделить с ним будущее. Мужчин она никогда не рассматривала как объект сексуального завоевания — сама эта мысль казалась ей нелепой, — и все же она чувствовала, что попала в ловушку, в ту нежную ловушку, о которой поет Синатра. Все было слишком безупречным. И в этой безупречности что-то таилось, заставляя Энн задумываться о своем «я»… Такие мысли никогда прежде не занимали ее. А если эта любовь окажется недолговечной, если, как сказала та женщина, Энн быстро наскучит Алексу? У нее останется совсем мало денег при том размахе, с каким она тратила их сейчас, а скоро не будет и собственного дома.
Она рассердилась на себя и покачала головой, глядя на женщину в зеркале. Почему она не может жить в свое удовольствие, ради сегодняшнего дня, как живет Фей? Открыв флакон духов, она быстро надушилась за ушами.
— Где ты, Анна? — Настойчивый голос Алекса ворвался в ее смутные размышления.
— Я здесь, дорогой!
Энн улыбнулась: сколько ни размышляй, это ничего не изменит. Пока он будет звать ее, она будет отвечать именно так. Его голос успокоил ее. Она почувствовала уверенность, что Алекс нуждается к ней, как и она в нем.
Спустя несколько дней она получила письмо из банка, вежливо уведомлявшее ее, что она превысила свой кредит и дирекция будет ей признательна, если она переведет недостающую сумму на свой счет.
Энн так и поступила, но немного забеспокоилась. Алекс представлял ее всем как невесту, но после Рождества ни разу не упомянул о браке. Если ей придется вернуться в Мидфилд, мрачно подумала Энн, то она будет выглядеть довольно плачевно со своим роскошным гардеробом от законодателей высокой моды. Попади Фей в такое положение, она, несомненно, прямо спросила бы у Алекса, когда они поженятся. Но Энн принадлежала к поколению, которое считало недопустимым справляться у жениха о его намерениях.
Ей позвонил агент, занимающийся продажей дома в Мидфилде, и сообщил, что нашелся покупатель, готовый заплатить запрошенную сумму, и хочет поскорее заключить договор. Положив трубку, Энн почувствовала сильное волнение. Всякое отступление теперь уже было невозможно, а после продажи дома она будет полностью зависеть от Алекса. Это станет поворотным пунктом в их отношениях. Ему придется принять решение относительно их брака, невозможно, чтобы он не понимал этого.
— Как я должна поступить? — спросила она у Алекса за обедом, который подавал один Робертс, так как Энн твердо объявила Шарлотте, что ее присутствие в столовой необязательно.
— Соглашайся!
— Да, но мебель и другие вещи…
— Дорогая, ты ведь говорила, что никто, кроме тебя, не может решить, что следует продать и что оставить?
— А что мне делать со всем остальным?
— Наш новый дом будет готов гораздо раньше, чем все будет улажено с продажей твоего. Если нет, можно будет оставить вещи на складе, — резонно ответил он.
— А потом что?
— Что ты имеешь в виду, милая?
— Да нет, ничего, — неловко ответила она, презирая себя за малодушие.
Энн отправилась в Мидфилд.
Входя в свой дом, она испытала смешанные чувства. Уезжая отсюда на Рождество, она думала, что никогда не захочет снова его увидеть, а теперь ей стало страшно, что он будет принадлежать другим людям.
Мэг уже ждала ее. При виде Энн ее лицо расплылось в широкой улыбке.
— Знаете, миссис Грейндж, ваш дом покупают очень славные люди. У них двое маленьких детей. Они хотят, чтобы я по-прежнему работала здесь, но, конечно, это будет не то, что с вами.
— Пожалуйста, Мэг, не будем говорить об этом. Я чувствую себя такой несчастной из-за продажи дома!
Они начали с верхнего этажа. Энн пришлось сортировать обломки своей прежней жизни, и это было грустным делом.
Позже она сидела в своей старой спальне. Полог с огромной кровати был сорван, постельные принадлежности сложены. Мэг давно ушла домой. Энн налила себе джину. Вокруг нее громоздились ящики, которые они принесли с чердака. В них лежали памятные для нее вещи: ее собственные школьные табели успеваемости, первые башмачки детей, их первые рисунки.
