А жаль, что не разгорится. Любовь – это ведь не занятия плаванием и не езда на велосипеде: накатался-наплавался, а спустя вечность вернулся на то же место к тем же пристрастиям. Любовь там, где оставил, не подберешь. Времена меняются. Меняются чувства. Меняются и сами люди.

– Слушай, ма, – продолжала терзать ее Аллилуйя. – По-моему, мы едем на прощание, а это, мне кажется, не лучший повод для веселья? Ну, что скажешь?

Поднявшись по лестнице вместе, Анук и Лиз дальше двинулись каждая своим маршрутом. Лиз прошествовала вперед и заняла место во втором ряду мягких откидных кресел, Анук же осталась стоять в конце зала, высоко подняв голову и зажав в руке длинные перчатки.

Она властно и настороженно огляделась. Ряды уже начали заполняться, еще минут десять – и начнется поминовение. Если судить по рядам, у Рубио Мендеса было немало друзей.

Заметив в третьем ряду Класа Клоссена – уж этот-то никак не относился к их числу! – она быстро направилась к нему и, подойдя, потянула за руку, сделав знак следовать за нею.

Он тотчас же поднялся, и они вместе зашагали к выходу: Анук впереди, Клас следом. Выйдя в коридор, Анук нахмурилась: из какой-то аудитории высыпала ватага студентов отделения дизайна и потекла вниз по лестнице, направляясь к выставке. Значит, там им поговорить не удастся.

– Сюда, – скомандовала Анук и, быстро застучав каблучками, двинулась в обратную сторону, туда, где располагались туалетные комнаты и телефонные автоматы.

Открыв дверь женского туалета, Анук сунула туда нос, чтобы проверить, есть ли там кто-нибудь. Заметив двух женщин, прихорашивающихся у зеркала, она быстро захлопнула дверь и повернула ручку мужского туалета.

– Отлично. Здесь мы и побеседуем. – Она жестом пригласила Класа внутрь.

Клас держался невозмутимо: его давно уже перестало удивлять все, что бы ни сотворила Анук.

Класу исполнилось тридцать шесть лет. Длинные, до плеч, белокурые волосы и бледно-голубые глаза с почти невидимыми ресницами придавали его красивому лицу мягкие, почти женственные черты, если бы не твердый подбородок, вносивший в его внешность значительный элемент мужественности.

Высокого роста, ухоженный; под элегантным, итальянского кроя костюмом скрывались литое, все состоявшее из крепких мускулов тело и широкие плечи. В его походке и манере подавать себя сквозили надменность и чувство превосходства.

Едва закрыв за собой дверь, Анук повернулась к Класу. Даже рядом с ней тот казался гигантом.

– Я сказала тебе, что кое-что для тебя припасла, – начала она безо всяких преамбул, обращая к нему обрамленное широкими полями шляпы лицо. – Ты же знаешь, я всегда связывала с тобой большие надежды. – В голосе Анук не было и намека на добродушное заигрывание. Это была жесткая сделка, и слова звучали убийственно жестко. Чтобы добиться цели, годятся любые средства: лесть, давление, прямая угроза. – Но то, что я тебе предложу, будет иметь силу только при одном условии.

– Так где же ловушка? – спросил Клас. – Или начнем сразу с вознаграждения?

Она махнула рукой в сторону белых фарфоровых раковин.

– Тебе известно, как смывают грязь с рук? – Она не спускала с него цепких глаз.

– Ну, это урок с голозадого детства, – усмехнулся Клас. – Моют руки водой с мылом.

– Нет, Класкин, – покачала головой Анук. – Рука руку моет.

Он впился в нее настороженным взглядом.

– Мне не стоит, наверное, напоминать тебе, что место Рубио, место второго человека в фирме после Антонио, все еще свободно?

Вот оно. Слово произнесено. Наконец-то лакомый кусочек в открытую замаячил перед ним. Анук заметила, как Клас судорожно глотнул воздух.

– Что требуется от меня, Анук? Мы-то с тобой знаем, что Антонио прочил на эту должность Эдвину.

– Небольшое одолжение. – Анук по-прежнему говорила резко и прямо. – Видишь ли, Антонио… Ну, он вел себя не слишком осторожно сегодня утром. Если называть все своими словами, его застукали с голым задом в его же кабинете. Трахался с каким-то подонком.

Светлые брови Класа недоуменно взметнулись вверх.

