— Что за ерунда! — заволновался Айвар. — Вы знаете, что мне некогда валяться. Сделайте так, чтобы я дня через три смог вернуться в строй.

— Это от меня не зависит.

— Но я не могу лежать дома, когда начались самые горячие работы. Понимаете, товарищ Зултер, не могу…

— Вам надо было подумать об этом раньше. Это же сущее безумие — простоять потным всю ночь на морозе!

В конце концов Айвар сдался, но просил ничего не сообщать о его болезни отцу и Анне.

— Если уж со мной случилась такая беда, дадим хоть другим людям спокойно жить и работать. Что пользы, если они будут тревожиться и не спать по ночам?

Две недели боролся он с болезнью… за две недели ни разу не позвонил Анне, а если иногда поздно вечером раздавался звонок из Риги, Айвар просил Финогенова сказать Анне или отцу, что он уехал и неизвестно, когда вернется.

В середине января, когда Айвар начал вставать с постели, в одно из воскресений приехали Ян Лидум и Анна. Айвар был еще очень слаб, и Анна сразу догадалась, что с ним что-то случилось. Айвар все рассказал и долго выслушивал упреки Анны и отца.

— Ведешь себя, как мальчишка, — сердился Лидум. — А ну как не поднялся бы с постели, вдруг пришлось бы отдать концы, — чудесно сберег бы нас от неприятностей. Задай ему, Анныня, как следует — он тебя боится больше, чем родного отца.

Когда Лидум оставил их вдвоем, Анна действительно хорошенько пробрала Айвара.

— Я слышала, что партийная организация вашего министерства будет на следующем собрании решать вопрос о приеме в партию Айвара Лидума. Мне свою рекомендацию придется взять обратно. Думаю, что так же поступит и второй рекомендующий — Инга Регут. Улыбаться нечего, я говорю вполне серьезно.

— Почему же такая немилость, Анныня? — продолжая улыбаться, спросил Айвар.

— Потому что ты жестокий человек, Айвар, — заключила Анна, — жестокий и беспощадный. Меня, например, ты ни чуточки не жалеешь. Ни одного звонка, ни одного правдивого слова… Я могла подумать все что угодно, а он…

— Он готов искупить свою вину и обещает в другой раз так не делать! — воскликнул Айвар. — Если хочешь, буду теперь каждое утро телеграфировать, какая у меня температура.

Наконец Айвар был прошен.

Вечером, навестив Жана и отца, Анна уехала вместе с Яном Лидумом в Ригу. А Айвар снова засел за книги, чтобы наверстать упущенное: через неделю надо было ехать в Ригу, и он хотел сдать очередной зачет в Сельскохозяйственной академии.

В середине февраля экскаваторы кончили работу на болоте и их направили в Айзупскую волость (летом будущего года там предполагали развернуть большие мелиоративные работы). Жан Пацеплис сдержал данное Драве слово и перешел обратно на работу в МТС бригадиром только что организованной новой бригады трактористов: в Пурвайской МТС сейчас стало три тракторных бригады.

Болото оседало медленно, словно нехотя.

За зимние месяцы Айвар не раз совещался с председателями окрестных колхозов, а те в свою очередь — в обширной семьей колхозников, и все признали, что вместо открытых канав на Змеином болоте надо устроить сеть закрытого дренажа. Технический проект был исправлен, и теперь на месте работ лежали большие юры керамических труб.

После небольшого перерыва, необходимого для подготовки завершающего, решительного наступления на болото, после смены некоторых машин и заготовки всех необходимых материалов работа на Змеином болоте закипела с новой силой.

Айвар несколько раз побывал в Риге по служебным делам и каждый раз, пользуясь случаем, сдавал экзамены в Сельскохозяйственной академии. В конце мая он сдал последние за третий курс. В ту же весну Артур Лидум окончил заочное отделение Высшей партийной школы и сдал кандидатский минимум. В связи с этим ему пришлось провести несколько недель в Москве и поработать под руководством известного ученого. Артур уже выбрал тему для диссертации на звание кандидата экономических наук и энергично собирал материалы, решив закончить эту работу за два года. Тема была весьма актуальная и интересная — о проблемах коллективизации сельского хозяйства в Советской Латвии. Бывая в новых колхозах, Артур интересовался всем новым и характерным. Нередко он советовался с Айваром и уточнял ту или иную подробность, которая ему была еще недостаточно ясной. Он не сомневался, что после завершения сплошной коллективизации, то есть в ближайшие два-три года, одной из самых насущных проблем в Советской Латвии должна была стать ликвидация хуторской системы, и в этом случае недопустимо было никакое упрощенчество, не пригодны никакие шаблоны — нужно было глубоко продуманное практическое решение с учетом всевозможных мелочей. Вот это сейчас занимало Артура Лидума, это было главной темой его бесед с Айваром, с председателями колхозов и с различными работниками сельского хозяйства.

