— Извиняюсь. Только что-то не вижу дам — никого, кроме тебя да твоей цветной подружки. — Он ехидно поклонился и зашагал прочь. Никки смотрела ему вслед, стиснув кулаки. Лиана мягко взяла ее за руку.

— Не надо, Никки. Это пустяки.

Лиана уже давно привыкла к тому, что люди норовят сказать какую-нибудь гадость насчет ее китайского происхождения.

— Слава Богу, наконец-то я добралась. А мама не приехала?

— Нет, она дома, с папой. Мы тебя на самом деле сегодня не ждали.

— Ну, значит, я ее удивлю, — весело сказала Лиана, направляясь к повозке. — Не могу дождаться, когда увижу дядю Сайреса и Питера.

— Ну, Питера ты увидишь прямо сейчас. Он приехал со мной. Он поначалу, наверно, будет не очень приветливым, но ты не обижайся — ему трудно привыкать к новым людям.

«То есть не доверяет им», — подумала Лиана. Уж кто-кто, а она-то понимала, сколько унижений и обид пришлось вынести Питеру. Она всегда чувствовала, что они с Питером как бы товарищи по несчастью: их обоих всю жизнь преследовали за то, что они отличаются от окружающих, хотя они были не виноваты в этом.

— Питер, вот она. Лиана, это Питер.

Лиана робко улыбнулась ему и, прежде чем Питер угрюмо насупился, успела заметить, что у него широкие плечи, красиво очерченные губы и теплые карие глаза. Питер сдернул шляпу, небрежно кивнул и отправился за ее сумкой.

— Мама никогда не говорила, что он такой красивый, — шепнула Лиана, зачарованно глядя ему вслед.

— Он? Красивый? — Никки изумленно приподняла брови и обернулась, проводив Питера взглядом. — Я даже как-то не задумывалась. Для меня он всегда был просто братом.

Но теперь она увидела Питера новыми глазами. И не могла не спросить себя — а что Питер подумал о Лиане?

Может показаться странным, но Питер как раз о ней и думал. Он ожидал увидеть долговязую девчонку, а перед ним появилась прекрасная девушка, и это ошеломило его. И когда эта девушка как-то испуганно улыбнулась ему, у него что-то перевернулось внутри. Ведь тетя Эмили наверняка говорила своей дочери, что он глухой. Почему же он не увидел в ней ни враждебности, ни презрения, как в других? Ведь она-то — красивая, глаз не оторвешь.

По дороге домой Никки с Лианой болтали, как сороки, с каждой минутой все больше убеждаясь, что им хорошо вместе. Питер правил повозкой и, казалось, совершенно не обращал на них внимания. А Лиана то и дело косилась на тяжелый профиль Питера. Он и в самом деле не очень приветлив, но зато в отличие от большинства чужих не смотрел на нее так, как будто она какое-то противное насекомое.

Прошло несколько дней. Дружба между Никки и Лианой все росла, к великой радости обеих девушек. Они и не думали, что станут так близки. Никки ухватилась за эту дружбу, стараясь отвлечься от мыслей о предательстве Леви.

Она десятки раз доставала из кармана его письмо, пытаясь разобрать, что там написано. Но ее хватало лишь на то, чтобы разобрать отдельные буквы — смысл оставался ей непонятен. Она не раз подумывала о том, чтобы попросить тетю Эмили прочесть его, но не решалась — а вдруг там что-нибудь о поцелуе? Никки не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что Леви уехал из-за ее легкомысленного поведения.

В тот день она окучивала бобы.

— Никки! Никки!

Через поле мчалась Лиана. Никки выпрямилась и улыбнулась — но тут заметила, что вид у Лианы ужасно испуганный. Что случилось?! Никки выронила тяпку и бросилась навстречу Лиане, перепрыгивая через грядки. Они встретились на краю поля. Обе тяжело дышали.

— В чем дело? — испуганно спросила Никки.

— У твоего папы приступ! Мама говорит, беги скорей…

Лиана не успела договорить, как Никки бросилась домой. Она мчалась со всех ног, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем она вбежала в дом. Она ворвалась в комнату отца, задыхаясь и дрожа от страха.

