— После долгих тюремных лет тебе надо бы немного отдохнуть, набраться сил… — заикнулась Ильза.

— Работа для меня лучший отдых, — ответил Ян.

Потом он рассказал, что Центральный Комитет партии утвердил его первым секретарем укома партии в одном из уездов Видземе.

— Завтра же отправляюсь туда и начну работать.

— Почему ты не просился в свой уезд? — спросила Ильза. — Тогда бы мы были вместе.

— Партийное руководство лучше знает, где каждый из нас нужен, — ответил Ян. — Мне дали настоящую кулацкую и айзсарговскую цитадель. Между прочим, наш старый знакомый, начальник уездной полиции Риекст, недавно тоже переведен туда. Наверно, думает, что в другом месте удастся скрыть старые грехи. Померяемся силами.

— Значит, мы опять не будем видеть друг друга… — вздохнула Ильза. — Так и пройдет вся жизнь.

— По пути в Ригу мне каждый раз придется проезжать через ваш уважаемый старинный городок, — успокоил ее Ян, — будем видеться довольно часто. А как же, Ильзит, ты? Не пора ли и тебе включиться в общественную работу?

— Да разве я что умею? — Ильза испуганно посмотрела на брата.

Ян погрозил пальцем.

— Нехорошо лгать, сестренка. Проработала в подполье шесть лет и ничего не умеешь? Это ты рассказывай кому-нибудь другому.

— В подполье — это одно, а работать на виду у всех — совсем другое, — ответила Ильза. — Я не умею разговаривать с людьми. В бумагах тоже ничего не смыслю.

— Сумеешь и будешь смыслить. Для чего партия тебя учила шесть лет? Это была твоя школа, Ильзит! Завтра же попрошу Карклиня — он твой старый знакомый и назначен секретарем укома партии вашего уезда, — пусть переговорит с тобой.

— И это называется брат… — Ильза притворилась обиженной. — Ждала его из тюрьмы, а он в первый же вечер причиняет сестре неприятности.

— И буду причинять… — смеялся Ян. — Пока не добьюсь своего и пока ты не признаешь, что это правильно… А об Айваре… ничего не известно? — спросил он вдруг, и у Ильзы сжалось сердце, когда она услышала, как дрогнул голос брата. Эта рана, наверно, не заживет у Яна никогда.

— Не знаю… — ответила она, виновато опустив глаза. — Никто ничего не знает. Но теперь ведь у тебя повсюду хорошие друзья. Может, общими усилиями удастся найти.

— Если только он жив, я найду его… — шепотом произнес Ян. — Теперь найду. Никакими законами об усыновлении его от меня больше не скроют.

Ильза положила руку на его большую ладонь, и так они сидели долго, думая одну и ту же думу.

В кабинете начальника уезда и командира полка айзсаргов Риекста происходило весьма важное совещание. Приглашены были очень немногие: уездный старшина Руткис, городской голова Гариндрик, начальник местного отделения охранки Пека и пробст[24] Зирак. Риекста только недавно перевели сюда из соседнего уезда, поэтому его отношения с участниками совещания были пока официальные. В серой форме, часто поглаживая холеную бороду, уездный столп власти сидел за письменным столом и вел совещание.

«Что с нами будет?» — можно было прочесть на всех лицах, и наконец городской голова Гариндрик, не вытерпев, произнес этот вопрос вслух, за что был награжден уничтожающим взглядом Риекста.

— Что будет? — прорычал Риекст. — Будет драка не на жизнь, а на смерть. Все зависит от того, насколько мы сумеем сплотиться. Если опустим руки, нас в один день растопчут, а если станем держаться мужественно, им придется считаться с нами, оглядываться на каждом шагу: не забежали ли слишком далеко вперед? Вспомните, что сказал наш вождь несколько дней тому назад: «Я остаюсь на своем посту — оставайтесь и вы на своих!» Вы понимаете, что означает эта директива президента? Мы остаемся на своих местах, будем по-прежнему выполнять его волю при любых обстоятельствах. Ошибаются те, кто думает, что мы побеждены.

— Но что мы — можем теперь делать? — вздохнул старшина уезда Руткис. — Где у нас сила?

