Золотые булавки – „Маси".

Красные – „Нейман-Маркус".

Зеленые – „Шеклбери-Принс".

Желтые – „Блумингдейлс".

Серебряные – „Нордстрем".

Синие – „Маршалл Филд".

Но всегда были проблемы.

Например, шовинизм.

Несмотря на растущее число женщин, владеющих или контролирующих уже многие фирмы одежды, магазины, продающие их продукцию, в основном все еще являлись суверенной территорией управляющих-мужчин, прочно держащих оборону. Женщины же, особенно привлекательные, что было просто непростительно, неизменно представляли собой объект охоты. И Эдвина постоянно сталкивалась с подобными пассами, но все искусство состояло в том, чтобы отбиться и в то же время не потерять потенциальных заказчиков.

Скоро она могла дать вполне квалифицированную консультацию, рекомендации настоящего специалиста, как отказать и вместе с тем в процессе отказа не ущемить мужского достоинства партнера по сделке.

Но это как раз была самая несущественная проблема.

Приоритеты составляли готовая продукция и распределение. Некачественное изготовление, пожар на складе, забастовка – эти проблемы сыпались на нее со всех сторон и казались почти непреодолимыми.

Но тем не менее ей как-то удавалось справляться и с ними.

Она настаивала на переделке бракованных изделий за счет изготовителя, и причем „немедленно, быстро, или же я подам на вас иск, да такой, что вам яйца открутят".

Вещи, пострадавшие при пожаре на складе, необходимо было заменить, и очень быстро, и до получения страховки расходы несла Эдвина.

Забастовка вынудила ее искать другой способ транспортировки, и бутики, а также ассортимент прилагаемой одежды были переправлены более дорогостоящим путем – самолетом.

Иногда ей казалось, что вся ее жизнь состоит только из поисков решения проблем, но свои личные проблемы она решить не могла.

Страдала ее личная жизнь. На нее просто не было времени.

Работа. Все силы и энергия уходили только на работу, работу, работу.

Уже скоро, утешала она себя, наступит время, когда „Эдвина Джи" встанет на ноги, и тогда я смогу начать нормальную жизнь.

Нормальная жизнь – это понятие стало журавлем в небе.

Скоро. Это слово стало неизменным.

Однажды вечером, придя с работы так поздно, что Аллилуйя уже спала, Эдвина приняла решение и на следующее утро за завтраком она поделилась своей идеей.

– Ал, дорогая, как ты относишься к Гавайским островам?

– Ты имеешь в виду Гонолулу, пляжи, солнце и катание на доске, как в песне „Гавайи-Пять-О"? Это?

Эдвина улыбнулась.

– Это единственное, что я слышала. Ну так как? А если мы поедем туда отдохнуть?

– Ох, мама, забудь. Это все мечты.

– Да нет же, я серьезно.

– Ну, тогда подожди и скажи, когда придет время. О'кей?

Эдвина кивнула. Неужели ее дочь знает что-то, чего не знает она? Или же это настолько нереально, что понимает даже тринадцатилетняя девочка?

Но одно она знает точно: она должна начать вести нормальную, более размеренную жизнь, и чем раньше, тем лучше.

Постоянная работа и отсутствие развлечений превращают тебя в скучную стареющую тетку, вынуждена была признать она с горечью.

Внутренне она вздохнула. И больше всего это относилось к ее сексуальной жизни, вернее, к той ничтожно малой части жизни, которую она выделяла для этого.

Секс для нее был связан с Р.Л. Раз в две недели она правдами и неправдами урезала свое рабочее расписание, чтобы они могли быстро пообедать где-то и потискаться в постели. Р.Л. был прекрасным любовником, и то время, что они не виделись, заставляло ныть ее сердце.

В остальные дни ей удавалось иногда видеться с Лео Фладом. Это всегда было прекрасно, Лео – джентльмен до мозга костей, но он никогда не делал попыток физического сближения, чего она так жаждала.

При каждой встрече Лео неизменно поднимал вопрос о браке. „Я все еще жду, когда вы скажете „да", повторял он.

