Пикол немедленно скрылся в лесу, Айвар отправился домой, обдумывая, как известить работников государственной безопасности о своей встрече с врагом и полученных от него заданиях.

Когда впереди показалась темная группа строений Сурумов, Айвара нагнал Жан Пацеплис. После собрания он провожал к Народному дому библиотекаршу и комсорга Гайду Римшу и немного задержался. Мысли Жана вертелись вокруг Гайды: в последнее время он довольно часто думал о ней, она ему нравилась больше всех девушек.

Жан скоро свернул к усадьбе Сурумы, вежливо попрощавшись с Айваром. Айвар не прочь был побеседовать с братом Анны, но побоялся показаться назойливым, поэтому не стал удерживать Жана и не спеша продолжал путь к Ургам. В загоне тихо заржала лошадь. Пролетела летучая мышь, почти коснувшись лица Айвара. Ночной ветерок принес с болота запах гнили.

В середине июля исполнился год с того дня, как Анна Пацеплис стала парторгом Пурвайской волости. Время пролетело незаметно, как один непрерывный рабочий день; со сменой времен года менялись задачи, но никогда не случалось так, чтобы не приходилось делать что-то важное и неотложное; вечно ненасытная жизнь диктовала свои требования, нуждалась в вечно новом содержании, которое давал человек своей беспрестанной работой и бурным устремлением навстречу завтрашнему дню. Пурвайская волость со своими несколькими тысячами жителей походила на маленький мирок, в жизни которого повторялось почти все то, что в больших масштабах происходило в огромном Советском государстве: отмирало и гибло старое, рождалось новое, и вместе с народом рос, изменялся каждый отдельный человек.

Год не такой большой промежуток времени, но когда Анна оглядывалась на пройденный путь, ее поражали объем и разнообразие проделанного и начатого. Теперь из общей массы населения выделилась небольшая горсточка врагов, которые еще жили воспоминаниями о вчерашних привилегиях, мечтали о возвращении былого благополучия и всячески старались мешать победному шествию новой жизни. Но большинство народа с самого начала восприняло Советскую власть как свою родную власть, и никакие нашептывания, никакие слухи и запугивания не могли поколебать это большинство. Свободное от сомнений, оно смело и вдохновенно прокладывало дорогу к будущему сквозь обломки старого. Много еще было этого лома, похожего на ржавый металл, оставшийся на полях великих сражений. В один день все это нельзя было убрать и переплавить, но с каждым днем мир все больше и больше очищался от него.

Ничто не рождалось само собою, все создавалось упорным трудом. Кому-то надо было разбудить дремлющие в недрах народа силы. Эту роль взяла на себя коммунистическая партия. И в утро новой жизни мощным колоколом звенел ее призывный голос, поднимались миллионы и, воспрянув от векового сна, начинали жить.

Волей партии на Анну была возложена почетная обязанность глашатая борьбы и строителя новой жизни в родной волости. Робко, неуверенно делала она первые шаги, но одинокой себя не чувствовала. Сейчас рядом с Анной стоял сильный, хорошо спаянный актив. С улыбкой вспоминала она сегодня первые попытки привлечь к общественной работе лучших людей волости и как исподволь подходила она к этим людям; как сдержанно некоторые из них принимали ее приглашения, отделываясь неопределенными обещаниями; как настойчиво она пыталась разгадать стремления каждого человека, учесть его желания, интересы; как, наконец, ей удавалось заинтересовать его новыми задачами и он становился убежденным строителем новой жизни.

Несколько позже Анна перешла к другим методам работы. Она созвала различные собрания. На первом собрании встретилась с волостной интеллигенцией: учителями, агрономами, врачами, служащими учреждений. Анна внимательно прислушивалась к тому, что говорили собравшиеся, отметила бытовые и производственные нужды и предложения. Она рассказала собранию о роли интеллигенции и задачах в строительстве новой, советской жизни и скоро нашла общий язык с большинством этих людей. После собрания большая часть интеллигенции включилась в общественную жизнь, стала работать в постоянных комиссиях, участвовать в различных культурных начинаниях. Это было первым достижением Анны.

