— Знаю.

— Хорошо.

— Чем же это так хорошо?

— Потому что, как ты сказал, — Донован с важностью и значением слегка постучал по баллону, — надо же где-нибудь начинать. А Планетарный Центр Обороны, как пришло мне в голову, не хуже любого другого, даже лучше многих других. Военные в наши дни должны быть суперменами. Здоровое тело, — какое-то еле уловимое возбуждение на мгновение пробежало по его лицу, а затем ушло, — и здоровый дух. Если кто-либо смог бы достаточно быстро выздороветь после шока пробуждения ото сна и сделать что-либо хорошее нам или себе, это был бы человек, которых выбирают для комплектования ПЦО.

— Допустим. Но как вы предлагаете приступить ко всему этому? Вне всякого сомнения, на территории каждого ПЦО в этой системе сейчас устроен лларанский командный пункт, их технические специалисты разыскивают оборонные секреты, а охрана следит, чтобы не случилось ничего подобного тому, что вы замышляете.

— Вне всякого сомнения, — согласился Донован.

— Итак?

— Всегда имеются пути и средства, парни, пути и средства. — Он снова определил вес баллона. — Между тем перед нами стоит тактическая задача: попасть из Джорджии в Техас и уцелеть. Это требует созыва военного совета. Когда начинаются ваши сверхъестественные визиты к лларанцам?

Риерсон посмотрел на часы:

— Через два часа.

— Хорошо. У нас достаточно времени тщательно обсудить все вопросы. — Он посмотрел на Харриса: — А куда бы мог деваться Ногалес?

Толстяк пожал плечами.

— Полагаю, смущает кого-нибудь в одном из окошек к северу. Он страдает от совсем недавно пробудившейся совести.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду прежде всего его чувстве вины за то, что он втянул в эти дела эту беременную девочку в Канаде, на флагмане Сарно. Я имею в виду, что в свободное время он вспоминает свою неудачно проведенную молодость и жалеет сам себя.

— Черт бы меня побрал!

— Весьма вероятно. Ты хочешь, чтобы я нашел его?

— Да. Доставь его в нижний подвал. Он сможет пожалеть себя как-нибудь в другое время, нам может понадобиться его автомат. — Он повернулся к Риерсону: — Пошли вниз.

И они пошли вниз.

Парни из линейного флота Z501V (кодовое название «Спящий») были первоклассными бойцами. Их отбирали взвод за взводом с передовых действующих фронтов и отправляли далеко в тыл за много месяцев до назначенного десанта на Землю. В тылу их изолировали в уединенных гарнизонах и держали в полном неведении относительно предполагаемой задачи из-за боязни разглашения военной тайны, по той же причине запретили увольнения и переписку. Они были мужчинами, в которых мощно бурлили жизненные соки, но также и послушными солдатами и поэтому с фаталистическим смирением своего племени мирились с недосыпом, оттачивали искусство стрельбы, принимали участие в бесчисленных азартных играх, которые являлись неотъемлемой частью гарнизонной службы. Они то размышляли о своих шансах выжить в зависимости от того, что высшее командование придумает на этот раз, то просто сидели и до обалдения глядели друг на друга.

Приказ грузиться не принес никакого облегчения, облегчение мог дать только яростный бой. А вместо этого — опять ждать, теперь в корабельной тесноте. Флот затаился в ожидании сигнала нанести удар. На смену скуке пришло выворачивающее душу напряжение, потому что опасность, что их обнаружат, росла с каждым мгновением. А затем наконец инструктаж, посадка в воздушные суда, полет над планетами, почти не оказывающими сопротивления, и — после первой суматохи при посадке — устройство гарнизонов в бомбоубежищах. Что в конечном итоге было просто новой формой ожидания.

Долго сдерживаемая внутренняя энергия искала выход. Парни из Z501V устали от ожидания. Они были послушными солдатами, они выполняли приказы, они бесконечно долго ждали и прыгнули с парашютами, не задавая вопросов. Теперь они посчитали, что пришло время стравить накопившийся пар, совершить небольшую мужскую диверсию.

На второй день после высадки они подали свои солдатские прошения по установленной форме.

На шестой день полным ходом шли приготовления, лишь немногим уступавшие по важности проблеме непострадавших.

На десятый день первые части, которым должны были дать увольнительные, получили свои обычные небольшие подачки из лавок, требуемый антидот от флагмана; некоторые города были выделены в их распоряжение, был организован транспорт.