На самом же деле она просто не могла принять решение, но сознавала, что рано или поздно ей придется это сделать. Ее метание между Р.Л. и Лео Фладом не может продолжаться вечно. Из двух полужизней нельзя сложить одну.

Но кто? Лео? Или Р.Л.?

Она не знала.

– Прошло уже почти три месяца, босс, – напомнила Кармен Толедо. – И ни одно из подразделений наблюдения ничего не сообщило. Ты думаешь, ему известно, что мы охраняем ее? – И она скосила на Кочину свои темные, отливающие маслянистым блеском глаза.

Он промычал что-то и пожал плечами.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю. Наши люди хорошо замаскированы. – Он взял из бумажного пакета толстый сэндвич с салатом и откусил огромный кусок. – Некоторые чуют полицейских за версту, – проговорил он с набитым ртом, подхватывая языком ломтики кислой капусты.

– Да, но как он может это знать? Несколько наших сотрудников дежурят в клинике под видом пациентов. Женщина-полицейский постоянно находится в соседнем доме как служанка, и еще один наш человек возит Билли Дон в ее автомобиле. Мы же пользуемся только „продуктовыми" и „техническими" фургонами или машинами без опознавательных знаков.

– Я уже сказал, может, он чувствует. – Кочина проглотил еще один кусок и открыл банку с содовой.

Он предложил ей вторую, но Кармен отказалась. – Ты уже говорила с ними?

– Да, с Билли Дон. С доктором не удалось, он был занят.

– И как она?

– Нормально. Она храбрая, но напугана до потери сознания. Она очень хочет, чтобы эта жуть поскорее кончилась.

Он невесело усмехнулся.

– И не только она. – Откусив еще кусок, он вытер рот рукой и выглянул из-за затемненного окна патрульного фургона. На улице вокруг клиники все выглядело, как обычно, около дома – тоже.

– Босс?

Он вопросительно взглянул на нее.

– А что, если он не объявится в ближайшее время? Что, если он выждет до тех пор, пока мы не перестанем охранять ее?

– Мы будем охранять ее, – прорычал Кочина, – я дал слово.

– Да, конечно, но ты слышал, что вчера сказал шеф. Три смены по шесть человек стоят налогоплательщикам огромных денег. Ты же знаешь, как он к этому относится.

Кочина отхлебнул из банки.

– Не беспокойся. Шефу так достается от своего начальства за этого типа, что он и бабушку родную поставит на дежурство, если сочтет нужным. А если потребуется, я буду охранять девушку в свое личное свободное время. Мне положено два с половиной месяца отпуска.

Кармен неожиданно улыбнулась.

– А у меня как раз тоже будет три недели. – В этот момент ожила рация. Она нажала кнопку, послушала и повернулась к Кочине. – Это Стью, босс. Он говорит, что скоро они выйдут из дома и поедут завтракать в ресторан „Шербур" на 57-й.

Он крякнул.

– Хорошо, скажи, чтобы Розенталь с Джефферсоном подняли свои задницы. Я хочу, чтобы они были в ресторане раньше, чем туда приедут доктор и девушка.

– О'кей, босс, – наклонилась она к микрофону.

– И пусть не халтурят, – проворчал он, откусывая еще кусок сэндвича, – я не могу допустить никаких фокусов.

– А ты уверен, что они все еще охраняют нас? – спрашивала Билли, уже сидя в ресторане. – Я никого не видела.

– Потому что это замаскированные полицейские, – Дункан слегка улыбнулся. – Мы и не должны их видеть. Но они где-то рядом.

– Наверное, ты прав. У меня просто сдают нервы. Когда я выхожу, то начинаю волноваться, а внутри все дрожит. – Она замолчала, потому что подошел официант. Взяв бокал с вином, быстро сделала глоток.

Дункан взял ее за руку.

– Слушай, ну нельзя же все время быть на нервах, – сказал он ласково. – Поверь, они постоянно охраняют тебя. Но главное, постарайся забыть все, что случилось.

– Но как я могу после того, что он сделал с Оби и Эрминой?. – Она готова была расплакаться. – Док, он уже дважды проникал туда, где я живу, и на этот раз – Эрмина! Сначала – квартира, где мы жили с Оби, теперь – твой дом!