Вместе с руководителями колхозов и уездными работниками сельского хозяйства Айвар много думал о землеустройстве Змеиного болота после окончательной осушки. Здесь имелась полная возможность развить крупное образцовое молочное хозяйство с большими лугами, клеверными полями и пастбищами. С таким же успехом можно было организовать и зерновое хозяйство, механизировав все полевые работы, используя тракторы и комбайны. Все это, конечно, должно быть вполне современным и соответствовать последним достижениям науки и техники.

«Хорошо, когда человек умеет красиво и смело мечтать, — думал Айвар, мысленно обозревая свою работу и работу других, — но какое огромное счастье, когда у людей есть возможность воплотить свои мечты в действительность». Такая возможность была дана ему и всем советским людям, которые сегодня в стране победившего социализма строили коммунизм под водительством коммунистической партии. Самая простая, казавшаяся заурядной работа становилась творчеством, а каждый маленький работник в этой огромной семье — творцом.

Валентина быстро сжилась со своей новой семьей. По правде говоря, процесс полной духовной спайки начался давно — еще в грозные годы войны; поэтому Валентина, Артур и Ильза, став членами одной семьи, только окончательно завершили его. Это произошло безболезненно, никому из них не надо было чем-то жертвовать, отказываться от чего-то такого, что раньше было важной и неотъемлемой частью личности. Наоборот: ничего не теряя, ничем не жертвуя, все они обрели что-то новое. Узнав о замужестве дочери, мать Валентины, как это свойственно многим тещам, вначале пыталась хоть издалека, в письме, опекать новую семью, давала многочисленные советы Валентине, как вести хозяйство, как закрепить в семье и обществе положение хозяйки дома, не забывала она намекнуть и на необходимость «взять вожжи в руки с первого же дня, так как потом сделать это гораздо труднее». Валентина решительно ответила матери, что ее беспокойство напрасно, что менее всего она хочет держать мужа под каблуком. Когда Артур сдал государственные экзамены в Высшей партийной школе, он несколько раз навестил тещу, и она убедилась, что зять — хороший, умный и культурный человек и что нет никаких причин опасаться за счастье единственной дочери. Но окончательно ее сердце успокоилось только, когда она в самой середине лета приехала в Латвию и несколько недель прогостила у Валентины. Она быстро подружилась с Ильзой и убедилась, что та так же мало походит на старый тип «лихой свекрови», как день на ночь. Ян Лидум, с которым она познакомилась незадолго до отъезда в Москву, прямо-таки очаровал ее своею простотой, искренностью и меткостью суждений.

— Чудесные люди… — говорила она дочери. — В твоей семье чувствуешь себя свежей, бодрой, даже не хочется уезжать, так легко у вас дышится…

Почему там было так хорошо? Не потому, конечно, что Валентина, Артур и Ильза старались прочесть в глазах другого каждое желание. Изредка и здесь спорили, иногда даже тучка заволакивала солнце, но они не давали злой силе себялюбия властвовать в их жизни, никогда не делали из мухи слона и честно старались понять друг друга. При таких отношениях было нетрудно первому подать руку примирения, общими усилиями вытащить невзначай уколовшую занозу, пока ранка не загноилась, и превратить в шутку то, что еще недавно угрожало семейному согласию. Валентина иногда любила подразнить Артура; он отвечал ей тем же, и обычно дело кончалось веселым смехом, потому что оба они обладали на редкость развитым чувством юмора, — у кого этого чувства не хватает, тому опасно шутить, но еще опаснее шутить с таким человеком. В жизни Валентины и Артура смех был неотъемлемым элементом, и они не опасались, что дружеская шутка может когда-нибудь превратиться в злую насмешку, как это иногда бывает, если вместо дружбы источником остроумия является недоброжелательность, досада, желание блеснуть и показать свое превосходство. Обычно самые острые споры возникали, когда на «семейном совете» решали, на что истратить общие доходы, что купить и кому первому сшить новое пальто, костюм или платье. Каждый старался убедить остальных, что ему ничего не нужно, а в первую очередь надо позаботиться о других членах семьи. Решающее слово в таких спорах принадлежало Ильзе. Но когда выяснилось, что Валентина с Артуром ждут прибавления семейства, все согласились, что теперь в первую очередь надо заботиться о нем, о будущем советском человеке, — со дня появления на свет он ни в чем не должен чувствовать недостатка.