– Не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне?

Анук подошла к раковине, слегка наклонилась к зеркалу и, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, тщательно изучила свое отражение. Убедившись, что лицо, как всегда, прекрасно, она обернулась к Класу.

– У тебя репутация очень красивого и очень умного мужчины, Класкин.

– А у тебя, Анук, самой прекрасной и самой коварной женщины. – Его чувственные губы скривились в усмешке.

– Все правильно. – Анук посмотрела ему прямо в глаза, не моргнув. Голос ее был тверд, как гвозди. – У нас много общего, не так ли? Ни тебя, ни меня ничто не остановит, если нужно получить то, чего хочешь.

– Чего хочешь ты, Анук?

Она не моргнула глазом.

– В кабинет Антонио неожиданно вошли Дорис Баклин и Лиз Шрек, застав его на месте преступления, так сказать.

– Ясно. – Глаза Класа сузились. – И все же ты понимаешь, что я тут ни при чем. Ничем не могу помочь.

– Еще как можешь, – жестко проговорила Анук. – Скажем, можешь сделать вид, что все это произошло с тобой, а не с Антонио. Что это тебя застукала Дорис. А потом извинишься перед ней за свое поведение.

– Но это же безумие! – Клас, словно защищаясь, вытянул вперед руку. – Во-первых, ты слишком далеко заходишь, Анук. – Он не смог сдержать смеха. – Я… То есть мы с Антонио даже отдаленно не похожи друг на друга! Начнем с того, что у меня длинные волосы, а он почти лыс. Нельзя же считать эту старую курицу полной идиоткой. Не до такой же степени она глупа!

– Слушай, Клас, – холодно оборвала его Анук. – В этом городе все прекрасно знают Дорис, как знают и о ее слабости к спиртному. Кто сомневается в том, что время от времени у нее помрачается разум? А подчас бывают и галлюцинации. – На ее губах мелькнула слабая улыбка. – Видит Бог, то, что Дорис выдает время от времени, нужно делить на сто.

– Грязно играешь, Анук…

– Я играю наверняка. – Она слегка передернула плечами. – В общем, ты меня понял. В этом городе все друг о друге все знают. Если Дорис сболтнет кому-то из друзей о том, что видела, слухи разнесутся мгновенно, как пламя ветром. Кто знает, Антонио даже может потерять кое-кого из клиентов. А я этого не хочу. Значит, чтобы исключить нежелательное, я должна подстраховаться по всем направлениям. Вот тут-то на сцену и выходишь ты. Моя идея состоит в том, чтобы пустить в ход две версии. Первая: Дорис видела Антонио, вторая – тебя. – Анук нежно улыбнулась Класу.

– В этом есть даже своя прелесть, правда? Никто так и не сообразит, какая из этих двух версий истинная.

– Анук, у тебя есть хоть капля стыда?

– Ни капли. И я об этом знаю.

– А как же быть с Лиз?

– О Лиз я уже позаботилась. – Она подождала секунду. – Ну? Будешь помогать или нет?

– Черт побери. Анук, я просто не знаю… – пробормотал Клас, расхаживая взад-вперед по туалету, засунув руки в карманы.

Анук наблюдала, как в зеркале то появляется, то исчезает его отражение. Яркий свет, льющийся сверху, окатывал его с ног до головы, но даже и в этом беспощадном освещении, убивающем кого угодно, Клас смотрелся превосходно. Анук уловила резковатый запах дезодорантов, разложенных в раковинах и писсуарах, заметила краешком глаза смятый сигаретный окурок, покоящийся в лужице мочи на полу, и с отвращением отвела глаза.

Наконец Клас приблизился к ней.

– Ты слишком многого просишь, Анук, – произнес он спокойно.

– Я знаю. Но мне важно предотвратить даже намек на возможный скандал.

– И буквально любой ценой, – невесело усмехнулся он.

Анук промолчала.

– А моя репутация не в счет? – Казалось, Клас только сейчас осознал до конца, что от него требуется.

– Об этом ты не задумывалась?

– Твоя репутация не пострадает, – успокоила его Анук. – Если ты сделаешь то, о чем я прошу, ни тебя, ни Антонио скандал не коснется даже косвенно. Просто добавит чуть-чуть сумятицы в происшедшее, вот и все. – Протянув руку, Анук легонько коснулась его. – Все будет вполне прилично, Класкин, – мягко сказала она.