Эмили лихорадочно махала веером, пытаясь помочь задыхающемуся Сайресу, но это почти не помогало. Каждый вздох давался ему с великим трудом, его руки судорожно стискивали простыни. Вдыхая живительный воздух, он не мог его выдохнуть. Из приоткрытого рта вылетали жуткие хрипы. Посиневшие губы и ногти показывали, что он вот-вот проиграет эту отчаянную битву со смертью. Никки ужаснулась.

— А, Никки! Слава Богу. Посмотри, не кипит ли чайник. Мне нужен большой таз и пара простыней.

Голос Эмили оставался ровным, но Никки почувствовала, в каком она напряжении.

Никки бросилась на кухню, сдернула со стены таз, в котором месили тесто. Потом в спальню. Одеяла и подушки полетели на пол — она сорвала с постели простыни и снова помчалась на кухню.

Сердце у нее колотилось как бешеное. Никки схватилась за ручку свистящего чайника и вскрикнула — ручка была раскаленная. Не обращая внимания на боль, Никки схватила посудное полотенце, прихватила им ручку и понесла чайник в комнату. На этот раз ей удалось донести его до стола у отцовской кровати, прежде чем чайник снова начал жечь руку.

Тут в комнату ворвалась Лиана, а за ней — Питер.

— Нашла, мам! А что мне теперь делать?

Эмили насыпала в кружку бурого порошка и скомандовала:

— Никки, налей сюда кипятку и скажи Питеру, чтобы он поднял твоего папу. Надо устроить навес для ингаляции. Твоего папу надо посадить, а то он вообще не сможет дышать.

Питер держал Сайреса, а Никки с Эмили устраивали навес из простыней. Эмили достала из своей сумки с лекарствами бутылочку камфары, плеснула ее в таз и налила туда кипятку. Она накрыла больного простынями и сунула туда таз, чтобы Сайрес дышал паром. Через пять минут она сняла простыни и велела Лиане снова махать веером. Потом снова накрыла его простынями. Пять минут пар, пять минут веер, снова и снова.

Через полчаса был готов настой в кружке, и Никки поднесла питье к губам отца. Он выпил. Потом его снова накрыли простынями. И так шло до тех пор, пока наконец удушье не начало отступать.

Сайрес по-прежнему дышал с трудом, но ему уже не приходилось бороться за каждый вздох.

— Я уж думал, на этот раз не выберусь, — проговорил Сайрес сиплым голосом.

Эмили взяла его за руку и нахмурилась. Ногти все еще были синими, а не розовыми, как им полагается.

— Ты еще не совсем выкарабкался, друг мой. Этот настой обычно действует куда сильнее.

Она взяла пустую кружку и задумчиво заглянула в нее, словно дело было в кружке.

Сайрес только улыбнулся и посмотрел в окно на закатное небо.

Лиана встала и пошла к двери.

— Я пойду варить ужин.

Никки не думала, что уже так поздно. Она вскочила на ноги.

— Надо накормить скотину.

Питер покачал головой, показывая, что ей лучше остаться с отцом. Сам Питер встал, чтобы уйти, потом обернулся и посмотрел на Сайреса долгим взглядом.

Сайрес с трудом поднял руку. У него хватило сил сказать лишь: «Что, сынок?» — но этого было довольно.

Питер рванулся к нему, упал на колени рядом с кроватью. Лицо Питера было искажено такой мукой, что больно было смотреть. Он дважды коснулся лба большим пальцем правой руки — это означало «отец». Потом он бережно взял в свои мозолистые ладони истаявшую руку Сайреса и прижался к ней щекой, безмолвно глядя в глаза отцу. Его тяжелый подбородок дрожал, в карих глазах стояли слезы, и он тихо проговорил — в первый раз с тех пор, как утратил слух:

— Я… люблю… тебя… па-па…

Он произнес это неуверенно, слов почти нельзя было разобрать — но для Сайреса они прозвучали прекрасной музыкой. Он собрал последние силы и заключил Питера в объятия.

Потом Питер встал и вышел из комнаты, не оборачиваясь.

— Господи, я и не знал, что он все же может говорить, — слабый голос Сайреса дрожал от волнения. — Я хотел бы, чтобы он действительно был моим сыном.

— Твоя сестра недаром поручила его тебе, — откликнулась Эмили, растирая руку Сайреса. — Она знала, что делает.

— Правда, папа, — добавила Никки, — мы трое всегда были как одна семья, с тех пор как я себя помню. Для меня Питер всегда был братом.