На четырнадцатый день, несмотря на внезапную и необъяснимую отмену отпусков для некоторых отрядов, которые больше всех нажимали на командование, празднества набирали ход.

На пятнадцатый день они уже шли полным ходом. А на шестнадцатый…

Ночь раскинулась под летним небом, под мириадами звезд лежал во сне молчаливый, затемненный город. Две фигуры сидели в кабине грузовика, стоящего у обочины, и наблюдали пристальным взглядом за единственным оазисом света и звуков в полной бетонной тишине. На другой стороне улицы стояло длинное низкое здание из стекла с вкраплениями кирпичной кладки, сверкающее от яркого освещения и исходящее приглушенными шумами веселья. За этими гигантскими непрозрачными окнами, через которые проникал рассеянный мягкий желтый свет, совершенно безразличный к погруженному в сон городу и неусыпному присутствию двух военных полицейских, гулял и получал удовольствие славный третий батальон 6077го пехотного полка.

Вдруг широко распахнулась дверь, и в ночь буйно выплеснулся смех, громкие выкрики и еще более шумная музыка. На фоне света мгновенно вырос какой-то силуэт. Он неуверенно покачивался. Голоса, раздавшиеся вслед вышедшему, и непристойные шутки по поводу его неспособности удержать выпивку затихли, как только дверь с шумом захлопнулась.

Военный полицейский, сидевший на месте водителя, начал было подниматься со своего места при виде открывающейся двери, но потом снова уселся.

— Они действительно устроили себе бал, а?

Его напарник покатал жвачку из травки фальцуок во рту, тщательно сплюнул на землю.

— А почему бы и нет?

— Да-а, — вспылил водитель. — Я бы мог быть уже на борту корабля и давил бы клопов, если бы они были там, где им положено быть, и делали бы то же самое, а не путались с иноземными бабами.

Тот, который жевал травку, ухмыльнулся в темноте.

— Никак ты завидуешь, Васк? И кому — этим скромнягам пехотинцам?

— Мне до задницы их скромность! Пехота всегда получает больше всех, и всегда первой! Терпеть не могу.

— Ты, очевидно, также терпеть не можешь прыгать вниз с высоты четыре или пять сивебов над вражеской планетой, когда безопасность твоей бесценной особы обеспечивает лишь винтовка и гравишю1,- заметил жующий травку. — Иначе я был бы лишен твоего приятного общества в этот прекрасный летний вечер. — Служба в военной полиции такая же почетная, как и любая другая!

— Согласен. Однако она несколько менее опасна, чем в пехоте. Начальство это понимает и в какой-то мере компенсирует опасности некоторыми привилегиями, например привилегией первыми выбрать иноземных женщин. Расслабься… придет и твоя очередь.

— Ты все перевернул наоборот, да? — саркастически спросил Васк.

— Да, — ответил второй. — Поэтому почему бы не отбросить печальные мысли и не насладиться прохладой вечера после знойного дня? Посмотри на звезды — они отсюда смотрятся совсем иначе, чем с Виллара.

— Я с Заксена, а не с Виллара, — огрызнулся Васк. — И я не глазею на звезды.

— А ты попытайся, поглазей. Успокаивает и укрепляет дух, охлаждает вспыльчивых…

— Но без женщин!

— Ты, — со смехом сказал тот, который жевал жвачку из травки, — безнадежен.

— Я? Это ты безнадежен. Женщин иметь надо, а ты считаешь звезды!

— Я считаю звезды, — согласился его напарник. — Мы встречаем батальон на взлетно-посадочной полосе, сажаем в грузовики и сопровождаем сюда. Они, получив увольнительную, проводят здесь ночь свободы: накачиваются дешевым пойлом и удовлетворяют низменные инстинкты с управляемыми ультразвуковым контролем бабамизомби. Затем мы доставляем их обратно мертвецки пьяными и пресыщенными в их бомбоубежища, чтобы они дальше несли дежурство, сидя рядом с живыми трупами. Это всего лишь механический публичный дом: несчастные создания с пустым взглядом и парализованными мозгами танцуют под звуки мелодий, извлекаемых из таких маленьких коробочек у них на головах. Мы спим днем и укрощаем буйствующих пьяниц ночью, — конечно, мерзкое занятие, — и тем не менее не можешь же ты вскочить и присоединиться к ним. — Он сполз вниз и удобно положил голову на спинку сиденья. — Я считаю звезды, — повторил он. — И я благодарен им за компанию.