Много часов подряд она рылась в этих ящиках. Ее охватило удивительное чувство спокойствия и безмятежности, и она подумала, что уже несколько недель не испытывала ничего подобного. Так подействовал на нее этот дом, олицетворявший ее прошлое. Время, проведенное с Алексом, все изменило. Как проста была ее жизнь раньше! Она думала, что, когда будет жить с Алексом, на смену прежнему чувству защищенности придет новое, но теперь уже не была в этом уверена.
Открыв очередную коробку, Энн стала перебирать находившиеся в ней бумаги и наткнулась на пачку писем от Бена, перевязанную ленточкой. Он писал эти письма, когда учился в медицинском институте. Энн вспомнила, как колотилось ее сердце каждое утро в ожидании прихода почтальона, как она отчаивалась, если не было письма, и как бывала счастлива, получив от Бена весточку. По ее щеке поползла слеза, сердце наполнилось тоской и болью одиночества.
Звонок телефона заставил ее вздрогнуть.
— Какого черта ты там возишься так долго? — услышала она голос Алекса. — Почему не едешь домой?
— Я разбирала вещи.
— Я не думал, что ты так задержишься.
— Дорогой, на это уйдет не меньше недели.
— Я надеялся, что к вечеру ты вернешься.
— Кажется, мои часы остановились. Который час? — И она потрясла руку.
— Уже девять! Я беспокоился.
— Прости, дорогой! Я погрязла в бумагах и других вещах.
— Каких бумагах?
— О, старые школьные табели детей и тому подобное… — наполовину солгала она.
— Приезжай поскорее, — распорядился он. — Я соскучился без тебя!
Заперев дом, промозглым февральским вечером она выехала в Лондон. В сердце Энн ощущала пустоту, и это встревожило ее. Как могла она так погрузиться в прошлое, что потеряла всякое представление о времени, забыла об Алексе?
— Никогда так больше не делай! — сердито воскликнул Алекс, когда она вошла в большую гостиную, где он расхаживал, как зверь в клетке.
— Мне очень жаль, дорогой, я не думала, что время такое позднее!
— Я — твое время! Тебя должен интересовать только я! — бушевал он.
— В чем дело, дорогой, я не понимаю…
— Я представлял себе, как ты сидишь там одна в сентиментальном настроении, вспоминаешь прошлое и с горечью думаешь о том, что скоро покинешь этот дом, как спрашиваешь себя, не делаешь ли ошибки, связывая свою жизнь с моей.
— Но, Алекс, у меня не было таких мыслей! — опять солгала она, потрясенная его прозорливостью.
— Не хочу, чтобы ты ездила туда одна! В следующий раз возьми с собой Елену или Найджела!
— Но они не могут помочь мне укладываться!
— Позови в таком случае Фей или Лидию!
— Фей подъедет завтра, надеюсь, что и Питер тоже.
— И возвращайся не позже пяти! Не выношу, когда тебя нет дома, а я даже не знаю, чем ты занимаешься.
— Ты говоришь глупости, милый. Я укладывала вещи, только и всего. Что еще могло прийти мне в голову? — Она улыбнулась, растроганная его волнением и видимым беспокойством из-за ее опоздания, ясно понимая, что в этом нет ничего общего с «нежной ловушкой». — А обед мне оставили? — шутливо спросила она.
— Я еще не ел, ждал тебя и теперь умираю с голоду! — сердито пожаловался Алекс.
Энн взъерошила ему волосы.
— Мне нравится, когда ты похож на капризного мальчишку! — поддразнила она его.
В эту ночь он был особенно пылок и без конца говорил о своей любви. Засыпая, Энн чувствовала себя счастливой.
На следующее утро, когда Энн уже собиралась ехать в Мидфилд, Алекс попросил ее зайти в кабинет. К своему удивлению, она увидела там Дэвида Стюдента, своего нового поверенного, и незнакомого мужчину, которого Алекс представил как мистера Хоу, адвоката.