– Может быть, но сделаю все возможное. Значит, и с этим тоже улажено. Как только вернешься в офис, устраивай пресс-конференцию. А я тем временем поеду домой, сяду на телефон и немножко поколдую. Вот видишь, дорогой, все устраивается.

Анук отодвинула телятину, к которой даже не притронулась; от любого блюда она всегда отщипывала лишь несколько кусочков.

– Между нами говоря, и вправду нет ничего такого, что мы не могли бы сделать.

– Остается надеяться, что ты права, – пробормотал Антонио.

– Ну конечно, дорогой! Ведь я твоя жена. Ты помнишь об этом?

Часом позже Анук, переодевшись в темно-синюю шелковую пижаму, уютно устроилась на кушетке в своей спальне; рядом стояла чашка чая, а телефонная трубка была уже прижата к уху.

– Эдвина? – проворковала она, играя шнуром. – Дорогая, это Анук!

Долгая пауза.

– Здравствуй, Анук.

– Мы так давно не разговаривали. Дорогая, ну как ты?

– Хорошо.

Постепенно Анук стала прощупывать ситуацию.

– Ты, наверное, удивлена, что я звоню… как бы из небытия? Ну, я хочу сказать, что мы сто лет с тобой не болтали, я понимаю, у нас были… свои разногласия. Но я всегда говорю: что прошло, то быльем поросло! Этот город так тесен, что в нем просто нельзя злиться и враждовать. Право же. А чем ты сейчас занимаешься?

– Да так, разное, – ответила Эдвина неопределенно.

– Ты нашла другую работу?

– Работу? Нет, не могу сказать, что нашла. По крайней мере, не в обычном понимании…

– Но ведь ты что-то делаешь?

– О, это точно.

Анук с трудом удавалось сохранять веселую, беспечную интонацию. Это было, как выдирание зубов. Черт бы побрал эту Эдвину! Она тихо выругалась. Эта женщина может прямо из себя вывести! Так цедит информацию, что можно подумать, она охраняет копи царя Соломона. А что она вообще скрывает?

– Но в любом случае, chérie поскольку у тебя ведь нет работы, – продолжала она как ни в чем не бывало, – и поскольку должность номер два у Антонио только что освободилась…

– Клас отказался от должности? – перебила ее Эдвина, не веря своим ушам.

В голосе Анук появились звенящие нотки ее фирменной модуляции.

– Ну, не совсем так, дорогая. Скажем так…он больше не работает у Антонио де Рискаля.

– Понимаю. Другими словами – его уволили.

– М-м-м… да, полагаю, можно сказать и так.

– И ты позвонила, чтобы узнать, свободна ли я и не соглашусь ли занять его место? Ведь верно?

– Дорогая! Да ты просто психолог!

– Я бы с радостью согласилась, Анук. Правда.

– Изуми-и-ительно!

– Но, к сожалению, я не могу.

– Но, дорогая, ты обязана сказать „да"!

– Увы, Анук, не могу.

– Но почему?

– Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

– Не понимаю, дорогая. Чего именно я не знаю?

– Что на 7-й авеню, 550 появился новый съемщик.

– Да? И кто же?

– Я! – Эдвина чуть не поперхнулась от смеха. – Ты знаешь, что я теперь модельер? И у меня собственная фирма?

– Нет, – процедила Анук сквозь зубы, – не знаю!

– И бросила трубку.

Прежде чем снова снять трубку, Анук пришлось выждать пять минут, чтобы прийти в себя. Сделав несколько глубоких вдохов, она золотой авторучкой набрала номер. Услышав голос Лиз Шрек, бодро сказала:

– Лиз? Дорогая, это Анук!

На другом конце провода было мертвое молчание.

– Лиз? Вы меня слышите?

– Да, миссис де Рискаль, – ядовито выговорила Лиз прокуренным голосом, – слышу.

– Прекрасно. Послушайте, дорогая, я только что завтракала с Антонио, и он рассказал мне… о том злосчастном инциденте, который произошел сегодня утром. Я ушам своим не поверила!

– Так поверьте им. Они вас не обманули.

– Лиз, нам надо встретиться и обо всем поговорить. Вы же знаете, для нас вы – как член семьи…

– Зато вы не члены моей семьи, – отрезала та. Анук с трудом подавила желание огрызнуться. Вместо этого она пропела обиженным голосом:

– Ли-и-из! На вас это не похоже!