— Наша сила — в нашей вере, — раздался голос пробста Зирака. — С божьей помощью и при большом желании мы будем скалой, которую не разбить никакой буре. Мои пасторы в приходах своими проповедями будут укреплять уставшие души и не дадут угаснуть пламени надежд. Пусть каждый терпеливо несет свой крест и не заботится о завтрашнем дне — господу известно, что уготовано каждому.

— Гм, да… — проворчал Риекст. В комнате было жарко и душно, но расстегнуть форменный френч он все же не хотел. — Вера и молитвы — вещь хорошая, но в настоящих условиях хорошее огнестрельное оружие ценится больше, уважаемый отец пробст. Церковь должна стать цитаделью не только в духовном, но и в прямом смысле этого слова.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил пробст.

Риекст встал, дошел до двери и приоткрыл ее. Убедившись, что передняя хорошо охраняется, он, снова тщательно затворив дверь, вернулся на свое место и заговорил приглушенным голосом, пристально глядя то на одного, то на другого:

— Нам надо быть готовыми к тому, что противники поспешат разоружить наших людей. В распоряжении полка айзсаргов есть много оружия. Его, несомненно, прикажут сдать. Но не все винтовки, пулеметы и боеприпасы внесены в списки полкового вооружения. Не станем же мы и эти излишки сдавать им. Часть, конечно, придется спрятать в лесах, а другую часть надо будет отцу пробсту разместить в подвалах своих церквей.

— Это, конечно, можно, — согласился пробст. — Мы все христовы воины.

— Распоряжение я дам сегодня же ночью, — продолжал Риекст. — Прошу позаботиться о том, чтобы пастыри приходов были готовы выполнять свои обязанности.

— Будет сделано, господин Риекст, — сказал пробст.

— Господин Пека, уничтожены ли списки и документы могущие скомпрометировать наших людей? — обратился начальник уезда к начальнику местного пункта охранки.

— Прошлой ночью сожгли последние бумаги, — ответил Пека. — У меня они ничего не найдут, но я не ручаюсь за Ригу. Главная картотека находится в управлении. Надо надеяться, что господин Фридрихсон тоже не дремал.

— Будем надеяться… — буркнул Риекст.

Они совещались довольно долго и, наверно, просидели бы до ночи, если бы в девять часов вечера не случилось нечто, непредусмотренное повесткой дня. Внезапно, без доклада и стука, в кабинет Риекста вошли трое мужчин. Старший из них, почти седой, был огромного роста; второй, невысокий, лет пятидесяти, и третий — еще молодой мужчина, с загорелым лицом и военной выправкой.

— Добрый вечер, господа… — приветствовал старший. — О чем вы здесь совещаетесь?

Его спокойный иронический тон привел в бешенство Риекста.

— Кто вы… что вам нужно? — крикнул он и вскочил со стула. — Кто вам разрешил войти?

— Кто разрешил? — незнакомец посмотрел в глаза начальника уезда таким взглядом, что у Риекста затряслась борода. — Народ разрешил. Больше ни у кого мы разрешения не спрашивали. Чтобы вам было ясно, с кем имеете дело, давайте познакомимся. Это — Индрик Регут, новый начальник уездной полиции… — он показал на молодого мужчину с военной выправкой. — Приказ о его назначении подписан только сегодня утром, так что вы могли и не знать об этом. А это наш новый уездный старшина Лиепа… Документы у него в полном порядке, в этом можете не сомневаться. А я… мое имя Ян Лидум. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году вы меня, господин Риекст, арестовали, так что мы с вами старые знакомые. Решением Центрального Комитета Коммунистической партии большевиков Латвии я утвержден первым секретарем партийной организации этого уезда. Все понятно, господа?

— Ясно… — пробормотал Риекст. — Когда прикажете сдавать дела?

— Об этом договоритесь с Регутом, — сказал Лидум. — Я думаю, что он вас долго не задержит с формальностями. Насколько мне известно, в Риге новые министры приняли свои ведомства от предшественников за полчаса. А теперь нам придется разрешить несколько мелких вопросов. Вы позволите сесть, господин Риекст?

— Пожалуйста, пожалуйста… — командир полка айзсаргов силился говорить вежливо, но глаза его злобно сверкали, а руки дрожали от бессильной ярости. — Когда вы меня арестуете?