Через неделю Анна созвала молодежь. На этом собрании пришлось говорить другим языком: у молодежи были свои интересы. Этим парням и девушкам надо было рассказать о новом содержании жизни и показать это новое так, чтобы оно не представлялось им сухим и серым. Период фашистской оккупации оставил следы в сознании молодого поколения пурвайцев, и этого нельзя было изжить простым приказом сверху. Анна и не надеялась, что сразу после собрания вся молодежь вступит в комсомол и станет активно участвовать в общественной жизни. Но когда в волости вскоре после собрания организовался драматический кружок, хор, хореографический коллектив и физкультурная группа, Анна была довольна. Хореографическим кружком ведала библиотекарша Народного дома, дочь старшего агронома МТС — Гайда Римша, которую вскоре избрали комсоргом волости. Руководить хором взялся директор неполной средней школы Жагар — старый, опытный хормейстер, а драматическим кружком — участковый врач Зултер. Агроном Римша помог организовать кружок мичуринцев и маленькую лабораторию, где молодежь волости и некоторые крестьяне пополняли агрономические знания. За год пурвайская комсомольская организация утроилась.

На третьем собрании Анна встретилась с женщинами. Собралась самая разнородная и в то же время самая благодарная аудитория. Пурвайские женщины, отупевшие от тяжелого труда, вековых предрассудков и религиозного дурмана, жили, как и в любом провинциальном углу Латвии, серой, заполненной мелочами жизнью. Pix интересы не выходили за пределы семьи. Запуганные, робкие, они с недоверием слушали смелые призывы Анны; возможно, многие в душе и соглашались с ней, но не осмеливались откликнуться: а что скажет муж, соседи, пастор? Каждая боялась первой сделать решительный шаг. Анне надо было найти среди этой массы более смелых, предприимчивых, энергичных женщин. Ей помогла жена директора школы Жагара, очень уважаемая жителями волости. Когда она сразу после Анны взяла слово и начала говорить о том, какую огромную роль играет женщина во всех областях жизни Советского государства и каким образом хозяйки могут принять участие в различных начинаниях волости, аудитория зашевелилась: посыпались вопросы и завязался оживленный разговор. В результате около двадцати женщин стали работать в постоянных комиссиях, две — уполномоченными десятидворок, и в дальнейшем более половины участников народных собраний всегда составляли женщины!

Нельзя сказать, что и мужчины остались сторонними наблюдателями. Некоторые иронизировали, некоторые сердито ворчали на такое «баловство» жен, но большинство довольно скоро примирилось. Только новохозяин Липстынь проявил характер и категорически запретил жене участвовать в общественной жизни.

— Сиди дома и нянчи детей, если нет других дел, а бегать на всякие там комиссии нечего! — сказал он ей. — Тоже нашлась ораторша. Уж мы, мужчины, как-нибудь обойдемся в государственных делах без вашей помощи. До сих пор обходились и дальше не пропадем.

Анна, узнав об этом, однажды вечером пришла к Липстыню.

— В каком государстве вы живете, товарищ Липстынь? — спросила она.

— Как в каком? — удивился Липстынь, еще довольно молодой мужчина. — Где, как не в Советском Союзе.

— Ходят слухи, что вы хотите ввести в нашей волости новую конституцию, — продолжала Анна. — Советская конституция вам не подходит.

— Конституция есть конституция, и я по ней живу, так же как вы и все прочие.

— А в своей семье стараетесь поддерживать такой порядок, как у турок. Жена да убоится мужа, не так ли?

— Вы не смешивайте семейные дела с государственными! — сердито крикнул Липстынь. — Никто вам таких прав не давал.

— В Советском государстве мужчины и женщины пользуются равными правами. Ваша жена — полноправная гражданка, а не рабыня. Почему вы запрещаете ей участвовать в общественной жизни?