– Послушайте, миссис де Рискаль, если вы позвонили, чтобы опять заманить меня в этот сумасшедший дом, то забудьте об этом. Вы только потратите свое и мое время.

– Лиз! Уверена, что вы это не серь…

– Другими словами, можете сами взять эту работу и отвалить. N'est-ce pas?

Это была последняя капля. Пусть эта баба катится к черту и прямо сейчас. Она больше не намерена ее терпеть. И в сторону вежливость.

– Теперь вам конец! – прошипела Анук, отбросив приличия. – Еще посмотрим, получите ли вы рекомендации!

– К вашему сведению, миссис де Рискаль, я в них не нуждаюсь, – фыркнула Лиз. – Я уже нашла другую работу.

Анук лишилась дара речи.

Почувствовав, что попала в самое больное место, Лиз решила, что невредно будет и повернуть нож в ране разок-другой… пусть Анук позлится.

– Дело в том, – продолжала Лиз обычным голосом, – что мы наверняка еще встретимся, я буду работать на 7-й авеню, 550. Ну не нелепость ли? Представить, что получу работу у Эдвины Робинсон, ну кто бы мог по…

Анук так резко бросила трубку, словно по ней прошел ток.

– Лес, – монотонно и угрюмо повторила Аллилуйя, – ну как мы можем соединить их, если она даже и говорить о нем не хочет?

Они сидели на огромном сером валуне в Центральном парке, глядя на две отливающие маслянистым блеском башни Сан-Ремо одновременно с отвращением и надеждой.

Лесли Шеклбери тоже вздохнул и пожал плечами.

– Я в отключке. Она твоя мать. Ты лучше знаешь.

Взглянув на него, Аллилуйя в очередной раз прикрыла глаза: с ума сойти можно, как он одет. Жестко накрахмаленная рубашка в клетку с торчащей из кармана линейкой, длинные гавайские шорты, белые носки вразнобой: один с синей полоской, другой – с красной; наряд довершала полосатая бейсбольная кепка с дурацким пропеллером на макушке. Ну полный финиш. Чудней не оденешься.

Принимаясь за хот-дог и забыв о его наряде, Аллилуйя сообщила:

– А знаешь, что сегодня утром он прислал еще один здоровенный букет? – И глаза ее округлились.

– Правда?

– Ага. Действительно огромный. Нью-Йорк засыпать можно!

– Такой большой? – На Лесли это произвело впечатление.

– Розовые и красные цветы. В основном розы. Слушай дальше, Лес. И как ты думаешь, что ма с ним сделала? – она продолжала усердно жевать хот-дог.

– Заставила Руби выкинуть его, а потом еще распространялась о том, как цветы жутко поглощают кислород! – Она закатила глаза. – Я тащусь.

– Значит, у папы нет шансов? – Он был явно расстроен.

– Кто знает? Может, у нее сейчас какой-нибудь период. – Она откусила еще кусок, не замечая, что брызнувшая струя жирного сока попала ему прямо на толстые стекла очков. – Ну, там, гормонный дисбаланс, или еще что-то? И потом… – Она выразительно пожала плечами.

Лесли снял очки и вытер их носовым платком.

– Если ты думаешь, что мама уже довела тебя, то что тогда говорить о моем папе. Он даже из дома не выходит. – Надев очки, он подвинул их к переносице.

– Таким я его еще никогда не видел. Как будто у нас кто-то умер.

Покончив с хот-догом, Аллилуйя аккуратно слизала с пальцев и покрытых черным лаком ногтей горчицу.

– В эту минуту она там, наверху, работает в своем кабинете. – И она с отвращением посмотрела на Сан-Ремо. Затем вновь повернулась к Лесли. – А хочешь услышать самое смешное? Вчера, после того как она столько месяцев была без работы, она не только нашла ее, но – слушай, Лес! – получила пять миллионов, чтобы основать собственную компанию. Пять миллионов!

– Пять?

– Пять. Еще не все, слушай дальше. Как будто мало, что она постоянно твердит об этом Лео Фладе, своем спонсоре, теперь она еще и разоряется о том, какой он шикарный и красивый! Это уже становится опасно, или как?

Лесли грустно кивнул.

– Да, опасно. Может, мне надо просто по-мужски поговорить с папой и сказать, чтобы он забыл о ней.